А как хорошо начинались выходные! Душа радовалась… Накануне, в пятницу, на совещании у Юльки Полундры всей компанией постановили, что Натэлу давно пора ставить на лыжи.

– Граждане, середина декабря! – Полундра рубила рукой воздух, и ее рыжие волосы воинственно вставали дыбом. – Новый год на носу! Все восьмые классы рассекают давно! Атаманова нашего на районные соревнования выдвинули! А Натэлка еще на лыжах не стояла ни разу! Отличница называется! Хорошо еще, что заболеть в ноябре повезло, да еще две недели освобождухи, а теперь?! Как всегда, до последнего дотянули!

– Но я не умею на них кататься! – Натэла Мтварадзе с ужасом смотрела на друзей. – У нас в старой школе был бассейн, я плавать хорошо умею! А на лыжах никогда не стояла даже! О-о-о, у меня теперь будет двойка по физре, кошмар! По физре! Двойка!!! Бабушка не переживет!!!

В том, что бабушка Натэлы, дама железобетонного характера, переживет не только внучкину двойку, но и конец света, не сомневался никто из друзей. Но что-то делать все равно надо было.

– Пойти на наш стадион и покататься! – сурово заявил Серега Атаманов. – Делов-то! Там и лыжня давно нарезана!

– Я нэ буду позориться на-а глазах всей школы! – вздернула подбородок Натэла. В ее речи прорезался акцент, что говорило о крайнем волнении.

– Ну-у-у… Можно в Кузьминки поехать, там нас никто не знает! – предложила Юлька.

– Народищу там по выходным… – нахмурил брови Атаманов. – Вся Москва катается, будем только под ногами у людей путаться…

– Поедем вечером! – пожала плечами Белка Гринберг. – В Кузьминках по вечерам хорошо, фонари… Вальсы Штрауса играют…

– Гринберг, ей не Штраус твой нужен, а ездить научиться! – рассердился Атаманов. – А если мы вечером приедем, то уже через полчаса возвращаться надо будет! А за полчаса Натэлка только лыжу сломать успеет! Батон, ты что молчишь, как неродной?! Предложения будем двигать?!

Андрюха Батон, с увлечением поедавший огромный бутерброд с колбасой, поперхнулся, проглотил непрожеванный кусок, выпучил глаза и выпалил:

– К Пантелеичу! В Михеево! На все выходные! Заодно дров ему из лесу привезем…

В комнате воцарилась тишина.

– Батон, ты гигант! – уважительно сказала Полундра. – Вот что значит – правильно питаться! Братва, у кого валенки есть?!

К Батонову дедуле в деревню Михеево собрались все вместе, впятером. Приглашали и Соню – старшую Белкину сестру, студентку консерватории, но у той вовсю шли репетиции новогоднего концерта. Отрываться от родимого рояля старшая Гринберг не пожелала. Но мысль о том, что тринадцатилетние дети отправляются невесть в какую глушь, лазить по лесу, в котором бродят волки и медведи, повергла Соню в панику. Напрасно Батон твердил, что медведи зимой спят, а последний волк в Михееве был замечен еще при советской власти. Соня и слышать ничего не желала:

– Знаю я вас! Вы там всех медведей перебудите! И они вас съедят! А что я потом маме скажу?! Она на Новый год прилетает из Вены, и Белка должна быть целая и невредимая! И вы все тоже! В общем, дети, или с вами едет кто-нибудь из взрослых – или вообще никто никуда не едет!

Полноценного взрослого за полдня добыть не сумели: у деда Полундры были лекции в Военной академии, у папаши Батона – вечерние смены на хлебозаводе. Пришлось Соне скрепя сердце согласиться на Полундриного старшего брата. Ему Соня тоже доверяла с трудом, несмотря на то что уже полгода считалась Пашкиной любимой девушкой.

– Полторецкий, чтобы никаких там дурацких шуточек! Чтобы смотрел за детьми! На них там сосна упадет! Они в берлогу провалиться могут! Замерзнуть и заболеть! Заблудиться! Сломать шею! Белка может посадить голос, а у нее зачет по сольфеджио в среду! Что значит «все люди взрослые»? Какие они взрослые?! Учти, ты мне будешь лично отвечать за каждую ребенкинусоплю!

Девятнадцатилетний Пашка, изо всех сил стараясь не улыбаться, дал торжественную клятву бдить круглосуточно. Соня подозрительно посмотрела в его синие хулиганские глаза, махнула рукой и дала добро.

