Ни снаружи, ни внутри пансионат не назовешь уютным, но места для нас есть — две постели и крыша над головой, о чем еще можно мечтать? Правда, там водилась кое-какая живность и изрядно кусалась. Но в наше время придумали средства против этих тварей: достаточно купить за два цента порошок.
Я звоню госпоже Хеминг. Она провела целый день на аэродроме: утром провожала мужа, а потом встречала каждый самолет, ожидая нас. Она не могла себе даже представить, что мы прилетим с островов Адмиралтейства. Боб вернется через пару дней. Как рассказывает госпожа Хеминг, было объявлено о нескольких землетрясениях, а местные жители говорят, что видели дым, поэтому все вулканологи выехали на места, куда-то в район Сепика, где вообще-то вулканов нет, а вдруг… Боб там должен поставить небольшой сейсмограф, который будет регистрировать сотрясения почвы и обследовать места, где жители видели дым. Скорее всего ничего нового он не узнает. Именно с этого обычно начинается работа вулканолога: с проверки сообщений, поступивших от коренных жителей, миссионеров, австралийских чиновников. Островитяне до сих пор не забыли вулкан Ламингтон, хотя со дня катастрофы прошло более двадцати лет.
Госпожа Хеминг сообщает также, что Боб приготовил для меня карты и нанял автомобиль, чтобы я мог объехать доступные места вокруг Рабаула.
Первый день нашего пребывания в этом городе не был богат находками. Я подобрал только один образец типичной андезитовой лавы в центре города, недалеко от базара. Собрать камни для химического анализа не удалось. Большинство вулканов, окружающих рабаульскую котловину, извергали не столько лаву, сколько сыпучие, пеплообразные породы, среди них твердые компактные образования составляют исключение. А именно такие были мне нужны для лабораторного исследования. За разочарование, которое принесла геология, я был по-царски вознагражден: после обеда купался в заливе. Пляж небольшой, и песок на нем не белый, а скорее темный и нестерпимо горячий. Зато вода чистая и теплая, как раз такая, о какой мечтают мерзлячки вроде моей жены. Песок образован отчасти темными обломками вулканического стекла, отчасти зернышками магнетита, минерала, который попадается в вулканических породах. Пляж окружают кокосовые пальмы. Это неисчерпаемый запас приятного питья и вкусной, нежной мякоти молодых орехов. Те твердые орехи, которые иногда завозят в Европу, аборигены считают непригодными для еды, здесь их используют лишь для получения копры.
С радостью принимаю предложение вулканологов провести с ними один рабочий день. Мы должны будем измерять температуру выходящего вулканического газа и источников на склонах вулкана Матупи, недалеко от города. Вулканологи выезжают два раза в неделю в одни и те же места, чтобы измеряемую температуру занести в многолетние таблицы. Наблюдение за температурой вулканических выбросов — один из методов предсказания активности вулканов. Полагают, что перед извержением или перед выходом лавы температура должна повышаться. Метод этот дешев, не сложен, но и не очень надежен. Последние двадцать лет в Рабауле ничего не происходило, а два наблюдателя уже больше десяти лет постоянно два раза в неделю карабкаются по раскаленным склонам. Вершина вулкана почти голая, ни одной травинки, ни одного кустика, под которым было бы хоть немного тени. Вид кратера для наблюдателей — будничное дело, зато мы не могли оторвать от него глаз. Пятидесятиметровые стены кратера напоминали кувшин с продырявленными во многих местах боками — это места выхода горячего газа; кое-где видны желтые пятна — сера. Стены кратера горизонтально слоисты, каждый слой имеет свой цвет — от многочисленных оттенков серого до черного и коричневого. Каждый слой состоит из материала, образованного зернами разной величины, и представляет собой разовый выброс вулкана. Во время его активности подобный слой из выбросов пепла образуется, возможно, в течение часа, а скорость роста вулкана в такой период может достигать и нескольких метров в час.
