ПОГОВОРИМ О ФИНАНСИСТАХ
Двойное несовершенство как фискальной, так и административной системы государства, постоянное обращение к займам объясняют то главенствующее положение, какое очень рано заняли финансисты. Они образовали особый сектор капитализма, прочно и тесно связанный с государством, и как раз поэтому мы не касались его в предыдущей главе. Следовало сначала представить государство.
Само это слово не лишено двусмысленности. Известно, что в языке былых времен финансист не значило банкир. В принципе он занимался государственными средствами, тогда как банкир занимался своими собственными и в еще большей степени — средствами своих клиентов. Но проведение такого различения оказывается довольно тщетным. Точно так же, как и разграничение
==541
-" Pietri P. Le Financier. 1931, p. 2. 255 Mollat M. Les Affaires de Jacques Coeur. Journal du Procureur Dauvet. 1952, 2 vol.
256 Martin G., Besançon M. Op. cit., p. 56.
257 ChaussinandNogaret G. Les Financiers du Languedoc au XVlll- siècle. 1970; Idem. Gens de finance au XVIIIe siècle. 1972, с многочисленными ссылками. См. в указателе «Кастанье».
задним числом финансиста государственного и финансиста частного 254. В действительности ни один финансист не ограничивался только финансовым ремеслом. Всегда он занимался чем-то еще — в частности, банком,— и это что-то включалось в глобальную игру, зачастую очень обширную и разнообразную.
И так было всегда. Жак Кёр был главным казначеем Карла VII, одновременно он был купцом, горнопромышленником, арматором. В этом последнем качестве он вдохновлял левантинскую торговлю через Эгморт, торговлю, стремившуюся быть независимой от венецианской монополии. Документы его судебного процесса дают нам нескончаемый список его весьма многочисленных дел и предприятий 255. В последующем «откупщики» (traitants), «дольщики» (partisans), «деловые люди» (hommes d'affaires), которых в таком множестве встречаешь на протяжении финансовой истории французской монархии, также будут лишь наполовину вовлечены в операции с государственными финансами. Зачастую они бывали, и это даже не требует насильственной «подгонки» терминов, банкирами на королевской службе, но в первую очередь — на службе у самих себя. Деньги, которые они ссужали, еще следовало занять, и финансисты неизбежно вмешивались в сложные игры кредита. Именно это делали, например, итальянские финансисты, служившие Мазарини — Серантоне, Ченами, Контарини, Аироли, Валенти,— которых кардинал вполне разумно помещал либо в Генуе, либо в Лионе, что делало для него возможной непрерывную и выгодную, хоть часто и рискованную, игру на векселях . Даже когда финансист бывал «чиновником финансового ведомства» ("officier de finances"), как то часто случалось во Франции, так что королю он ссужал те самые деньги, какие собирал с налогоплательщиков, он не довольствовался своим ремеслом агента фиска и заимодавца. Вот, например, могущественное семейство лангедокских финансистов Кастанье в эпоху Людовика XV 257. Их восхождение началось вместе с войной за Испанское наследство. Одни были сборщиками тальи в Каркассонне, другие — управляющими Ост-Индской компании, их сыновья и племянники, прежде чем стать министрами, заседали в тулузском парламенте. В Каркассонне работали мануфактуры Кастанье. В Париже существовал банк Кастанье. Арматоры Кадиса и Байонны финансировались Кастанье. Во времена системы Лоу в Амстердаме находился банк Кастанье. Позднее Дюплекс, проводя в Индии свою политику, будет занимать деньги у Кастанье. Другие примеры того, что Шоссинан-Ногаре именует «купец-банкир-предприниматель-арматор-финансист» для первой половины XVIII в.,— это семейства Жилли или Кроза. Антуан Кроза, один из главных кредиторов короля, тот самый, что хотел (вместе в Самюэлем Бернаром) возродить Ост-Индскую компанию, участвовал в образовании Компании мыса Негр, в Гвинейской компании, в заключении договора об асьенто (ввозе негров в Испанскую Америку), в Компании Южных морей. Короче говоря, во всей крупной международной торговле Франции. В 1712 г. он получил монополию на торговлю с Луизианой.
Но положение оказывалось иным, когда финансист, вместо того чтобы ссужать деньги государству, подданным которого он состоял, предлагал свои услуги за границей — другим государям
==542
258
Richesse de la Hollande, II, p. 256. ^ Van Dillen J.G.Munich, V, p. 181 sq.
260 Ibid., p. 182.
261 Ibid., p. 184.
или другим государствам. Было ли это другое, более высокое ремесло? Во всяком случае, именно это утверждал один очевидец, излагавший в 1778 г. точку зрения Голландии. «Не следует смешивать,— говорит он,— искусство финансиста с тем разрушительным занятием, каковое Италия некогда преподнесла как зловещий подарок Франции; с тем занятием, что создало дольщиков, откупщиков налогов и королевских откупщиков (fermiers), известных в Англии под именем изворотливых людей, коих ловкость подчас глупо расхваливали и коей применение должно было бы запретить всякое просвещенное правительство» 258. Этот тип финансиста высокого класса, финансиста международного масштаба, получил в XVIII в. широкое распространение в Генуе, в Женеве и еще больше — в Амстердаме.
В этом последнем городе 259 различие между негоциантами и финансистами-банкирами стало углубляться с конца XVII в., и открывшаяся пропасть быстро расширялась. Повинна в том была самая численность заемщиков, толпившихся на амстердамском рынке. Первым из крупных государственных займов с выпуском облигаций был «австрийский заем в размере полутора миллионов флоринов у фирмы Дойц в 1695 г.» 260. Мы увидим быстрое развитие этой отрасли деловой активности при участии, помимо «контор», занимавшихся делами в целом, целой толпы агентов по продаже ценных бумаг и субагентов, размещавших ценные бумаги и облигации среди публики, получая за это комиссионные. Когда заем бывал «закрыт», бумаги поступали на биржу. Тогда начиналась обычная игра: дождаться повышения и ликвидировать по цене выше номинала ценные бумаги, которые получали зачастую на особых и выгодных условиях, а затем заняться аналогичной операцией, но так, чтобы не быть более «обремененным частью последнего займа». Именно таким образом колоссальному банку Генри Хоупа, ставшему преемником фирмы Де Смет в роли заимодавца Екатерины II, удастся разместить в 1787—1793 гг. девятнадцать русских займов на сумму 3 млн. флоринов каждый, т. е. всего на сумму 57 млн. 26! И значит, пишет Я. Г. Ван Диллен, именно с помощью голландских денег Россия смогла отвоевать у Турции огромную территорию до самых берегов Черного моря. Прочие фирмы — Хоггеры, Хорнека и К °, Вербрюгге и Голль, Физо, Гран и К °, Де Смет — участвовали в размещении этих займов, которые интересовали всю или почти всю политическую Европу. Эти удобные игры знавали, однако, и катастрофы (но то входило в понятие профессионального риска) : австрийский заем, заключенный в 1736 г. под обеспечение доходов с Силезии, потерпел крах в 1763 г. с завоеванием Силезии Фридрихом II; позднее переживут катастрофу французские займы, предоставлявшиеся начиная с 1780 г.
Такое преобладание амстердамского финансового центра не было само по себе новшеством; со времен средневековья всегда в той или другой стране имелась господствующая финансовая группа, навязывавшая свои услуги всей Европе. Я довольно долго описывал Испанию Габсбургов, подчиненную власти южно-германских купцов во времена Фуггеров, а затем, после 1552— 1557 гг., власти генуэзских «деловых людей» (hombres de négocias) ; Францию, бывшую на протяжении столетий добычей ловких