— Смазывал бы…

— Что, кости?

— Ну да!

— Вообще-то она глупенькая, — продолжал Нико­лай. — Говорить-то с ней было не о чем...

— Правильно и сделала, что ушла, — заметил Сер­гей. — Почувствовала, что твоя любовь на замке, и ушла,

— Я две недели переживал, — сказал Николай. — А потом прошло. А не ушла бы — жил. Можно и к этому привыкнуть.

— М-да, плохи твои дела, — заметил Сергей. — Не женишься ты. А и женишься — опять сбежит. Холостяц­кая жизнь наложила на тебя свою костлявую лапу.

— Зато, по твоей теории, сохраню в неприкосновен­ности свое большое чувство, отпущенное природой,— улыбнулся Николай.

— Ты, как Кощей, будешь до смерти чахнуть над златом...

— Я бы и рад, Серега, влюбиться, да вот не полу­чается,— вздохнул Николай. — А что, если мне природа вообще не отпустила этого счастья, которое зовут лю­бовью?

— Не забывай слова Блока: «Только влюбленный имеет право на звание человека».

— Мне больше по душе высказывания на этот счет философов, а не поэтов, — блеснул своими познаниями и Николай. Он с детства выписывал в специальную те­традку понравившиеся ему мысли, изречения. — Вот что утверждает Шопенгауэр: «Только отуманенный половым влечением рассудок мужчины мог назвать прекрасным низкорослый, узкоплечий, широкобедрый пол». А вот что говорит Ницше: «Все в женщине загадка, и все в жен­щине имеет одну разгадку: эта разгадка зовется беременностью... Мужчина для женщины — только средство; цель — всегда дитя».

— Ты еще вдобавок и женоненавистник? — рассмеял­ся Сергей.

— Это не я, а они, — скромно заметил Николай.— Кстати, как Лиза с Большого Ивана? Все одна?

— К ней муж вернулся, — сказал Сергей. — Вылечил­ся от алкоголизма, приехал в деревню и теперь в совхо­зе бригадиром работает.

— И тут не повезло... — усмехнулся Николай и, взяв с сиденья «Огонек», раскрыл. — Помнишь, в газетах пи­сали, что после взрыва американцами водородной бомбы над Тихим океаном радиоактивный пепел просыпался на японскую шхуну с рыбаками? Так вот в этом году еще один рыбак умер в госпитале.

— Я оптимиет и верю в мир на земле, — сказал Сер­гей. 

— Вон тут что пишут... — ткнул Николай пальцем в журнал. — Какой-то китайский политик утверждает, что мировые войны необходимы человечеству. Они обнов­ляют народы, пробуждают их деятельность и двигают вперед прогресс... Пишет, что раз в двадцать пять — тридцать лет война людям нужна, как свежая струя в застойном болоте...

— Это не политик, а людоед, — заметил Сергей и, помолчав, спросил:

— Что там еще пишут?

— Пишут, что в Москве открылся съезд писателей Российской Федерации... на который тебя почему-то не пригласили... Двое наших ученых-физиков удостоены Нобелевской премии... У берегов Франции затонул тан­кер. Разлившаяся в море нефть грозит гибелью миллио­нам живых существ, как пернатых, так и водных... И еще одно, специально для тебя: ученые всего мира требуют прекратить убой китов. Их количество в миро­вом океане катастрофически уменьшается...

— Это приятная новость, — заметил Сергей.

— Ты знаешь, мне тоже стало жалко бедных ки­тов, — сказал Николай.

Сергей вдруг резко затормозил, даже машину немно­го в сторону занесло.

— Ты что, заснул? — возмутился Николай. — Я чуть было в окно не вылетел...

— Еж перебегал дорогу, — невозмутимо заметил Сергей. — Не мог же я его переехать!

— В следующий раз, пожалуйста, предупреди меня, — попросил Николай. — Я не хочу из-за какой-нибудь лягушки стать инвалидом...

— Ну вот, а еще хочешь за китов вступиться, — за­смеялся Сергей.

11

В вагоне стало душно, и Сергей вышел в тамбур. Здесь никого не было. Погромыхивала сцепка, толкали друг в дружку чугунные буфера, в приоткры­тую дверь со свистом задувал ветер. И где-то на крыше вагона будто кто-то в барабан стучит.

