А между тем, пока я тут развлекаюсь со своей новой игрушкой, полицейские проводят эксгумацию трупов погибших мальчишек. В присутствии их родителей — по одному человеку от каждой семьи. От Фанстанов, я полагаю, туда отправился Поль. Да и от прочих семей явились скорее всего отцы умерших. Тесный кружок мужчин — с сухими глазами, с комом в горле — стоят сейчас на холодном ветру и смотрят, как могильщики раскидывают лопатами землю. Паршиво, что ни говори. Иветта утверждает, что сегодня стоит на редкость хорошая погода. Она распахнула окна — оттуда тянет влажной осенней землей. Кажется, я где-то слышала, что люди, вскрывающие гробы, надевают специальные маски — как у хирургов — не столько из-за запаха, сколько из-за ядовитых трупных испарений. Ведь в гробах происходят определенные химические процессы. Иногда некоторые из них даже взрываются. Господи, ну зачем я все время позволяю себе впадать в такого рода мысли! Вперед-назад, назад-вперед; не хочу думать ни о каком кладбище, не хочу воображать себе эти сморщенные, искореженные детские тела; вперед-назад.

— В конце концов вы проделаете посреди гостиной пару хорошеньких бороздок!

Да, моя добрейшая Иветта; вперед, назад — бороздки, траншеи, рвы, могилы… стоп!

Звонит телефон.

— Алло? А, здравствуйте, Катрин. Простите? Нет, нет — ничего страшного, придете завтра; да, понимаю… Ну раз уж вам надо к дантисту… Что?.. Да что вы говорите?.. Но это просто невозможно!.. А вы откуда узнали? А… А он, что он говорит по этому поводу?.. Что? Просто безумие какое-то!.. Но почему?.. И все-таки это недостаточно веская причина… Да, да, понимаю, спасибо, что предупредили; до завтра… Элиза, это просто ужасно: жена Стефана… Она… покончила с собой! Катрин была в больнице как раз в тот момент, когда ее туда привезли…

Что? Да что же это творится?

— Проглотила целую кучу каких-то снотворных; пришла горничная и обнаружила ее лежащей на полу… Она умерла, Элиза!

Умерла? Жена Стефа? Покончила жизнь самоубийством? Но почему, черт возьми?..

— Катрин считает, что все из-за того, что он хотел уйти от нее. Как бы там ни было, но убивать себя только поэтому… И представляете: никто не знает, где он сейчас, его не смогли отыскать… Представляете: его жена умерла, а он даже не знает об этом? Пытались до него дозвониться — у него телефон есть в машине, но никто не берет трубку. О-ля-ля, воистину ужасные вещи творятся вокруг нас; представить себе не могу, что такое происходит, знаю только одно: этому конца и края не видно!

Да уж точно! Софи мертва! А я-то всегда считала, что снотворными по-настоящему отравиться невозможно. И где же Стеф? У меня такое чувство, что его в ближайшем времени ждут неприятности, причем довольно крупные. Что же означал его последний телефонный звонок — «враги» и все прочее… Словно он предвидел то, что случится потом… Стеф, которого видят за рулем невесть откуда у него взявшегося белого «ситроена»… Стеф, жена которого умирает так кстати… Стеф, который утверждает, будто влюблен в меня. Тип, способный влюбиться в этакий куль с песком, никак не может быть совершенно нормальным человеком. Опять звонит телефон. Так и есть: не будет этому цирку ни конца, ни края.

— Алло? Здравствуйте, Элен… Да, я уже слышала; Катрин мне все рассказала; ужас какой-то… Что вы говорите?.. Но я не понимаю, почему… Ах да, конечно… А сами-то вы как?.. Да, представляю себе… Но вы прекрасно знаете, что всегда можете зайти к нам, когда чувствуете себя одиноко… Так что заходите на чашечку кофе… Договорились, до встречи. Это Элен. К ней заходил инспектор Гассен. Спрашивал, не знает ли она, где Стефан. Они разыскивают его. Она сказала, что понятия не имеет — наверняка на какой-нибудь из своих строительных площадок. Похоже, она в сильной депрессии: они были довольно близкими подругами с бедняжкой Софи, и узнать такое, да еще именно сегодня утром… Поль — на эксгумации, Виржини — в школе; Элен сидит сейчас дома совершенно одна, поэтому я предложила ей зайти к нам на чашечку кофе. Она согласилась — на работу ей сегодня не нужно. Все это и в самом деле отвратительно!

Звонок в дверь.

— Ну и дела… Кому теперь мы понадобились?

Иветта идет открывать.

— А! Здравствуйте, инспектор; заходите. Его здесь нет!

— Новости, как я вижу, распространяются со скоростью света. Простите меня… Здравствуйте, мадам.

Это, вне всяких сомнений, адресовано мне. Я приподнимаю палец.

