Бой был окончен. Модести видела, что в отдалении люди Абу-Тахира вели пленников в сторону монастыря. Затем трое или четверо арабов отделились от группы и повернули назад. До них было несколько сот ярдов, но Модести распознала среди отколовшихся Абу-Тахира. Ну а человек в коричневых брюках и темно-зеленом пиджаке оказался не кем иным, как Таррантом.
Поль был неподалеку. Он стоял на выступе скалы, потом вдруг съехал вниз и исчез.
— Я сейчас, Вилли, — бросила Модести и двинулась к скале. Когда Поль снова появился в поле ее зрения, он уже бежал, а в руке у него был «кольт-кобра». Увидев Модести, он перешел на шаг, убрал оружие. Она заметила на его лице две глубокие складки от носа к уголкам рта. Глаза были усталые.
Они стояли и смотрели друг на друга. Неподалеку валялось два трупа, и каменистая земля была в лужах крови.
Хаган покачал головой. Пытка длилась долго, но теперь все же окончилась. Было томительное ожидание, были страхи. Телефонные звонки, спешные приготовления, стремительный переезд из Порт-Саида к военному аэродрому, ожидание людей Абу-Тахира, потом казавшийся нескончаемым перелет над Средиземным морем в планере, который тащился на буксире у транспортного самолета. Хаган вспоминал, как Таррант, удивительным образом забыв о декоруме, буркнул Абу-Тахиру: «Ни черта с вашими алмазами не случится, они-то прочные», а Абу-Тахир, поглаживая винтовку, отвечал: «Я тоже волнуюсь сначала за Модести, сэр Таррант». Потом вдруг Поль увидел сверху картину неравного боя на мысу и лишь после этого, выкинув из головы все лишнее, сосредоточился на посадке. Он вспоминал все эти кошмарные моменты, свои сомнения — не утратил ли он навыки, сумеет ли посадить планер, а затем удивление, когда, несмотря на все осложнения, планер все-таки приземлился и они вылезли из него целыми и невредимыми.
Еще полминуты назад надежда совсем угасла в груди Поля Кагана. Он превратился в ходячий призрак, слонявшийся между скал в поисках ее бездыханного тела. Но теперь он снова ощутил себя человеком из плоти, крови, мускулов, костей. Он чувствовал теплые солнечные лучи, падавшие ему на лицо, радовался утру.
Модести улыбалась ему слегка неуверенно, словно не сразу узнала его. Ее лицо было в ссадинах, перепачкано пылью, руки сделались совершенно черными. Она стояла перед ним в ботинках без каблуков, свитер был порван, и на брюках зияла дыра. Влажные волосы прилипли к голове, но все-таки они свободно спускались до плеч. У Модести был вид подростка, увлекшегося игрой на дворе среди мусорных ящиков.
— Боже правый, — медленно сказал Хаган. — Ну как такое милое создание могло уговорить меня затащить его в кровать?
Усталость обволакивала Модести серой пеленой, но все же она ослепительно улыбнулась.
— Ты застал меня врасплох, — сказала она. — Я не ожидала вас так рано. Да и утро выдалось напряженное.
Он обнял ее и наклонился, чтобы поцеловать в губы. От нее пахло потом и порохом, и это сочетание удивительно его возбуждало. Он взял ее за руки и вдруг словно окаменел, увидев на рукаве свитера запекшуюся кровь.
— Это не моя, — ответила Модести на его безмолвный вопрос. — Это Вилли.
— Серьезное ранение?
— В бедро. Могло быть и хуже. Но все равно надо им сейчас заняться.
— El sayide! — воскликнул Абу-Тахир, подходя к ним в сопровождении Тарранта и троих арабов. Лицо шейха светилось возбужденной радостью. — Большое было сражение, — сказал он, крепко обнимая Модести. — Сэр Таррант очень за тебя волновался, Модести, но я все говорил ему, что…
— Погодите, дорогой Абу-Тахир. Вилли Гарвин ранен. Мы еще успеем поговорить попозже.
— А! — воскликнул шейх, тревожно глядя на Модести. — Куда идти?
— Вон туда. — Она улыбнулась Тарранту, и его взгляд сообщил ей о многом. У края впадины они остановились. Вилли, опершись на локте, обшаривал карманы убитого боевика.
