— Как ты с ментами разобрался?

Гоша повернулся и посмотрел на Олеся, не понимая, о чем он говорит.

— Ты же пьяный был, страховка на такие случаи не распространяется. А нам прислали данные о ДТП безо всяких упоминаний об опьянении.

— А... Друг помог.

— Много у тебя друзей, да?

— Ты о чем, Олеська?

— Один "Порш" одалживает, второй от ментов отмазывает, — с каждым словом Гоша мрачнел все больше, и Олесю это нравилось; карма тускнела. — Почему же ты именно меня попросил за деньгами съездить?

— Соскучился, — пробурчал Гордеев и снова уткнулся в карту.

— Отлично.

— У всех свои методы, — пожал плечами Гоша и включил зажигание. — Едем, — машина тронулась с места, и Олесь понял, почему эта марка считалась престижной: амортизация была такой, что казалось, будто он сидит на диване, а не едет по московским колдобинам. — Что ты думаешь о неделе моды?

— Я о ней не думаю.

— Петр будет участвовать, и если ты хочешь засветиться, то лучше способа не придумать. Сейчас заявляют звезд, в октябре будут очереди и кастинги, как на рынке. Будешь участвовать?

— А денег сколько? И что делать нужно?

— По подиуму ходить. Денег мало, но дело не в деньгах, это такой пиар...

Олесь отказался, Гордеев объяснил, что это престижно, а еще будут западные агенты, и в итоге всю дорогу до отеля они проспорили, а Олесь узнал много нового.

Гоша пообещал связаться с кем-нибудь из знакомых моделей, чтобы Олеся научили ходить по подиуму, сказал, что звонил Лилин продюсер насчет съемки в клипе, и Олесь понял, что иногда проще дать, чем объяснить, почему не хочется. Если Гоша решил сделать из него модель и ничего не просит взамен — на здоровье, пускай. Все равно у них больше ничего общего нет.

В отелях Олесь не был, только когда-то, в детстве, ездил с родителями в Анапу, но они там жили в какой-то маленькой гостинице, больше похожей на пионерский лагерь. Впрочем, о пионерских лагерях он знал только из фильмов, так как никогда никуда сам не ездил. У бабушки был домик за городом, гордо именуемый "дачей", там Олесь провел все детство, пока бабуля была жива. После ее смерти домик продали, деньги частично пошли Олесю на учебу, а частично были положены в банк, где благополучно сгорели, когда в очередной раз скакнул доллар.

Дружелюбно настроенные владельцы отеля явно любили это место, потому что вложили в него всю душу. Во всяком случае, неискушенному Олесю показалось, что место роскошное. До сих пор он видел только двух с половиной геев и одного пидора, а тут они явно не стеснялись того, что их кто-то осудит: от главного входа в боковую аллейку прошли два парня, причем первый так нежно поцеловал второго, что захотелось улыбаться.

Олесь выбрался из машины, рассматривая территорию и здание отеля, и даже самодовольно взглянул на Гошу: мол, смотри, какой я молодец. Тот открыл багажник, вытащил обе сумки и сказал с улыбкой:

— Олеська, это лучший подарок. Кстати, я телефон выключил, чтобы спокойно отдохнуть.

— Нет, я не могу, — притворно расстроился он, испытав настоящую радость от того, что Гоша доволен. — Вдруг я пропущу звонок от своего тайного поклонника?

Тот закрыл багажник и, подойдя к Олесю, обнял за плечи:

— Обойдутся твои поклонники.

Оказалось, что люксом называли отдельно стоящий двухэтажный коттедж с сауной и гостиной на первом этаже и двумя спальнями на втором.

— Да, диван просить не придется, — сказал Олесь, глядя на огромную кровать.

— Что предпочитаешь? — спросил Гоша, поставив сумку, и снова обхватил его за пояс. Казалось, что Гордееву не хватает прикосновений: он постоянно пытался Олеся потрогать, и это было бы приятно, если бы не постоянно всплывающая в памяти фраза о том, что это — только секс. — Погуляем? В бассейн сходим? Или в ресторан?

— Я плавки не взял.

— Тут наверняка есть магазин, купим.

— Я на мели, — сказал и снова почувствовал себя бедным соседом с третьего этажа. — На квартиру все ушло, аванс весь выгреб. На плавки я как-то не рассчитывал.

