К самолету подошел похожий на пожарника служащий. Если бы я сам его не видел, ни за что не поверил бы, что человек, одетый в темный костюм из толстой грубой шерсти, да еще в металлической каске на голове, способен выдержать такую жару.
Настоящий футбол, выряженный пожарник, портрет английской королевы на стене конторы аэродрома, построенной из гофрированной жести, — первые яркие приметы британского правления. Таможенная и паспортная проверка проходила на траве у входа в аэропорт. Подошел какой-то господин и спросил, в порядке ли наши документы. И поскольку в одном слове «йез» трудно уловить чешский акцент, на данный момент наши документы были действительно в порядке.
Каждому пассажиру вручили карточки с предупреждением: если в последующие три недели он почувствует недомогание, то обязан оповестить об этом медицинскую службу. Иначе… далее следовал перечень наказаний.
О Соломоновых островах рассказывают немало печальных историй, связанных с разными болезнями, главная из которых малярия. Тысячи лет изоляции от всего остального мира сделали полинезийцев и меланезийцев беззащитными перед инфекциями. Особенно тяжело они переносят вирусные гриппы, корь и различные воспаления. И поэтому главная цель строгих медицинских предписаний — оградить местных жителей от эпидемий.
По той же причине для европейцев на островах имеется много закрытых зон. Одна из них — Реннелл, самый южный остров архипелага. Доктор Грувер, первый геолог, побывавший в 1956 году на этом острове, в своем отчете, в частности, писал: «Мне кажется, что после моего пребывания на острове Реннелл среди туземцев были открыты новые болезни, хотя предварительно врачи меня тщательно проверили, и я был абсолютно здоров. Один из нанятых мною рабочих вскоре заболел корью, он был сразу же изолирован. На пляже мы быстро построили небольшую хижину и поместили его туда. К хижине мы вынуждены были поставить вооруженную охрану. Все его родные и близкие сбежались к этой хижине, чтобы вместе с ним поплакать и тем выразить ему свою симпатию и сочувствие. Случилось так, что несколько дней спустя, после того как я прошел через деревни западного Реннелла, я получил сообщение, что туда мы занесли тяжелый грипп».
Короткий отдых на аэродроме приятно дополнял те незабываемые впечатления, которые мы получили от коралловых рифов, от цветных пятен моря и лагун со всеми оттенками синего и голубого, напоминающими полотна Шпалы[22]. После недолгого полета мы оказываемся над знаменитой ровиапской лагуной, воспетой в популярных песнях жителей Соломоновых островов, а также известной как место, где жили «людоеды». Сверху деревеньки на побережье выглядят очень миролюбиво. Рассказ о том, что здесь еще в 1925 году существовали рынки, где торговали человеческим мясом, нельзя считать достоверными, так же как и историю об убийстве островитянами миссионера, происшедшую якобы несколько лет назад. Вновь и вновь я смотрю на рифы, на разбивающиеся о них узкие белые гребешки волн, на зеленые и голубые пятна воды в червонно-коралловой кайме. Миновав остров Расселл, мы начали приближаться к цели нашего путешествия — знаменитому Гуадалканалу.
Его открыл испанец Алваро Менданья де Нейра в 1568 году и дал ему такое романтическое имя. Но мне на намять скорее приходят события новейшей истории острова. Я вспоминаю одноименный фильм, который видел еще мальчишкой: высокие пальмы, песчаные пляжи, корабли, японцы, американцы, подбитые самолеты, взрывы.
Самолет заходит на посадку и пролетает над почти полукруглыми серебристыми крышами ангаров. Это уже не кадры из фильма, под нами главный город Соломоновых островов — Хониара. Минуем один аэродром, потом другой. Два аэродрома для города с населением не более шести тысяч мне кажутся ненужной роскошью. Аэродромы, как, впрочем, и все в Хониаре, остались от второй мировой войны. Самолет делает еще один небольшой круг над городом. Главное шоссе тянется вдоль побережья, и с обеих сторон его окружают ангары, которые теперь заняты под магазины. Ровная прибрежная полоса метров триста шириной плавно переходит в невысокие холмы, где живет меньшая часть жителей Хониары. Эти холмы — старые коралловые рифы, свидетельство того, что остров, так же как и часть Новой Гвинеи, постепенно выступает из моря. Возле заболоченной речки, впадающей недалеко от пристани в море, в беспорядке разбросаны домики. Это китайский квартал. Немного дальше современное здание — единственная на всех островах средняя школа.