— Значит, вам уже известно, что мадам Мигуэн скончалась?

— Да, мы только что узнали об этом от Катрин Римье, массажистки Элизы.

— В настоящий момент мы разыскиваем месье Мигуэна. Вы случайно не знаете, где его можно найти?

— Месье Мигуэн не имеет привычки ставить нас в известность о своих планах на день: это всего лишь обычное знакомство…

— Знаю; но мне необходимо опросить всех на этот счет.

— В любом случае, рано или поздно, он вернется домой. Зачем же брать на себя заведомо лишние хлопоты, разыскивая его?

— Простите, что побеспокоил вас по такому ничтожному поводу… До свидания, мадам.

Слышно, как за инспектором закрывается входная дверь. Действительно: зачем брать на себя заведомо лишние хлопоты? Да еще посылать на поиски пропавшего вдовца сотрудника в ранге инспектора… Такую работу поручают обычно простым полицейским… Определенно, я была права: для Стефана дело принимает дурной оборот…

— Интересно, с чего вдруг полиция так засуетилась из-за какой-то ерунды, — замечает Иветта. — Сварю-ка я кофе.

Вперед-назад; если бы я только могла сдвинуть этот проклятый палец хоть на миллиметр в сторону, если бы только… Я чувствую, как он весь напрягся и дрожит — когда-нибудь у меня это получится!

— Знаете, о чем я думаю, Элиза? О том, что она, должно быть, приняла их ночью, эти таблетки — иначе горничная непременно поспела бы вовремя, когда было еще не поздно. Наверное, она наглоталась их, пока он спал. Ужасно, правда: он спокойно спал себе рядом с женой, а она тем временем умирала!

И, проснувшись, он даже не заметил, в каком она состоянии? Решил, что ей вздумалось поваляться в постели подольше, и тихонько, на цыпочках удалился? А почему бы и нет? Но тогда каким же образом она оказалась на полу? Результат последнего проблеска сознания? Все это можно будет узнать лишь в том случае, если его удастся отыскать. Ибо лично у меня такое впечатление, что малыш Стефан просто-напросто смылся куда подальше. И все же странно… Мне и в голову бы никогда не пришло отнести Софи к категории женщин, способных покончить жизнь самоубийством. С ее-то характером… Впрочем, все мы вот так иногда ошибаемся в людях.

Пришла Элен. Пьем кофе. То есть — они пьют. А меня поят неким великолепно действующим на пищеварение травяным отваром. С жадностью вдыхаю восхитительный аромат кофе. До смерти хочется хорошего крепкого сладкого кофе; мысленно проклиная Иветту, глотаю пресловутый отвар — слишком горячий и совершенно безвкусный.

У Элен слегка дрожит голос — такое с ней бывает лишь в самые худшие дни. Судя по всему, она очень намучилась за последнее время. Иногда я думаю о том, что для нее все это вполне может обернуться тяжелейшей нервной депрессией. Ибо день ото дня она, по-моему, становится все грустнее и печальнее.

— Они до сих пор так и не отыскали Стефана. Побывали на всех строительных площадках — никто его и мельком не видел. Как на ваш взгляд — разве это нормально? И самоубийство Софи… Да, конечно, они со Стефом давно уже разлюбили друг друга — но почему бы им тихо-мирно не развестись? Я знакома с ней уже пять лет; она очень помогла мне, когда… в общем, когда Рено… Стоит мне только подумать о том, что они сейчас делают с Рено… Поль из-за всего этого просто с ума сходит, он стал совершенно невыносимым…

Раздаются тихие всхлипывания. Иветта произносит какие-то слова, пытаясь утешить Элен. Похоже, иногда стоит только радоваться тому, что ничего не видишь.

— А у Виржини очередной кризисный период! Не лучший момент она для этого выбрала. Да, я понимаю, что ее вины тут нет, но просто уже даже не знаю, как вести себя с ней; она настолько замкнута в себе… Изображает послушного ребенка, но делает лишь то, что взбредет в голову ей самой. Оценки из школы приносит все хуже и хуже, но наотрез отказывается поговорить об этом. Иногда вообще создается впечатление, будто она пребывает в каком-то ином мире и просто-напросто не слышит, что ей говорят. Ни в чем не противоречит, улыбается, но ощущение такое, словно внутри у нее совершенно пусто. Я ходила с ней к школьному психологу; он говорит, что это — нормальное явление: девочка получила слишком тяжелую для ее возраста душевную травму, вдобавок убийства Микаэля и Матье заставили ее как бы вновь пережить гибель брата… лишь время способно залечить такие раны. Но я не могу сидеть и ждать, сложа руки; я вообще не могу больше ждать; вечно все тебе велят ждать, говорят, что со временем все пройдет, все будет хорошо — но ведь это чистейшей воды ложь. Ничего не проходит, нисколько не становится лучше, а наоборот: того и гляди станет еще хуже!