- Всё с моей рукой нормально. Месяца через полтора снимут гипс, а ещё через месяц можно будет вновь проситься на полевые действия, - я хмыкнул, вспоминая лицо Главного, с которым он убеждал меня, что в моём случае подобные травмы лишь на благо, иначе и вовсе про город забуду.
Главным у нас называли действующего главу Эсшерра - мужчину лет сорока с лёгкой сединой в тёмных волосах и мудрым прищуром. Именно вместе с его приходом к руководству, город претерпел столь кардинальные изменения и смог выйти из того страшного мёртвого застоя, что царствовал здесь еще несколько лет назад.
- В том-то и дело, Дио, что "можно будет"! - Стен весело хохотнул, понимая, что покинуть стены города в ближайшие три-четыре месяца мне будет весьма проблематично. - Готов поспорить, до последнего здесь продержат. Главный считает, что такие профессионалы, как ты, не должны неделями проводить в разъездах.
- Ну, конечно! - я ещё раз кинул взгляд на детей, резво гоняющих мяч на улице, и отошёл от окна. - Если ещё раз услышу лекцию о том, что знания о мире и механике (будто других знающих людей нет) нужно передавать другим, а сделать это никак иначе нельзя, как рассказывая нудные лекции в Академии, я просто сбегу подальше от города!
Стен пожал плечами. Кажется, его и самого не прельщала идея безвылазно сидеть в городе, ведя до ужаса пресную мирную жизнь.
- Я всё это уже слышал, Лантерс, - парень, улыбаясь, опустился в кресло рядом с моим столом и, достав из сумки документы, оставил их на нагретой солнцем поверхности, - Скажи это Главному. Знаешь же, он так выражает свою благодарность. Ведь именно ты подтвердил слова Леона о бандах, торгующих людьми, да ещё и первый вызвался для участия в операции против них. Поверь, это много стоит. У нас ещё никто так быстро (всего каких-то четыре месяца!) не смог завоевать всеобщего доверия и уважения, кроме тебя и Мишель. Относись к этому проще.
Кивнув, я достал из ящика стола печать. Документы, принесённые другом, скорее всего, требовали скорого подтверждения, иначе провалялись бы на столе у секретаря добрые две недели. Да и стал бы Стен ждать подписи, если не так?
Стол, нагретый через стекло солнечными лучами, был приятно горячим даже для столь жаркой весенней погоды. Поверхность его грела руки, заставляя быстрее просматривать и подписывать документы, которые, как это ни странно, были рядовыми бумагами, касающимися жизни и действий патрульных отрядов. Только вот число, когда бумаги должны были быть заверены, стояло вчерашнее. Всё ясно... В последние две недели я занимался именно этим - полным курированием своих (и не только) отрядов, находясь в стенах города. В конечном счёте, работа была несложная и заключалась в разборе документов, поставках провизии на постоянные базы в степях Эсшерра, выписке оружия и медикаментов.
- Вот скажи мне, - Стен вновь заговорил, рассматривая фотографию в рамке на моём рабочем столе. Снимок был обычный, хоть и чёрно-белый (сказалось отсутствие под рукой хорошей камеры), с которого улыбались Мишель, Ивонка и я, был сделан в конце зимы, полтора месяца назад. В тот раз сестра настояла на фотографии, и я, только-только вернувшийся из очередной поездки на границу, не смог отказать. - Только честно! Зачем ты так рвёшься за пределы города? Здесь у тебя и дом, и сестра...
- Затем и рвусь, - я ещё раз пробежал глазами по одному из документов и поставил очередную печать. Во второй раз за день оконная рама подверглась атаке мяча и устояла. - Видишь этих детей? Они мало знают о том, что за мир за стенами. Самое ужасное для этих ребят - прошлая жизнь и жуткий пожар нижнего города. Но и эти воспоминания уходят дальше в прошлое. Мы уже прикрыли работу банд-работорговцев, пытаемся наладить связи с другими городами, а это значит, что нужно избавляться от тварей и укреплять защиту. Ивона и эти дети... Будем считать, что я, по мере сил и возможностей, хочу оградить их от того, что слишком хорошо знаю сам.
Стен кивнул. Видимо, ответ его вполне устроил, либо он сделал для себя какие-то определенные выводы.