Под эти звуки он задумался. Валя Молчанова перед этой командировкой как бы между прочим сообщила, что ей звонила Лиля. Теперь она не Земельская, а Олени­на... Красивая фамилия. Не то что Волкова... С мужем и родителями собирается совершить путешествие на теп­лоходе по Волге... Он, Сергей, трясется здесь, в там­буре пассажирского поезда, а прыткий Юра Оленин вме­сте с Земельскими плывет по Волге матушке-реке и за бутылкой хорошего вина ведет задушевные разговоры с богатеем тестем... И они прекрасно понимают друг друга...

Часто он теперь ездит в командировки. Как и раньше, когда был фоторепортером... Впрочем, он не жалуется: новые города, села, новые лица. Это интересно. А может быть, он

кого-нибудь ищет? Или убегает от самого себя?..

Станция Сердце. Милая, знакомая станция! Сколько раз он проезжал мимо, а вот так и не удосужился сойти на ней. ..И в тот раз, когда впервые встретился с Лилей, он возвращался из командировки по этой железнодо­рожной ветке. И проезжал мимо станции Сердце...

Поезд дернулся и стал тормозить; Сергея прижало к стене. Проплыла желтая казарма, толстые березы, мешки на перроне. Проводница распахнула дверь и под­няла железный лист, Сергей посторонился, пропуская в вагон двух девушек с плетеными корзинами, обвязанны­ми белыми платками. Одна из девушек, увидев его, вски­нула черные брови, губы ее полураскрылись, будто она хотела что-то сказать, но так ничего и не сказала. Де­вушки скрылись в вагоне, а в тамбуре остался свежий аромат малины и черники. Сергей, еще не отошедший от своих воспоминаний, обалдело смотрел им вслед...

Он не слышал, как пошел поезд и проводница закры­ла дверь. Как во сне увидел на пригорке укрывшуюся под сенью толстых берез и тополей часовенку. Но вот и ее заслонила высокая девушка в синем трикотажном ко­стюме и блестящих ботах. Длинные прямые волосы цвета спелой ржи, тонкая талия... Сердце громко бухало по ребрам, а он все еще не мог поверить, что это она! По­чему же тогда она не остановилась, прошла мимо? Не может быть, чтобы это была она... Чепуха какая-то! Мало ли на свете людей, похожих один на другого? ..

Но ноги уже несли его в вагон, глаза жадно обшари­вали лица людей. Расталкивая пассажиров, зачем-то столпившихся в проходе, он пробирался все дальше по вагону. И вдруг он остановился, теперь в свою очередь загородив проход. Упрись ему сейчас в спину бульдозер, он и тогда бы, наверное, не почувствовал: перед ним у окна сидела Наташа. Она смотрела ему в глаза, прикусив нижнюю губу. Так поступают дети, ста­раясь не заплакать. Увидев ее, он стал понемногу успо­каиваться и перестал слышать свое сердце. Она здесь, в вагоне, и никуда больше не денется, не исчезнет. Тут даже окна наглухо закрыты. Будь она вольной птицей, и то не смогла бы отсюда улететь. Он не сразу заметил напротив нее другую девушку, с любопытством смотрев­шую на него, не слышал, что говорит Наташа. Он видел ее чуть встревоженные, но сияющие глаза, смотрел на шевелящиеся губы и... был счастлив.

— ...Это Варя, моя лучшая подруга, — наконец до­шел до него знакомый голос. — Мы ездили в лес за яго­дами. ..

«Ты здесь, а я этого не знал, — спрашивал Наташу глазами Сергей. — Когда ты приехала?»

— Мы набрали полные корзинки, — говорила Ната­ша. — Никогда не видела столько ягод…

«Как же так, Наташа? — спрашивал глазами Сер­гей. — Я так долго тебя ждал...»

— А вот грибов почему-то нет, — говорила Ната­ша. — Я только три штуки нашла. И то один червивый...

— Угощайтесь, — Варя стащила с корзинки платок и пододвинула к Сергею.

Мучительно соображая, что бы сказать, Сергей на­клонился над корзинкой. Ягоды были ярко-синие, будто запотевшие. Казалось, дотронешься до них — и брызнет черно-красный сок. Только сейчас он заметил, что губы у девушек были черные. Спелая черника так и таяла во рту. Красными угольками сверкала в корзине малина.

Сергей ел ягоды и смотрел на Наташу. Она улыбну­лась и тоже взяла из корзинки несколько ягод. Пальцы у нее были синие, будто она окунула их в чернила. Ото­рвавшись от ягод, Сергей поймал на себе изучающий взгляд Наташиной подруги. Девушка тотчас отвела в сто­рону смешливые глаза, на губах ее промелькнула улыбка.