Проверка паспортов на острове Нью-Джорджия была лишь краткой прелюдией. Правило, по которому мы с нашими чехословацкими паспортами всегда бывали изолированы от остальных пассажиров, ни разу не нарушалось. Здесь тоже.
— Плиз, сэр, можете мне показать ваши билеты на обратный путь?
Стараюсь отвечать солидно и без страха, потому что никаких обратных билетов, естественно, у меня нет и показать нечего.
— Я собираюсь плыть на корабле «Тулаги» и билет на корабль должен получить здесь, в Хониаре. К сожалению, у меня нет ничего, кроме квитанции, что компания «Бернс энд Филп» получила от меня двести пятьдесят долларов.
— Я не могу вас допустить на землю британского протектората Соломоновы острова, если вы не докажете, что имеете достаточно финансовых средств для пребывания здесь.
Я показываю три оставшихся чека, но чиновник все равно не удовлетворен. Он подозрительно листает наши паспорта, там есть виза для пребывания на Соломоновых островах, он не может ее не видеть. Следует серия вопросов: что собираемся здесь делать, как долго намерены задержаться и т. п. Чиновник имеет весьма смутное представление о работе геолога, поэтому мои ответы только осложняют положение. Мы для него личности подозрительные. Он пытается куда:то позвонить. Но сейчас суббота, время послеобеденное, и ни один телефон не отвечает. Недалеко на площадке одетые во все белое джентльмены играют в гольф. Подходит шофер и раздраженно спрашивает, собираемся ли мы ехать в город. Все остальные пассажиры, мокрые от пота, уже сидят на своих местах, стекла автобуса накалились. Разговор между шофером и чиновником идет на местном языке. Чиновник наконец решительно машет рукой, берет печать: «Въезд разрешен».
В Хониаре вторая мировая война напоминает о себе на каждом шагу. Сам город построен буквально на американских и японских окопах. Множество табличек и надписей, сообщающих, какой батальон и насколько продвинулся вперед и как долго шли бои за новые позиции, напоминает редким туристам о жестокости войны. И туристы здесь, посреди Тихого океана, вспоминают, о ней. Бывают и пожилые американцы, возможно, они разыскивают поле боя, где погибли их сыновья. Не думаю, чтобы сюда возвращались те, кто здесь воевал.
У побежденных было четырнадцать тысяч убитых на площади в несколько квадратных километров, еще девять тысяч умерли от инфекционных заболеваний. Подбито шестьсот самолетов, потоплены десятки американских, японских и австралийских кораблей. Они устилают дно между Гуадалканалом и островком Саво. Побережье Гуадалканала до сих пор окаймлено выступающими из воды обломками. От крейсеров и торпедных катеров осталась только гигантская масса проржавевшего металла, от сверкающих белым металлом американских самолетов — одни алюминиевые фюзеляжи. В нескольких километрах от Хониары хижины коренных жителей крыты жестью от самолетных крыльев, а дождевую воду собирают в цистерны, где раньше хранился бензин. Дороги, пристань и город — все осталось от войны. Не было бы войны, не быть сегодня Хониаре главным городом, а оставался бы им Тулаги на острове Нггела, к востоку от Гуадалканала.
Кроме тысяч погибших война принесла сюда и много других бед. О них мог бы рассказать любой чиновник с Соломоновых островов, да и с Новой Гвинеи. Война обострила и социальные проблемы, которые колониальные власти никак не могли разрешить, пока не началось открытое сопротивление британскому и австралийскому правлению. Родилось движение, его называли «культ карго»[23], что приблизительно можно перевести как «культ товаров и вещей», на разных островах оно имело различные варианты и названия.
