— Так что же случилось? — спросил Кристофер.

— Мне надо было слетать в Вашингтон, чтобы объясниться с ним. До этого мы были вместе в Париже, и я никак не ожидала, что он порвет со мной. Я подумала, что, если мы увидимся, все будет хорошо. Конечно, с моей стороны это было непрофессионально накануне вступления в новую должность. Но я рассчитывала вернуться на следующий же день. Все было бы не так страшно, если бы вышло, как я рассчитывала, верно? Я приходила тогда к тебе, чтобы все это рассказать. Я надеялась, что тебе удастся найти какой-нибудь уважительный предлог, объяснение моего отсутствия, ну хоть что-нибудь. Но мои нервы не выдержали, когда ты подошла к телефону и очень долго разговаривала. Я хочу сказать, я поняла, что у тебя так много друзей… И как я могла рассчитывать, что ты меня прикроешь? Я подумала, что это нечестно. Поэтому я ушла, скорее, убежала.

— Ты летала в Вашингтон? — спросила я.

— Нет. С этим ничего не вышло. Я позвонила парню, с которым когда-то встречалась. Он много старше, но славный малый. Я попросила его отвезти меня в аэропорт. Но к тому времени, когда я упаковала вещи и мы уложили мой багаж в машину, я почувствовала себя просто ужасно. Доктор сказал, что это было отравление.

— Отравление! — закричала я.

Кристофер метнул явно неодобрительный взгляд на портрет тети Адели.

— Да. Я наелась за ленчем этих сырых устриц… — Марта побледнела. — О, прошу прощения. Я и говорить-то об этом не могу. Я очень нечетко помню последние несколько дней. Они были ужасны. Но зато доктор… Он был выше всяких похвал. Он ухаживал за мной и собирался написать объяснение на телестудию и рассказать им, как я была больна. Я надеялась провести еще несколько дней в его обществе, но потом узнала, что ты всех подняла на ноги и разыскиваешь меня. Ты вынудила меня выползти из норы, Николь.

— Так дело было не во фруктовом кексе, который ты съела здесь?

— Господи! Вовсе нет! А ты погрешила на него? Дело было вовсе не в нем! По правде говоря, он выглядел таким красивым, таким аппетитным, что я соблазнилась и съела кусочек. Надеюсь, ты не в претензии?

— Вовсе нет. Я и не заметила.

Наконец-то тетя Адель была отомщена.

Марта встала.

— Ну, мне пора. Доктор ждет меня в машине.

Она снова улыбнулась:

— Вероятно, они меня выгонят.

— Не знаю, — ответила я честно. — Возможно, мы обе лишимся работы. Подумаем об этом завтра. Ладно?

— Ладно.

Она повернулась, бросила взгляд на Кристофера.

— Бу-Бу Майерс! Если бы!

И Марта исчезла.

Кристофер поднялся и засунул руки в карманы.

— Похоже, я начинаю ржаветь от ничегонеделания.

— С вами все будет хорошо, — обнадежила его я, отправляясь на кухню.

— Стойте-ка! — Он взял меня за руку и потянул к себе. — Я нашел еще кое-что.

— Да?

— Я узнал, где похоронена тетя Адель. Там есть небольшой каменный памятник. Я подумал, а не сходить ли нам завтра утром туда, навестить ее?

— До того как вы уедете?

Кристофер кивнул:

— Конечно. Это было бы потрясающе. Но я хочу, чтобы она кое с кем встретилась там.

С этими словами он взял свою черную сумку и извлек из нее замечательную керамическую урну.

— Это не…

— Да. Дедушка Ральф, разреши представить тебя Николь Ловетт.

— Так это он? И вы разгуливаете с горшком пепла?

— Ну, почти что так. — Наклонив урну к свету, он показал мне ее содержимое. — Несколько лет назад урну опрокинула собака, но большая часть осталась внутри плюс некоторое количество пыли из-под кровати, где она простояла много лет.

— И что вы собираетесь предпринять?

— Я подумал, что стоит оставить его вместе с вашей тетей Аделью.