В лучах полуденного солнца вода рабаульского залива далеко под нами красиво блестит. Здесь, на стене кратера сухо и жарко, надо торопиться со сбором образцов. Не проходит и двух часов, как мы спускаемся к подножию вулкана, где стоит на якоре наша лодка, и прямо в одежде кидаемся в воду, но, увы, вода слишком нагрелась на солнце. Ее температура повышается также и благодаря горячим источникам.
Вулканологу работа в обсерватории представляется очень заманчивой: бесплатные билеты для полетов над всей Меланезией, почти всегда в распоряжении служебный самолет, никакого нормированного рабочего дня — просто свободное путешествие по «райским островам». Но за этой роскошной жизнью скрывается огромная ответственность рабаульского коллектива за тысячи человеческих жизней. Его примерный средний возраст немного меньше тридцати. Островитяне живут у подножия и на склонах вулканов, собирают урожай с земли, покрытой плодородным вулканическим пеплом, и нисколько не заботятся о том, когда и какую беду им принесут эти дьявольские горы. Часто случается, что в результате предупреждений вулканологов местных жителей эвакуируют за десятки километров от их родных деревушек. Им приходится бросать дома и уходить с мешками на спине. А предсказанное извержение не происходит. Так бывает раз, другой, третий. На четвертый они отказываются покинуть дома, и вулкан засыпает все вокруг мертвым слоем обжигающего пепла. Поэтому вулканологам здесь никто не верит.
Предсказать вулканическую активность и при этом ни на день не ошибиться до сих пор еще никому не удавалось. Обязанностей у вулканолога здесь и впрямь очень много, поэтому сотрудники часто меняются: мало кто выдерживает более пяти лет.
Еще совсем недавно наши возможности предсказывать вулканическую активность находились примерно на том же уровне, что и тысячу лет назад. Все предполагали, что между вулканической активностью и землетрясениями имеется определенная зависимость, но какая, никто не мог сказать.
В шестидесятые годы была установлена зависимость между строением горных пород и глубиной очага землетрясения под вулканами. (Эти взаимоотношения были в частности, предметом моего изучения.) Зная такую зависимость, можно надеяться предсказать вулканическую активность, если известны глубина очага землетрясения и его место. Горячая текущая магма, которая образуется на глубине в несколько десятков километров под поверхностью земли, на своем пути к поверхности посылает предупредительные сигналы в виде землетрясений, собираясь в магматических очагах — подповерхностных резервуарах расплавленных горных пород. Скорость движения магмы значительно колеблется: от нескольких сот метров до двух километров за день. Для того чтобы предсказывать вулканическую активность на основе знания глубины центра землетрясения, необходима сеть современных наблюдательных станций с чуткими сейсмографами и прекрасно обученным персоналом, с преемственной регистрацией всех поступающих сведений. Точное местонахождение и глубину очага землетрясения можно определить лишь в том случае, если есть сведения одновременно с трех сейсмографов, установленных на стольких же наблюдательных станциях, расположенных треугольником; следующая задача — абсолютная синхронность сведений, поступающих с сейсмических станций, — чисто техническая проблема.
К сожалению, встречаются и вулканы, и магматические очаги, которые никаких предупредительных сигналов вообще не посылают. Распознать эти вулканические образования в природе раньше, чем конусообразные горы вырастут на поверхности, нелегко. Например, совсем недавно геологи обнаружили небольшой вулканический кратер в каких-нибудь семи километрах от центра Хониары, главного города Соломоновых островов, в месте, которое считалось спокойным с точки зрения вулканической активности. Это произошло в то время, когда праздновалось двадцатилетие основания геологической, службы на Соломоновых островах. Тогда уже существовали подробные геологические карты окрестностей Хониары.
Возвращение Боба Хеминга в Рабаул для меня было большой радостью. Тревога оказалась ложной. Я посвятил Боба в свои планы и предложил обработать в лаборатории образцы собранных в окрестностях Рабаула пород. Мой план был принят, и спустя несколько дней меня завалили таким количеством образцов, которых хватило бы для специального исследования. Впоследствии Боб год работал в Австралийском национальном университете в Канберре, а через два года начал изучение этих образцов в американском университете в Беркли.