Но как же хорошо оказалось в Михееве! Вся деревушка была скрыта под ровным белым снежным ковром. Снега навалило столько, что дома оказались засыпанными до окон. Деревенская улица превратилась в узенький проход, расчищаемый силами Пантелеича и четырех бабулек-соседок: больше в заброшенном Михееве никто не жил. От станции пришлось добираться как раз на лыжах: другой возможности пересечь километровые снежные завалы не было. Натэла героически встала на свои изящные, белые, как следует смазанные Атамановым лыжи и под оглушительное «ура» друзей сделала первые шаги.

После двухчасового пути до деревни начинающая лыжница была еле жива. Возле Пантелеичева забора она кулем свалилась на руки Сереге, задрав палки.

– О-о-о… никогда больше… Ни за что… У-ми-ра-ю, вах…

А навстречу гостям из избы уже бежал радостный Пантелеич в незастегнутой телогрейке и валенках на босу ногу.

Потом, в избе, отогревались горячим чаем и всевозможными запасами из Натэлиного рюкзака: готовить пахлаву и печенье Натэла умела гораздо лучше, чем стоять на лыжах. Было тепло, огромная печь источала жар, на стенах весело топорщились пучки сушеных трав, висящие между вырезанными из журналов репродукциями и календарями. Пантелеич, водрузив на нос очки, сидя за столом, разбирал книги. Литературу Батонов дед заказывал себе по каталогу «Планета книг» на адрес внука в Москве, и время от времени Андрей привозил деду внушительную посылку.

– «Труд огородника»! – весело перебирал книги Пантелеич. – Вот уж нужно, так нужно… «Цветы каждый день»! Тож правильно, усодим все клумбы, пусть Васильевна из-за забора обзавидуется! «Пятьдесят лет в строю»… «Записки разведчика»… «Попаданцы в Третьем рейхе»… «Как мы брали Берлин»… А это чего такое?! «Магия вуду»… Чего-чего?! Андрюха! Это какое такое вуду еще? Огурцы такие?

– Сам ты, дед, огурец! – съязвил Батон, но было видно, что и он озадачен. – Это, наверное, тебе приз дали… Ты у них конкурс выиграл: «Самый долгоиграющий читатель!» Короче, для общего развития тебе. А то скоро на альтернативной истории двинешься!

– Да лучше бы они «Воспоминания маршала Жукова» прислали! – рассвирепел Пантелеич. – Полгода уже дожидаюсь! А это ваше вуду еще неизвестно, что такое!

– Вуду – это африканское колдовство… – слабым голосом доложила Натэла с кровати. – Можно мертвецов оживлять…

– Тьфу, не к ночи будь помянуты! – сердито перекрестился Пантелеич. – Только африканских мертвецов мне для счастья не хватало! Андрюха, убирай эту жуть господню с глаз моих! Можешь вон в печку кинуть! Отец Зосима говорит, что про такое читать вовсе грех!

– Федор Пантелеевич, если вам не нужно, можно я возьму? – попросила Натэла.

– Забирай! – книга про черных колдунов, пролетев через всю комнату, шлепнулась рядом с девочкой на кровать. – Только на ночь не читай! А то у меня тут мыши бегают, а тебе бог весть что мерещиться начнет… От визга никто глаз не сомкнет!

Наутро Натэла объявила, что у нее болят все кости, что с кровати она встать не может и умрет на месте при одном только взгляде на лыжи.

– Я нэ могу! Я посреди леса там упаду! У меня ничего нэ шевелится! – стонала она из-под одеяла. – Это нэ спорт, а издэвательство! Пусть лучше двойка будет!

– Может, оставить ее здесь? – предложила Белка. – Еще правда встать не сможет, а нам завтра уже домой ехать…

– Да прям! А зачем тогда тащились в такую даль?! – Полундра была настроена решительно. – Надо ехать хоть кровь из носу! Через «не могу»!

– Сережа, о-о, скажи им… – простонала Натэла.

Атаманов поскреб затылок, нахмурился. Неуверенно произнес:

– Полундра, ты б ее не трогала… А то, если чего, нас Нино Вахтанговна передушит!

– Клин клином вышибают! – объявил вдруг вломившийся с мороза с охапкой дров Пашка. – Натэла и остальные, слушай команду по гарнизону! Вылезать – завтракать – одеваться – и в лес! Натэла, слово чести, – через десять минут у тебя все пройдет! Если нет – можешь в Москве Соньке наябедничать на меня! Я за каждый ваш чих отвечаю – забыла?!