– Синдром Хармонта…

– Ой, да брось ты! – отмахнулся Руслан. – Ты и вправду в это веришь?

– Верю, – твердо ответил Громов. – Ты сам видел, что случается с теми же сталкерами. Вспомни Колю Терещенко, лаборанта из кибернетического.

– У которого рак легких был?

– В том-то и дело, что не рак. Новообразование иного генетического вида.

– Так он же в Зону не ходил.

– Он с роботами работал, которые материалы из Зоны вытаскивали. И, по слухам, имел дельце на стороне.

Громов подкинул на ладони инопланетную «булавку».

– Я думал, это так, байки.

– Я тоже так раньше думал, – тихо сказал Ткачев.

– Так что же, и эти истории про переселенцев из предзонья, которые якобы приносят с собой несчастья в другие города, тоже не выдумки?

– Не могу сказать. Но, говорят, статистика это подтверждает.

– Да читал я ту статью, помню, – Руслан сел на пень, на котором «разделывал» консервы. – Но тут же совсем другой случай, Ильюха. Тут жизнь твоя на кону. Ты вон полчаса назад ботулизма не испугался, а здесь какой-то непонятный синдром.

– Если нас спасут, то от ботулизма вылечат, – веско заметил ученый. – А от синдрома Хармонта лекарства нет.

Громов шумно почесал уже дающую о себе знать щетину, убрал «булавку» в карман. Буркнул разочарованно:

– Как-то ты поздно спохватился об этом думать. Я слышал, что этой дрянью больны все, кто часто и подолгу в Зоне бывает. Вне зависимости от того, трогали они эти инопланетные хреновины или нет.

Илья промолчал, задумчиво ковыряя палочкой в земле.

– Ты пойми, это сейчас необходимо, – Громов наклонился вперед. – У нас нет другого выхода. Ты можешь не дожить до спасения. Ну чего ты молчишь, Илья?

Ткачев стукнул палкой по ноге и нехотя ответил:

– Мне сейчас нельзя так рисковать. Пока можно обходиться без внеземных материалов, я буду без них обходиться.

– Хватит ходить вокруг да около! В чем дело?

Илья рассеянно пожал плечами, грустно улыбнулся.

– Мы с Полиной хотим завести ребенка.

И, опустив голову, добавил:

– Хотели.

– Ты боишься, что может родиться дифферент? – понял Руслан.

– Да, боюсь.

– Но Семен-то нормальный родился, – возразил Громов. – Сколько ему уже? Семь?

– Да, семь.

– Ну вот, нормальный же! Кстати, давно его не видел. Хоть бы фото показал, что ли. Вымахал, наверняка бугай! Семка же у тебя крупный, в деда пошел. Он все там же, у твоих, в Краснодаре?

– Да, в Краснодаре, – торопливо ответил Ткачев. – Давай закончим этот разговор. Я устал.

Он откинулся на положенную под голову бухту репшнура и прикрыл глаза рукой.

– Ну ладно, – несколько обиженно сказал Руслан. – Дело твое. Пойду тогда костер разведу на болоте и тоже лягу. Ноги гудят, аж до мозга прошибает.

Г. Искитим, Новосибирская область

14 июля 2016 года

Василий с трудом поставил на место старую перекосившуюся дверь, та с неприятным скрежетом проелозила по грязному полу.

– Да, Гуреев, есть у тебя тяга к драматическому антуражу, – протянул Сан Саныч, осматривая почерневшие стены, высокий потолок с покрытыми махровой ржавчиной трубами, металлическими столами и окаменевшей кучей угля под окошком на потолке.

Старая котельная заброшенной волоконной фабрики – первое, что пришло в голову Василию. Котельная располагалась на обширной индустриальной территории, ныне гнилой и пустынной, которая мертвым сиамским близнецом жалась к Искитиму. Здесь доживали свои дни выброшенные из предзонья наркоманы, здесь в каждом залитом водой котловане можно было найти по несколько трупов криминальных неплательщиков, здесь, подальше от посторонних глаз, сводили счеты. Так было не всегда.