К тому моменту, как с работой над документами было покончено, и друг получил подписанные бумаги обратно, часы на стене уже указывали на половину третьего. Я как раз вспомнил, что обещал сегодня пообедать с Мишель, поэтому вышли из моего кабинета мы со Стеном вместе. Несколько десятков метров мы шли рядом, перебрасываясь ничего не значащими фразами, но вскоре я и вовсе остался в одиночестве. Товарищ сам спешил домой к молодой жене, которой сильно не нравились частые опоздания мужа и пропуск обедов.
В этот час улицы города были довольно пустынны: многие прятались от жары по своим каменным коробкам, некоторые с самого утра не покидали своих рабочих мест, а большинство детей было загнано домой, под предлогом учебы и работы по дому. Оставшихся пешеходов было мало, как, впрочем, и самих жителей города (чуть больше сорока тысяч человек), машины же даже в самом Эсшерре были редкостью. Обычно их использовали лишь за городом, а, приезжая, оставляли в ангарах у ворот или на полигонах. Транспорт у нас не приветствовался.
На мгновение удивленно застыв от собственных мыслей, я продолжил путь, между широких улочек, первые этажи которых пестрели плакатами, объявлениями и лавками. Дело в том, что неожиданно мне пришло осознание того, что я не могу вспомнить, когда впервые начал говорить и думать о городе, как о чем-то близком себе. Слова "нам", "наш", "мой" были с самого начала пребывания здесь изъяты из ассоциаций с Эсшерром. И вот сейчас, такие далекие, они слились с ним в одно целое, будто так и должно было быть, будто так всегда и было. Эсшерр и вправду стал мне домом.
Мы оказались здесь в первых числах сентября прошлого года, чуть больше восьми месяцев назад. Пройти в город без особых проблем нам помогли друзья Леона, значившиеся на хорошем счету у властей Эсшерра. Помню, сколь суетливой и сложной стала для нас первая неделя за этими хорошо укрепленными стенами: для того, чтобы узаконить наше пребывание в городе, пришлось заполнить огромное количество бумаг и заявлений, пройти несколько комиссий и многое другое. Все эти меры объяснялись тем, что в Эсшерре городской порядок был на одном из первых мест. Власти не могли допустить беспорядков и разбоя, а значит, приходилось принимать суровые меры. Город, сравнительно недавно переживший свою собственную катастрофу, не был готов к волнениям и смутам.
Через месяц после нашего появления Ивонке сделали операцию. Как ни странно, но добиться этого оказалось на удивление легко: как полноправные граждане города, мы имели право на полноценные медицинские услуги. Именно тогда я осознал плюсы всей этой волокиты с бумагами, ведь одной из граф для заполнения была и причина приезда. Да и сами врачи оказались на редкость понимающими людьми.
Теперь за состояние глаз сестры и её зрение можно было не волноваться: пусть не в одно мгновение, но с каждым днём она видела всё лучше, приходя в норму. Цвета больше не сменяли друг друга, а картинки мира стали устойчивее. Для закрепления результата Ивке приходилось проходить раз в две недели процедуры в больнице, но это было сущей мелочью. Сейчас сестрица видела как обычный человек, без каких-либо рецидивов и сбоев. Я никогда не думал, что могу быть настолько счастлив.
К сожалению, о деле Леона никто забывать не собирался, а это значило, что за побег из города, по законам Эсшерра, и возможность причастности к банде похитителей, ему грозила тюремная камера. Но недаром глава города не терял своих позиций уже который год! Не придавая делу большой огласки, он дал нам с Мишель право выступить поручителями друга. Впрочем, за наш побег мы и вправду были ему сильно благодарны. Кто знает, как сложилась бы наша судьба, не реши он сам сделать ноги от них? Единственным условием восстановления статуса Леона была оправданная помощь в деле тех самых работорговцев, с которыми спутался Рейтер. Спустя всего две недели был сформирован отряд, направленный на прекращение работы банд. Я, оставивший сестру на попечение Мишель, Леон, наконец уладивший большинство своих проблем и забравший братьев из интерната, а также ещё тридцать членов отряда покинули границы города на неизвестные тогда три месяца.