Гордеев должен был предложить их оплатить, но улыбнулся и шлепнул Олеся по попе.

— Я договорюсь, чтобы в бассейн никого не пускали, пока мы будем там плескаться, — и потянулся за камерой.

Олесь представил себя на фотографиях голым и мокрым и сглотнул слюну.

— Я бы поел чего-нибудь, — неохотно признался он, отгоняя эротические мысли.

В небольшом ресторанчике людей было немного, несмотря на обеденное время, видимо, все разбрелись по своим номерам или территории. Они с Гошей устроились у окна и закурили в ожидании официанта. Олесь пялился в меню, не зная, что выбрать, заказал себе кофе и стейк, вспомнил о Ростике и зачем-то рассказал Гоше, как тот угощал его мясом и быстрым сексом в туалете на десерт. Гордеев слушал очень рассеянно, поглаживая его запястье и глядя в окно.

Это злило: сам Олесь готов был ревновать к фонарному столбу, а Гордеев никак не реагировал. Вообще.

— А тебе отсасывали в туалетах? — спросил он.

— Ага.

— И как?

— Хочешь обсудить моих бывших любовников?

— Скажи, Гордеев, как ты планируешь дальше жить?

— О чем ты?

— Ну, ты гей, жениться точно не собираешься, сороковник скоро. Ни наследника, ни близкого человека. Пенсия не за горами. Чего ты хочешь от жизни?

Гоша нахмурился.

— А ты что планируешь?

— Ну... Карьера, квартира. Дача, может быть.

— Ты ведь не об этом спрашивал?

— Нет. Я думаю, что найду кого-то. Я семейный по натуре, меня случайные связи не прельщают. То есть, хорошо потрахаться я не против, но...

Гоша насмешливо приподнял бровь и отпустил его руку.

— Мой последний партнер, с которым мы почти два года прожили, уехал в Штаты. Я уже рассказывал. И я пока, — слово он выделил, — не планирую никаких отношений. Это натуралы могут быть верными и преданными, в нашей среде такое не принято.

Олесь поморщился.

— И тебе не противно целовать кого-то, кто вчера сосал член другого мужика?

— Ты ведь не сосал, — ухмыльнулся Гордеев.

Ситуацию спас официант с графином сока и чашкой кофе. Олесь снова закурил, рассматривая за окном прекрасные виды. Хотелось ударить Гордеева за этот его цинизм, но он понимал, что Гоша сказал правду, о которой сам Олесь еще не думал.

— Если тебя бросили — это еще не повод нести какую-то хрень про нашу среду и то, что в ней принято, — сказал он, подумав.

— Меня не бросали, — холодно отозвался Гоша, и разговор на какое-то время прервался.

Официант ушел, и они молча пили: Олесь — свой кофе, а Гордеев лениво потягивал сок и по-прежнему смотрел в окно.

— Ему предложили хороший контракт, и он уехал делать карьеру. Ты как раз должен его понимать, — наконец сказал Гоша и опять потянулся к сигаретам.

— Есть приоритеты...

— Есть и принципы, — перебил Гордеев. — Я не хочу об этом говорить.

Появился официант и начал расставлять на столике их заказ, а Олесь смотрел на руки парня и пытался представить, как это — переспать не с Гошей, влиться в субкультуру, так сказать. Во рту была горечь от кофе и сигарет.

— Приятного аппетита, — вежливо пожелал он Гордееву и занялся стейком.

Тот кивнул. Олесь наколол на вилку кусочек мяса и посмотрел на Гошу.

— Ты его любил?

— Я не хочу об этом говорить, — повторил тот резко. — Мы отдыхаем.

— Как знаешь.

Олесь вяло жевал и думал о том, что никогда не сможет получить желаемое. Он сам бы не смог описать, чего хочет от Гоши, но был уверен, что если бы тот дал понять, что это — отношения, то все стало бы проще. Олесь не стал бы изменять, даже не смотрел бы на других мужиков. Да и на кого тут смотреть?

— Я думал, что гей-френдли — это когда одни геи, — сообщил, указав взглядом на пожилую пару за соседним столиком.

Благообразная бабушка резала лежащую на ее тарелке котлету.

— Это же не гей-клуб, а отель. Просто они лояльны к однополым парам, — сказал Гордеев, принимаясь за десерт. — Хм, вкусно. Хочешь? — и протянул ложку с паннакотой.