Во время ночной вахты, когда пробило две склянки, ветер, дувший порывами с зюйд-веста, внезапно изменился на нордовый и набросился на гигантскую зыбь с утроенной силой; гром грохотал над головой, сверкали молнии, на корабль обрушились такие лавины воды, что висевший на полубаке штормовой фонарь было не видно с квартердека. Грот-стеньга-стаксель вырвало из ликтроса, и обрывки его, похожие на одеяния привидений, унесло в наветренную сторону. Джек Обри послал на помощь рулевым несколько матросов, установил аварийные румпель-тали, затем отправился к себе в каюту, где раскачивался в своей подвесной койке Стивен. Капитан сообщил ему, что начинается шторм.

— До чего же вы любите преувеличивать, братец, — отвечал доктор. — И сколько с вас стекает воды! За такой короткий промежуток времени с вас стекла чуть ли не кварта. Смотрите, как она гуляет по полу, вопреки всем законам тяготения.

— А мне этот шторм по нраву, — признался Джек Обри. — Непогода — наилучший союзник. Дело в том, что шторм должен задержать испанцев, а то со временем у нас очень плохо. Если они успеют прийти в Кадис раньше нас, в каких же дураках мы окажемся!

— Джек, вы видите вот тот кусок веревки, который болтается? Будьте добры, привяжите его вон к тому крючку. Он развязался. Спасибо. Я натягиваю его, чтобы умерить размахи качки, которая усиливает все симптомы.

— Вы что, заболели? Тошнит?

— Нет, нет. Совсем нет. Что за глупое предположение. Нет. Возможно, это начало очень серьезного недуга. Совсем недавно меня укусила ручная летучая мышь. У меня все основания сомневаться в ее здравии. Это была подковообразная летучая мышь, самка. Мне кажется, что я заметил сходство между моими симптомами и описанием болезни, составленным Лудольфусом, который ее открыл.

— Не хотите стаканчик грога? — спросил Джек. — Или бутерброд с ветчиной, с полоской вкуснейшего белого сала? — добавил он с улыбкой.

— Да нет же! — вскричал Стивен. — Ничего я не хочу. Говорят вам, дело серьезное, нужно… Опять начинается. Ну что за отвратительный корабль. «Софи» никогда не вела себя таким образом. Какие-то дикие, необъяснимые крены. Нельзя ли вас попросить убавить свет лампы и уйти. Разве в такой ситуации не нужна вся ваша бдительность? И нечего тут стоять и глупо улыбаться.

— Вам ничего не надо принести? Может, таз?

— Ничего. — Лицо Стивена заострилось, стало злым. На перламутрово-зеленом фоне его лица черным пятном выделялась борода. — И долго продлится эта буря?

— Суток трое-четверо, не больше, — ответил Джек, с трудом устояв на ногах. — Я пришлю Киллика с тазом.

— Иисусе, Мария, Иосиф! — произнес Стивен. — Снова начинается. — Попав в ложбину между двух валов, фрегат оказался в зоне затишья, но, когда волна подбросила его кверху, шквал подхватил корабль и потащил его куда-то вниз, вниз по водяному склону, которому, казалось, не будет конца. Затем нос корабля стал задираться до тех пор, пока бушприт не уставился в несущиеся с большой скоростью облака. «Трое суток этого ада, — подумал он. — Никакой человеческий организм этого не выдержит».

К счастью, «Резвый» оказался в хвостовой части злополучного сентябрьского шторма. Во время утренней вахты небо прояснело; барометр стал подниматься, и, хотя фрегат мог нести только зарифленные марсели, было ясно, что к полудню он поставит добавочные паруса. Рассвет озарил море, покрытое белыми барашками от одного края горизонта до другого. Были видны лишь затопленный водой корпус португальского рыболовного суденышка да «Медуза», оказавшаяся далеко с наветренной стороны, на вид без всяких повреждений. Теперь старшим по званию оказался Джек Обри, который приказал ей увеличить парусность, с тем, чтобы их следующая точка рандеву оказалась близ мыса Санта-Мария, откуда до Кадиса было рукой подать.

