— Алло; добрый вечер, это Иветта; простите, что беспокою вас… Да, он ушел с минуту назад… Просто ужас какой-то: ну кто бы мог подумать?.. И какая мука для вас, бедняжка моя! А как Виржини? Надеюсь, она ничего не знает… Да, конечно, так будет гораздо лучше… К свекрови?.. Вы абсолютно правы. До сих пор не могу поверить… Нет, я ничего не знала… Да, понимаю. Вряд ли кому-то может быть приятно рассказывать о подобных вещах… А как Поль?.. Да, он — мужчина надежный, вам с ним очень повезло… Ну, у нас-то все в порядке… Что вы говорите? Хорошо, тогда не стану больше отнимать у вас время; завтра перезвоню.
Тихий щелчок — Иветта опускает трубку.
— Я говорила с Элен. До чего все-таки ужасная история… Надо же: отец Виржини! Псих! Да еще сбежавший из психушки! И куда только, спрашивается, все мы катимся! Они собираются отправить Виржини к бабушке. Элен уезжать не хочет, решила остаться с Полем — вы же знаете, в каком она сейчас состоянии. Да, теперь я куда лучше ее понимаю: поневоле станешь слишком нервной, если отец твоего ребенка — убийца…
Это уж точно. Хорошо, что они решили отправить Виржини подальше отсюда. Я пребываю в полном ошеломлении. Вместо того чтобы радоваться — ведь вроде бы забрезжил свет в конце туннеля: Тони Мерсье наверняка скоро арестуют, — я чувствую себя подавленной. Слишком уж все это отвратительно.
Интересно, который час? Никак не могу заснуть. Если бы я могла двигаться, то, наверное, беспрестанно вертелась бы сейчас с боку на бок. А коль скоро делать этого я не в состоянии, приходится довольствоваться тем, на что способна: без конца сжимаю и разжимаю свою несчастную руку, причем довольно нервно. Иветта уложила меня в постель где-то около десяти вечера, а у меня такое ощущение, будто сейчас уже, по меньшей мере, два часа ночи. Однако уснуть я никак не могу.
Если Тони Мерсье давно уже здесь поселился, то он должен был сделать это под каким-то вполне определенным именем. Явился он сюда отнюдь не в виде лже-Иссэра. Сначала он, наверное, поселился здесь как и все прочие граждане, затем начал убивать, и только потом решился орудовать под личиной Иссэра.
Но зачем ему было убивать Мигуэна? Почему именно его, а не Поля? Будь я обезумевшим от ревности психически больным человеком я, наверное, подстроила бы все так, чтобы в убийствах обвинили мужа моей бывшей жены, а отнюдь не какого-то постороннего, да к тому же еще и довольно славного парня…
Исключая разве что следующие варианты: 1) У Стефана возникли какие-то подозрения на мой счет; или же 2) Стефан оказался любовником моей бывшей жены… То бишь Стефан оказался любовником Элен…
Да, тут, пожалуй, возникают совсем новые варианты…
Не исключена даже комбинация гипотез первой и второй.
И подумать только: я докатилась в свое время до того, что подозревала в содеянном мужа своей лучшей подруги и жениха своей преданной компаньонки! Поля Фанстана и Жана Гийома.
А Софи? Играет ли какую-то роль во всем этом труп Софи? Может, в данном случае имело место и в самом деле самоубийство? По самой что ни на есть банальной причине — из-за супружеской измены? Или она поссорилась с Маню? Или же Тони убил Софи, дабы умножить количество улик, свидетельствующих отнюдь не в пользу Стефана? Интересно: беглому сумасшедшему доступна подобная степень коварства? Ответ: да. Ибо в противном случае он вряд ли сумел бы столь мастерски выдавать себя за комиссара полиции.
С другой стороны, как сказал Гассен, даже в том случае, если бы он оказался ни в чем не виновен, у него — с его-то прошлым — нет ни малейшего шанса остаться на свободе.
А вдруг вовсе не он совершил то убийство в Марселе? Но тогда зачем ему приезжать именно сюда? Зачем выдавать себя за комиссара? Нет, куда ни крути, а убийца — он: другого хотя бы мало-мальски разумного объяснения случившемуся и быть не может. А я почему-то упорно ищу черную кошку в темной комнате, заранее зная, что ее там нет.
