На причал выехали восемь военных джипов, оставшихся после спешной эвакуации американцев в начале девяностых, все перегружены африканцами в камуфляжах с автоматами.
– Ни хрена себе! – присвистнул Параев.
– Тут никакие рогатки не помогут, – заметил боцман.
– Банда Бабека! – беспечно произнёс Асанов, забросив под мышку папку с документами, и побежал по трапу вниз.
– Сейчас нас всех в рабство продадут, – предположил кто-то из мужиков. – А его завалят тут же.
– Должны завалить, – согласились остальные…
Банда полевого командира Бабека была одной из самых могущественных в Сомали и контролировала весь порт и несколько городских кварталов двухмиллионного мегаполиса. На премьер-министра и президента страны Бабек чихал, творил своеволие и вообще жил независимым князьком, но в общении с зарубежной прессой твёрдо заявлял: «Мы с президентом друзья!»
Когда американцы пытались очистить порт от боевиков Бабека и прислали сюда больше двадцати пяти тысяч морских пехотинцев, Бабек отступил, выждал время, а потом так отшуровал из миномётов и АКМов незваных гостей, что в Вашингтоне никак не могли решить, что же делать. Горстка дикарей совсем не боялась всесильного флота великой Америки. Люди Бабека, словно муравьи в траве, рассыпались по городским джунглям большого Могадишо, продолжая днём и ночью исподтишка убивать американцев и помогавших им европейцев.
В контракте прохождения военной службы американским солдатам было гарантировано бесплатное питание, бесплатное обмундирование, месячный оклад в две тысячи долларов, возможность получить во время службы высшее образование и возможность посмотреть мир. Но там нигде не указывалось, что на втором году службы тебя может завалить некто Атаута-Тута-Мута, который до сих пор на ночь молится своему автомату и считает белых людей недоразвитой ветвью человечества. Интервенция провалилась – американцы уехали, оставив пирамиды бочек с горючим, а «победитель» Бабек, вернувшись в порт, обнаглел ещё больше, то есть сверх всякой меры. А он и до этого был безмерно наглым хамлом!..
Давно это было…
Прошли годы, но ничего не изменилось. Бабек так и царил в порту.
Как это было ни удивительно, злодеи в джипах Асанову обрадовались, бросились пожимать руки, обнимать, а после потеснились, давая место в джипе, и вся кавалькада умчалась.
– Петрович умеет с чёрными разговаривать, – глубокомысленно заявил боцман Мягков – упитанный щекастый человек в рабочем комбинезоне. Он поиграл рогаткой и, уже совсем успокоившись, пошёл на камбуз, разузнать, как дела, – время близилось к обеду.
С наступлением темноты началась разгрузка, – прожектора осветили сухогруз, портовые краны вытягивали из грузового отсека гигантские, упакованные в белую материю тюки и опускали их прямо на причал. На причале бегали местные грузчики – тюки складировались в трейлеры и увозились в неизвестном направлении.
Усталый, но весёлый Асанов вернулся на борт.
– Петрович, что там?
Матросы тусовались у капитанского мостика, предчувствуя аванс и выход в город.
– Бандиты, – коротко объяснил ситуацию видавший виды Петрович. – Через десять минут начну выдавать аванс – сейчас по сотне, утром – ещё столько же.
– Сразу две можно?
– Вы же сейчас на берег ринетесь, а там б…и и пьянь непутёвая. На гудёж – по сотне баксов за глаза хватит, ещё сдача останется, а на базар и личные закупки – утренняя выдача.
– Угнетаешь ты работяг, Петрович.
– О вас же думаю.
Асанов вошёл на мостик. Капитан Утанов склонился над картой, подняв глаза, задал немой вопрос.
Асанов бросил папку с документами на стол, схватил термос с остывшим кофе.
– Не ожидал, что договорюсь с Бабеком. Он с каждым годом всё наглее становится. За разгрузку берёт отступного двадцать кусков зеленью. Боялся – заломит. Он здесь всему владыка, как скажет, так и будет.
Налив в крышку термоса кофе, он жадно опрокинул его в рот, блаженно выдохнул воздух.
– Уф-ф. Адреналин сплошной от такой работы… Ситуация на берегу спокойная. Бабек заверил, что никого не обидят. Думаю, людей пускать можно.
Капитан пожал плечами – можно так можно.
Асанов заулыбался.