— Это совершенно исключено! Адель никогда бы этого не одобрила! Это просто непорядочно!

Кристофер поставил урну.

— Думаю, в том, что вы говорите, есть смысл. — Он постучал пальцем по урне. — Но он ведь может ее навестить? Ну, не ночью, так хотя бы днем!

— Это, пожалуй, возможно. Я подумаю об этом.

— Благодарю вас.

Мы оба погрузились в молчание, а часы на каминной полке в гостиной все тикали и тикали, будто измеряя время, которое мы проводили здесь вместе. И за это время столько мыслей пронеслось у меня в голове. Мне хотелось о многом сказать Кристоферу, прежде чем он уедет, но я не знала, как начать свою речь. А начав, не знала бы, как и когда ее закончить.

— Знаете, мне пора, — сказал он наконец.

— Знаю.

Я, конечно, хотела сказать не это, а что-нибудь другое.

— Я должен покончить кое с какими делами. Это мой долг по отношению к Ла Саль, а не к полицейскому департаменту Чикаго.

Что он такое говорит?

— Знаете, это будет нелегко. Наступит время, когда вы будете жалеть, что повстречали меня. Но когда вы познакомитесь с моей Аделью, то поймете, что игра стоила свеч.

И снова я промолчала, опасаясь, что неправильно его поняла или плохо расслышала.

— Я ведь могу преподавать и здесь. Думаю, мне даже удастся продолжить работу в полиции Саванны. Офицер Уильяме — большой ваш поклонник, можно даже сказать, фанат. Он утверждает, что вы пытались с ним флиртовать, но явился я и испортил ему всю игру.

Это уже было похоже на галиматью, на сумбур, на нечто безумное.

— Сначала мы снимем квартиру. Я имею в виду себя и Адель. Ее ведь придется устраивать в школу, и надо дать ей возможность адаптироваться. А потом, потом, может быть, я думаю…

Наконец я разлепила губы и осмелилась произнести одно только слово:

— Да?

Кристофер улыбнулся, и эти его ямочки, которые, вероятно, и сыграли решающую роль, четко обозначились, и я, поддавшись их очарованию, пала в его объятия.

— Вам кто-нибудь говорил, что вы просто копия некой Николь Куинн?

Когда лучи заходящего солнца просачиваются сквозь шелестящую листву деревьев, украшающих кладбище Бонавентура, при наличии некоторой фантазии вы можете себе представить, что статуи двигаются, будто собираются обменяться друг с другом визитами, но потом, передумав, остаются на своем месте.

Использовать книгу о тете Адели в надежде на приобретение великой армии поклонников и одновременно увековечить ею ее память было идеей Кристофера. Конечно, за полтора года он не успеет представить ее на конкурс, но опубликована она уже будет. А отдел рекламы обещал позаботиться о ее популяризации и даже сделать по ней художественный игровой фильм, и потому я с радостью предоставлю Марте Кокс право распинаться о достоинствах этого произведения, в то время как я буду заниматься более серьезными вещами — например, зачитывать сводку погоды.

А пока что мы с Кристофером частенько навещаем могилу тети Адели, смываем пыль и грязь и сметаем сухие листья и остатки привядших живых цветов с памятника. Когда мы поженились, то пошли на ее могилу и полили ее шампанским. Иногда, посещая место ее последнего упокоения, мы берем с собой и Ральфа, то есть урну с его прахом. Конечно, это бывает не всегда. А когда я остаюсь в доме одна, до того как Адель возвращается из школы, а Кристофер еще на работе, я, как мне кажется, вижу свою тетю в ее кресле, откуда она наблюдает за всем, что происходит в ее маленьком мирке.

Это созданная ею вселенная и место, где ей удалось соединить нас. Я вспоминаю ее таинственную улыбку, эту загадочную усмешку, с которой она всегда смотрела на меня, когда я была еще маленькой девочкой. И пожалуйста, прости меня, тетя Адель, что я разгадала ее так поздно. Ты заслуживала столь многого, как почти все в нашей жизни, но я поняла это слишком поздно.

И все-таки, хоть и с опозданием, я могу ответить тебе улыбкой.