Эжен смотрит, как Риэль обхватывает губами член Кисиля, вбирая его резко, глубоко.

Волна накатывает на Эжена, тело содрогается в горячей конвульсии наслаждения. Внизу чувствуется освобождение и горячее томление. Эжен смыкает глаза на секунду, впитывая ощущения, но тут же распахивает глаза, в ужасе смотря на Эддрика.

- Зачем? – шепчет он и торопливо покидает место своего постыдного распутства.

глава 19.

Эжен чувствовал себя использованным в угоду чужим чувствам, бумажным корабликом на гребне беспощадной волны. Было ощущение, что он не властен над своей судьбой. Как подло и низко было устроить такое отвратительное представление. Ткнуть его носом в их мир наслаждений, дав постыдно подглядеть в щелочку двери. Показать насколько он не достоин участвовать в процессе наравне с ними, а потом «утешить» рукой. Так к чему вообще была необходимость открывать перед ним эту часть их жизни.

Эжен растянулся на кровати, давя слезы и кусая губы. Ничего в жизни уже не будет замечательно. Все мечты разлетелись, разбившись на осколки, словно хрустальная ваза.

У двери, рассматривая его, стоял Эддрик. Герцог не мешал Эжену заниматься самоуничижением. На его лице было лишь ожидание.

Эжен кинул злой взгляд на герцога. Какой же сухой и бессердечный человек. Ему безразличны чужие души.

Наконец, герцогу надоело стоять, опираясь на косяк, и он подошел к Эжену. Сел рядом.

- Что случилось, Эжен? – мягко спросил Эддрик, - Чем я вас расстроил?

- Вам все равно? – всхлипывая, спросил Эжен, - безразличные чужие чувства? Вы сплошная публичная маска. Вам нравится подчинять себе людей, играть ими словно куклами. Дергать за ниточки марионеток. Да?

- Не понимаю ваших обвинений, Эжен. Но они мне неприятны, - сердито ответил Эддрик, - Вы не ответили, чем вы расстроены?

- Зачем вы мне это показали?

- Что это? Кисиля с Риэлем? – герцог прищурил глаза, - Какую-то цель, гадкую и ужасную, я не преследовал. Спешу вас разочаровать. Я хотел показать вам, что в нашей семье бывает и так. Без разделения на старшего мужа, без очередности в постели, без приказов и наказаний.

- А как это будет для меня? – спросил Эжен, нахмурившись.

- Зависит от того, как часто вы будете делать неверные выводы, мой дорогой, - пожал плечами Эддрик и осторожно накрыл коленку Эжена рукой.

- Что ты хотел вместо просмотра этой сцены? – спрашивает Эддрик, расплываясь в улыбке.

- Ничего не хотел, - устало откидывается на подушки Эжен, - могу я побыть один?

- Ты устал? Сегодня был тяжелый день, - Эддрик накрывает его одеялом, - Не поднимайся завтра чуть свет, отдохни. Скоро буду тяжелые деньки.

- Спасибо, спокойной ночи, - Эжен натягивает одеяло посильнее.

Завтрак наступает для Эжена, как и советовал Эддрик, поздно. После ухода герцога он только на секундочку прикрыл глаза, а когда открыл, уже вовсю было утро.

- Тори, - крикнул Эжен.

Слуга, которого Эддрик приставил к Эжену, чтобы он не потерялся, следовал за ним тенью. Никакого настойчивого внимания, Тори так хорошо сливался с окружающее обстановкой, что Эжен невольно заподозрил его в мелком магичестве. Впрочем, если признаться на секундочку и только себе, присутствие Тори и, правда, было удобно. Замок был огромен, количество слуг бесконечно и услуги Тори не раз выручали Эжена. Вот и сейчас мальчик появился, едва Эжен позвал.

- Господин?

- Тори, можно было бы позавтракать здесь? Ведь наверняка все уже поели. Не нужно накрывать стол только из-за меня.

- Как скажете, господин.

Тори скрылся, а Эжен снова прикрыл глаза.

Перед взглядом проносились поля родного поместья, улыбающееся лицо Самира, любимое кресло в библиотеке.

- Ваш завтрак, - тихое напоминание от расторопного Тори.

То, чем вчера закончился вечер, плохо укладывалось в голове Эжена. И он даже себе не мог пояснить, как он отнесся к этой демонстрации интимной стороны жизни герцогов Литерских. Говорить о том, что увиденное вызвало в нем отвращение, не имело смысла, потому что Кисиль с Риэлем действительно смотрелись красиво. А если герцог что-то хотел дать понять, то Эжен не понял, или понял неверно. Хотя бы потому, что он не понимал к чему эта демонстрация, если буквально через месяц герцог сможет разложить его на кровати или в любом другом месте и взять то, что ему будет принадлежать, так как хочет и делать это столько, сколько хочет.

В комнату робко вошел Кисиль. Сегодня он был одет в какую то пеструю рубаху и зеленые широкие штаны. На шее болталась цепочка, на запястье браслеты, а на пальцах кольца.

- Доброе утро, - Кисиль был на удивление тих, - прости, что побеспокоил. Приятного аппетита.

- Спасибо, - Эжен кивнул, чувствуя, что голод отступает под напором волнения.

- Помнишь, ты обещал выбрать себя коняшку? – спрашивает Кисиль, оставаясь стоять у двери.

- Да.

- Было бы славно, если ты сделал это с утра, - Кисиль нервно теребит колечки один за другим.

- Хорошо, сейчас оденусь и пойдем. Но к чему спешка? – удивляется Эжен и отставляет еду.

- Часть коней сегодня отправляется на продажу. Я не хочу огорчать тебя стесненным выбором, - пожимает плечами Кисиль.

Эжен смотрит на него и никак не может узнать в нем того, кто вчера так жарко ласкался у камина. Сегодня он тих, собран и задумчив.

- Что-то случилось? – слова сами срываются с губ.

- С чего ты так решил? – сейчас Кисиль больше всего своим поведением напоминает Эжену Риэля. Такие же певучие слова и полное отсутствие эмоций.

- Ты странный, - замечает Эжен, не зная как по-другому объяснить те изменения, которые его в Кисиле настораживают.

- Тебе кажется, - отмахивается Кисиль, - подожду тебя внизу.

Эжен быстро ополаскивает лицо, одевается и спускается вниз, оставив завтрак почти нетронутым.

Внизу уже Эддрик, Риэль и Кисиль. Сидят за небольшим столиком, перед ними чашки с чаем. Что-то тихо втроем обсуждают, прервавшись с появлением Эжена.

- Идем? – весело спрашивает Кисиль.

Они заходят в конюшню. Светлое, чистое помещение, на удивление малопахнущее животным запахом. Веточки сена шуршат под ногами. Лошади рассматривают вошедших, перебирая ногами. Эжен идет вдоль конюшни, разглядывая питомцев Кисиля. Это грациозные тонконогие животные с мощной шеей и длинной гривой. В основном черные и серые, с блестящей гривой, которая у некоторых заплетена в мелкие косички.