Около полудня он изменил курс и лег на чистый зюйд, в результате чего «Резвый» смог пойти в бакштаг, что чрезвычайно увеличило его скорость. Стивен вышел на палубу со все еще мрачным, но уже не злым лицом. Вместе с мистером Флорисом и его помощниками все утро они пичкали друг друга лекарствами: у каждого из них были признаки целого букета болезней (выпадение яичка, цинга, ужасный паралич Лудольфуса), однако доктору повезло, и он сумел избежать приступа недуга с помощью благоразумно принятой смеси бальзама Лукателлуса и порошка Альгарота.

После обеда «Резвый» производил стрельбы из тяжелых орудий, не обращая внимания на зыбь, вкатывая и выкатывая пушки, а также производя, один за другим, бортовые залпы. В результате фрегат, несшийся к зюйду со скоростью одиннадцать узлов, следовал за облаком дыма, созданного им самим. До побережья Португалии оставалось около двадцати лье. Проведенные в последнее время артиллерийские учения возымели действие, и, хотя скорость стрельбы оставляла желать много лучшего — три минуты и десять секунд между бортовыми залпами было самым достойным результатом, который сумели достичь канониры фрегата, — огонь они вели гораздо точнее, несмотря на килевую и бортовую качку. Ствол пальмы, плывший по правому крамболу ярдах в трехстах от фрегата, при первом же залпе выпрыгнул из воды; артиллеристы попали в него и в следующий раз. Крики «ура» докатились до «Медузы», прежде чем обломки остались за кормой.

На «Медузе» готовились к бою по-своему: многие матросы были заняты тем, что тщательно отбирали наиболее круглые ядра и сбивали с них слои ржавчины. Но большая часть сил уходила у них на то, чтобы обогнать «Резвого»; моряки «Медузы» успели поставить брамсели до того, как на «Резвом» развязали последний риф на марселях, и попытались поставить лисели и бом-брамсели, когда ветер усилился, но в результате потеряли два рангоутных дерева, не увеличив скорость и на полмили. Офицеры и парусный мастер с живейшим интересом наблюдали за происходящим, однако радость, которую они испытывали, омрачалась тревогой: успеют ли они отрезать испанскую эскадру от Кадиса? А если и успеют, то придут ли «Неутомимый» и «Амфион» в точку рандеву до начала схватки? Моряки испанцы может и не ах, но бойцы они отважные. К тому же численный перевес был на их стороне: фрегат-сорокапушечник и три тридцатичетырехпушечника против тридцативосьми— и тридцатидвухпушечника. Джек Обри объяснил тактическую обстановку своим офицерам после того, как вскрыл секретные пакеты, когда не было опасности связи с берегом. Такую же тревогу испытывал и весь экипаж: вряд ли был хоть один человек на борту, который не знал бы, что везут испанские суда с берегов Ла-Платы. Тем же, кто этого не знал, — жителю Борнео и двум яванцам — об этом сообщили:

— Там золото, корешки. Вот что они везут с Ла-Платы: золото и серебро, сложенное в сундуки и кожаные мешки.

В течение всего дня сила ветра ослабевала; то же было и ночью; и, хотя однажды лаг оторвался было от катушки, показав скорость в двенадцать и даже тринадцать узлов, несмотря на продольную качку, на рассвете последнего дня сентября его пришлось аккуратно поднять из воды на борт. Вахтенный мичман при этом доложил:

— Скорость два узла и сажень, сэр.

Весь день дуло с разных направлений, чаще всего встречных. На носу и корме матросы свистели, призывая ветер, и в четверг, 2 октября, их молитвы были услышаны. В конце дня, неся бом-брамсели, вместе с «Медузой» они прошли мыс Сент-Винсент, успев попрактиковаться в артиллерийских стрельбах, по-своему отсалютовав этому огромному высокогорью, едва различимому с клотика на левом траверзе, о чем, придя на шканцы, доложил старшему офицеру боцман. С сомнением поджав губы, мистер Симмонс, поколебавшись, подошел к капитану.

— Сэр, — произнес он, — боцман передал мне, что матросы, при всем к вам уважении, хотели бы просить вас не стрелять из носовых пушек.

— Да неужто? — спросил Джек Обри, заметивший перед этим неодобрительные взгляды некоторых моряков. — Может, они хотели бы просить и двойную порцию грога?

— Ну что вы, сэр, — сказал кто-то из взмокших от пота канониров ближайшего орудия.

— Молчать! — вскричал мистер Симмонс. — Нет, сэр. Они считают, что огонь из носовых пушек уменьшит скорость корабля, а поскольку у нас мало времени…