– А вам, Александр Саныч, как аванс выдать? Сразу три тысячи долларов, или тоже в город пойдёте?..
Огромный амбал, в парадной форме милиционера времён Советского Союза, опрокидывая столики, прошёл в середину кафе. Было накурено. Форма милиционера сидела на нём как влитая.
Один волосатый негодяй, не выдержав строгого взгляда, вскочил.
– Какие ваши доказателства? – завопил он по-русски с жутким американским акцентом.
Шварценеггер двинул в него могучим кулаком, свалив на пол вместе со столом и стульями…
* * *
– Ишь, как у них! – ухмыльнулся, качнув головой, Катаев и отвернулся от экрана телевизора.
Его взгляд упёрся в бритую физиономию юного племянника, – родители отмазали его от армии, но на пользу это парню не пошло. Сейчас он сидел, набычившись, на диване и ждал разгоняя. Под обоими глазами красавца светились профессионально поставленные фонари.
Голос Катаева гремел, как проповедь папы римского:
– В Америке не разбираются – хрясть по морде! Ты понял? А? У них быстро дерьмо на место ставят!
– Это про нас показывают, – сердито возразил племянник. – Про Москву. Шварценеггер советского милиционера в этом фильме играет. Лихие девяностые…
– Про нас? Правильно показывают, – тут же согласился Катаев. – У нас с бандюганами теперь тоже не церемонятся, прошли времена.
Фонари родному племяннику засветил сам Катаев – «подарок от любимейшего и почитаемого дяди».
Когда Катаеву настучали осведомители о проделках Павлика, Катаев решил привести племянника в чувство не через обожавших единственное чадо родителей, а лично.
– Кто я? – спросил Катаев, найдя племянника у небольшого рынка в одном из районов Подмосковья.
Павлик не удивился наезду дяди, ответил скороговоркой, словно юный солдат, прибывший в часть:
– Ты мой дядя. Майор ФСБ. Хороший человек.
– Правильно, – согласился Катаев, но не подобрел. – А ты, знаешь, кто ты есть?
– Тоже хороший парень? – Племянник радостно заулыбался.
Катаев махнул ладонью суровым дружкам племянника, и те мгновенно отошли на очень далёкое расстояние, чтобы не мешать «родственному общению». Катаев рыкнул на племянника:
– Ответ неправильный, мой юный друг. – Улыбка дяди не предвещала племяннику ничего хорошего. Катаев взвился: – Ты козёл! Родину защищать ты с…ь, а пойти в бандитские шестёрки ума и совести хватило! Ходишь с толпой ублюдков и мелких торгашей грузишь! Кто ты такой? У тебя же плоскостопие и этот… рахит! И ещё, в твоём покупном диагнозе – скудоумие и недержание мочи. Ты конченый урод! Ты в армию России идти испугался! Ты трус!
– Хватит! – огрызнулся племянник.
– Правильно, хватит болтовни, – снова согласился Катаев и, всё-таки сдерживая силу (не убивать же родню!), врезал кулаком, сначала в правый, а когда племянник попытался подняться, и в левый глаз любимейшему младшему родственнику.
Рэкет-компания, таких же, как Павлик, слюнтяев-шестёрок, дёрнуться на Катаева не посмела, и посметь не могла – эти товарищи за версту чуяли, с кем имели дело. Трусливо улыбались на расстоянии…
Дома Павлик поклялся завязать.
Теперь Катаеву предстояло решить, что делать дальше, – работать Павлик ленился, а найти место, где давали деньги ни за что, было не так-то просто…
Катаев ещё раз измерил злым взглядом «любимого» племянника и, повернувшись к телевизору, переключил канал. Диктор с сурдопереводом оглашал новости:
«Второй месяц в порту Могадишо находятся в заложниках четырнадцать членов экипажа сухогруза „Обезьяна“. Российских граждан захватила бандитская группировка полевого командира Бабека, контролирующая порт и прилегающие районы столицы Сомали. Сухогруз доставил в порт Могадишо спецгруз. За разгрузку и обслуживание группировка Бабека получила оговоренные деньги, но Бабек потребовал ещё сто тысяч долларов. Магаданская фирма „Реликт“ отказалась идти на поводу у военной группировки. В отместку Бабек захватил корабль – российские моряки не имеют права сходить на берег и находятся под неусыпным контролем двадцати боевиков, вооружённых автоматами».