— Привет, Вилли, — сказал Хаган. Вилли поднял голову, и в его тусклых глазах вдруг загорелась надежда:
— Покурить не найдется? — спросил он. — А то этот кретин, похоже, решил завязать.
Таррант сидел на стуле под южной стеной монастыря и грустно смотрел через вымощенный двор на голубые морские дали, сверкавшие под лучами полуденного солнца. Вокруг стояла тишина, и у него перестало ломить тело, отпустила головная боль.
Из дверей появилось двое арабов. Они несли труп, завернутый в одеяло. Арабы пересекли двор и положили свою ношу рядышком с другими, также завернутыми телами. Семнадцать, автоматически отметил Таррант и подумал: успели ли они снять тело миссис Фозергилл из петли?
Арабы снова прошли в монастырь. Работы у них оказалось по горло. Абу-Тахиру и его людям нужно было поскорее привести все в порядок. Монахи соорудили нечто вроде полевого госпиталя.
Таррант посмотрел на часы. Если все будет идти как положено, а британский посол в Каире и его коллега в Стамбуле сделают свое дело, то в самое ближайшее время к острову подойдет турецкий военный корабль. Турки — реалисты и, скорее всего, закроют глаза на случившееся, приняв объяснения людей Абу-Тахира, почему они оказались на этом острове. Таррант решил, что ему надо потолковать со старым разбойником — пусть пообещает отреставрировать монастырь. Такое обещание может сослужить всем хорошую службу.
Впрочем, его собственное положение оставалось в высшей степени щекотливым. Посол в Каире категорически запретил ему участвовать в высадке с планера. Это дело Абу-Тахира как правителя суверенного государства Малорак, подчеркнул его превосходительство. И совершенно неуместным было бы появление там сотрудника секретной службы ее величества.
Тогда Таррант промолчал, но не выполнил инструкций посла на том основании, что имел распоряжение от министра находиться в непосредственном контакте с Абу-Тахиром. Что ж, от него могут потребовать подать заявление об отставке. Или вручат букет цветов. Все зависело от реакции турецкой стороны.
Таррант улыбнулся про себя и подумал: чем бы все это ни закончилось, Джек Фрейзер умрет от зависти, когда узнает, как развлекался его шеф.
Из монастыря вышел Хаган, Таррант придвинул ему второй стул.
— Монахи трудятся в поте лица, — сказал Поль. — У них тут неплохая хирургическая бригада.
— Как Вилли?
— Они только что закончили обрабатывать его рану. Сейчас Модести привезет его. — Хаган сел и посмотрел на Тарранта. — Плохо получилось с Габриэлем и с этим его Макуиртером.
— Модести не удивилась, когда узнала, что они сбежали, — сказал Таррант, пожимая плечами. — Габриэль из тех, у кого всегда есть куда скрыться. Вы не выяснили, какое плавсредство он прятал в скалах на западной оконечности острова?
— Семнадцатифутовый катер с двумя спальными полками. И большим запасом горючего. Если они доберутся до сирийского побережья, то я гроша ломаного не поставлю на то, что их можно будет там схватить.
Таррант кивнул. Затем спросил:
— А Модести не беспокоится, что Габриэль остался на свободе? Я имею в виду в смысле собственной безопасности?
— Нет. — Хаган закурил сигарету и добавил: — Она вообще мало беспокоится о том, что будет завтра или послезавтра. Кроме того, по ее словам, Габриэля интересует только то, что приносит барыш. Так уж он устроен.
Какое-то время они сидели и молчали, потом Хаган спросил:
— Ну и как, по-вашему, она когда-нибудь еще согласится на вас поработать?
— Когда-нибудь, наверно. Только не в ближайшее время. Модести ведь не мой агент, как вам прекрасно известно. Она не принадлежит никому.
— Это точно, — кивнул Хаган. — Никому. А кстати, на вас вообще работают много женщин?
— Кое-кто работает. И кое-кто очень даже неплохо. Но они курсируют не в таких бурных водах. — Таррант обвел рукой остров, намекая на все, что тут произошло.
— Рад это слышать, — отозвался Хаган. — Потому как эта работа не для женщины. Да и в общем-то, если вдуматься, не для мужчины тоже.
— Я не подозревал об этом, когда уговаривал ее принять участие в операции, а когда до меня наконец дошло, как это опасно, она уже не согласилась выйти из игры. Но она оказалась права, Хаган. Ловля на живца принесла свои плоды.