Но тем не менее: почему о нем не вспомнили сразу же, как только это началось? Ведь если приемная мать одной из жертв довольно долгое время состояла в интимной связи с убийцей, даже жила с ним под одной крышей… Нет, я определенно идиотка какая-то: они же ни о чем не знали; Элен никогда никому не рассказывала о Тони; кроме того, она искренне полагала, что он навсегда заперт в психиатрической лечебнице — у нее и в мыслях не было, что он мог оттуда сбежать; естественно, она не видела ни малейшего смысла в том, чтобы вновь выворачивать публично все это старое грязное белье.
— Погода сегодня просто превосходная! — объявляет Иветта, открывая ставни.
Не помню, удалось ли мне вообще сегодня уснуть: такое впечатление, будто я размышляла всю ночь напролет.
Иветта приступает к ритуалу приведения меня в божеский вид, затем кормит завтраком. Сегодня она довольно молчалива — тем лучше, ибо на душе у меня как-то мрачно. Иветта устраивает меня в гостиной, возле окна — чтобы я погрелась на бьющем сквозь стекла солнышке. Я и в самом деле ощущаю тепло на своем теле. Сама же она теперь, должно быть, хлопочет, собирая наши вещи в связи с предстоящим отъездом. Интересно: как скоро они поймают Иссэра? Если целых полгода он ловко водил их за нос, работенка, надо думать, им предстоит не из легких. Тем более что юному Гассену придется еще как-то убедить и следователя, и вышестоящее начальство в правильности своих весьма неординарных выводов…
Звонит телефон.
— В полдень Элен с Виржини зайдут попрощаться с нами, — сообщает Иветта, повесив трубку.
Если бы в тот майский день Иветта не оставила мое кресло под деревом на стоянке возле супермаркета, я никогда бы не познакомилась с Виржини, и обо всей этой истории знала бы лишь то, о чем сообщали в телевизионных новостях. А так я оказалась в самом водовороте событий, страстей и опасностей… Если бы… Если бы… Если бы да кабы. Прошлого уже не воротишь.
Иветта все время ворчит себе под нос: боится что-нибудь забыть, по сто раз подряд проверяет, все ли необходимое уложено в чемоданы.
Звонок в дверь. Приветствия. Детские ручонки обнимают меня за шею.
— А я уезжаю к бабуле!
— Вообще-то, сначала принято здороваться, Виржини.
— Здравствуй, я уезжаю к бабуле!
Я поднимаю руку, сжав пальцы в кулак. Виржини просовывает туда свой пальчик.
— Вот это класс! Мама, посмотри, она может держать меня за палец!
Если я могу удержать в руке ее палец, то, наверное, с таким же успехом смогу держать и карандаш? От Виржини пахнет яблочным шампунем; я представляю себе ее шелковистые, тщательно расчесанные волосы.
— Если хотите, мы можем подбросить вас в аэропорт, когда повезем Виржини к бабушке, это ведь почти по пути, — предлагает Элен.
— О, нам вовсе не хотелось бы причинять вам лишние хлопоты, — протестует Иветта.
— Собственно, сама идея принадлежит Полю… Мы можем заехать за вами к пяти.
— Право, я даже не знаю…
— Но не на такси же вам туда добираться. Это было бы просто глупо!
— Мы очень тронуты такой заботой о нас. Виржини, хочешь яблочного пирога?
— Ага!
— Да, спасибо, — усталым голосом поправляет ее Элен.
Иветта быстро удаляется, Элен следует за ней, что-то шепча ей на ходу. Что еще за секреты у них завелись?
— Теперь, когда комиссар умер, им ни за что не поймать Лесную Смерть, — шепчет мне тем временем Виржини. — А у бабушки ее не будет, поэтому я очень рада, что уезжаю туда. И Рено тоже. Он всегда любил бабушку. А ты знаешь, что было два комиссара? Настоящий и фальшивый? Маме об этом рассказал тот молодой полицейский. Он довольно милый: угостил меня клубничной жвачкой. А еще спрашивал, знала ли я этого поддельного комиссара. Глупее вопроса и не придумаешь. Конечно же, знала, ведь это был комиссар. Вообще он целую кучу разных вещей у меня спрашивал, обо всех — о родителях, о тебе, о Жане Гийоме, об Иветте, Стефане, обо всех тех детях; мне ужасно все это надоело, и я совсем не понимала, чего он от меня добивается своими вопросами. Можно подумать, будто я способна взять да и выложить ему все как есть! А Рено все это время стоял у него за спиной и строил мне всякие рожи — очень смешно у него получалось.