В окрестностях города когда-то успешно разрабатывали известняковые карьеры, производили асфальт, шифер, цемент и железобетонные изделия. С приходом Зоны вся промышленность медленно захлебнулась и уверенно пошла ко дну. Кто-то успел вывести активы в другой, более спокойный регион, кто-то распродал все, что еще можно было продать. Сырье и продукция, производимые городом, стали пользоваться дурной славой, словно Зона насыщала их смертельной радиацией или иными, неизвестными ранее злокачественными способностями. Неоднократные комиссии опровергали подобные слухи, но их доклады слабо исправляли ситуацию. В итоге, а также из-за нехватки рабочих рук, промышленность Искитима скатилась в пропасть, оставив после себя чернеющие на фоне неба коробки цехов и складов. Еще дышали на ладан небольшой цементный заводик, чей директор стойко бился за дело всей своей жизни, да несколько мастерских по производству мебели – местная древесина оказалась очень податливой к обработке. Но после того, как Зона шагнула прямо под стены города, и их судьба оказалась предрешенной.

Аскет и Ватсон втащили упирающегося мужика, топающего голыми ногами по бетонному полу, взгромоздили на металлическую табуретку с разодранной подушкой, из которой торчал пожелтевший поролон. Мужик, голый и трясущийся, больше никому не угрожал, хотя совсем недавно распалялся, лежа в подпрыгивающем на ухабах багажнике. Сейчас он выглядел жалко – обрюзгший, в съехавших набок трусах, с глупыми пучками волос над ушами, с бегающими глазками поверх рябых щек.

Пока Ватсон, наклонившись, сверлил несчастного взглядом в упор, глаза в глаза, запрещая смотреть в другую сторону, Аскет сходил к машине и вернулся с широким скотчем и канцелярским ножом. Когда он подошел ближе к сидящему на табурете, Ватсон отошел в сторону, и мужик увидел надвигающегося бойца, спокойного и отстраненного, у которого в руке тускло блестело лезвие.

– Я все скажу! – забулькал Фома, плюхая полными губами.

– Да мы и не сомневаемся, – вступил в игру Сан Саныч. Он тепло, по-дружески, улыбнулся барыге. – Нам ведь нужен сущий пустяк, правда, мужчины?

Аскет промолчал, а Ватсон охотно кивнул, заходя Фоме со спины. Тот в панике закрутил головой, но тут уже включился Аскет.

– На меня смотри! – проревел он. – Прямо в глаза. Отведешь взгляд – сделаю больно.

Фома подчинился, покорно положив руки на ободранные колени.

– Скажи, Фома, ты за белых или за черных? – спросил Сан Саныч.

– Что? – Барыга непонимающе скосил взгляд. – Я не…

– В глаза! – рявкнул Аскет, делая шаг к мужчине.

– Так за белых или за черных? – повторил вопрос командир, прохаживаясь по котельной и разглядывая ржавые механизмы.

– Не знаю… За белых, – запинаясь, ответил Фома.

– Ты же знаешь, что в шахматах первый ход всегда делают белые фигуры, верно? – продолжил командир, а Гуреев пытался понять, к чему он клонит. – Считается, что это дает преимущество. Но на самом деле, если белые не реализовали право первого удара, то у черных больше шансов выиграть в короткие сроки.

Он подошел к практически не мигающему Фоме, положил руки ему на плечи. Барыга дернулся, но не посмел отвести взгляда от черных зрачков Аскета.

– О, какой ты напряженный, – Сан Саныч принялся массировать шею и плечи Фоме. – Ты сейчас гадаешь, зачем я тебе все это рассказываю? Причины ровно две, мой друг. Первая причина звучит так – я хочу, чтобы ты понял, что, играя за белых, на своей территории и в полной уверенности в собственной неуязвимости, ты уже проиграл первый ход и, как следствие, всю партию. Вторая причина банальнее – я хочу, чтобы ты слушал звук моего голоса, успокоился и начал мыслить рационально, принимая верные решения.

Внезапно командир резко погрузил пальцы в подключичные впадины Фомы, отчего тот завизжал и, извиваясь, сполз на пол. Подскочивший Ватсон рывком дернул его на место, пнув в голень.

– А это я сделал затем, – как ни в чем не бывало отряхивая ладони, сказал Сан Саныч, – чтобы ты понимал, что я могу в любой момент сделать тебе некомфортно. Мы поняли друг друга, дружище?

– Да-да, я все понял, – поспешно пролепетал барыга, морщась.