Тогда все это было как сон. Я, юнец, рядом с прославленными на весь мир хоккеистами. Помню, Рагулин, которого называли не иначе, как Александр Павлович, жил вместе с Кузькиным, и я, будучи дежурным, долго робел заходить в их комнату. А уж про Тарасова и говорить нечего – просто не смел попадаться ему на глаза. Тарасова, правда сказать, даже и ветераны крепко побаивались. По комнатам базы Анатолий Владимирович никогда сам не ходил – поручал это своему помощнику Борису Павловичу Кулагину. А уж если замечал какой-нибудь беспорядок, то пощады от него ждать не приходилось.
Мне его требовательность никогда не казалась чрезмерной: я понимал тогда и особенно хорошо сознаю это сейчас, что максимализм Тарасова был продиктован прекрасной целью – сделать советский хоккей лучшим в мире. Человек очень строгий по отношению к самому себе, очень организованный и целеустремленный, он и в других не терпел расхлябанности, необязательности, лени. Я многим обязан Тарасову. И даже то, что некоторые склонны выдавать за его причуды, я отношу к своеобразию тарасовской педагогики…»
В сезоне 1968/1969 Третьяк провел в регулярном чемпионате СССР всего три игры (заменяя основного вратаря Николая Толстикова) и пропустил две шайбы. Однако эти выходы ему не зачлись – золотые медали он тогда (а ЦСКА стал чемпионом) не получил. Это произойдет спустя год.
В тогдашнем ЦСКА Третьяк был самым молодым членом команды – всего-то 17 лет! Поэтому коллеги иногда над ним подшучивали. Иногда удачно, иногда не очень. Например, однажды разложили у него на кровати… скелет человека. Эту шутку придумали Евгений Мишаков (главный шутник в ЦСКА того времени) и Анатолий Фирсов. Они в тот день сдавали экзамен в Институте физкультуры и выпросили у преподавателя человеческий скелет: дескать, дома мы хорошенько его «проштудируем». А сами принесли его в номер Третьяка (он в этот момент был в кино), положили его на кровать, а на череп нахлобучили шапку (она опять же принадлежала хозяину номера), в руку вложили теннисный мяч. Намек был более чем прозрачен: мол, в гроб вгонят юного вратаря тарасовские нагрузки.
Защищая ворота ЦСКА, Третьяк продолжал делать то, чему его учил еще в ДЮСШ его первый тренер, Виталий Георгиевич Ерфилов: присматривался к манере игры других вратарей. Но больше всего ему импонировал, естественно, Виктор Коноваленко – лучший вратарь в советском хоккее на тот период. Причем всю жизнь он играл в составе не самого именитого клуба – горьковского «Торпедо», хотя предложений перейти в ведущие клубы страны (ЦСКА», «Спартак», «Динамо») было у него предостаточно, но он был верен родной команде, воспитавшей его и открывшей ему дорогу в большой спорт. По словам В. Третьяка:
«Виктор Коноваленко являл собою абсолютное спокойствие, надежность, мужество. Коноваленко всегда уважительно относился к соперникам: я не помню, чтобы, пропустив в свои ворота гол, он хоть раз «полез в бутылку»; Виктор никогда не махал ни на кого клюшкой, не утверждал, что шайба забита неправильно, только и скажет забившему гол: «Перехитрил, перехитрил…»»
В августе 1969 года ЦСКА отправился в товарищеское турне по Швеции, взяв с собой и Третьяка. И там, в небольшом городке Вестерос, он участвовал в учебно-тренировочном сборе шведских вратарей (там было восемь лучших голкиперов Швеции, в том числе и знаменитый Лейф Холмквист – вратарь клуба АИК (Стокгольм) и национальной сборной. Именно он подарил Третьяку свою майку, которую тот стал считать своим талисманом (износил ее буквально до дыр – мать замучилась зашивать)).
Сборная СССР на ЧМ в Стокгольме. 1969 г.
В середине марта 1969 года начался очередной чемпионат мира по хоккею, который проходил в Стокгольме (Швеция)
Именно после поездки в Швецию Тарасов стал все больше доверять место в воротах Третьяку. Это случилось сразу после возвращения на родину, на турнире на приз газеты «Советский спорт» (он проводился накануне первенства страны). Третьяка поставили на игру с челябинским «Трактором», и он пропустил всего 2 шайбы (армейцы одержали верх 3:2), а затем и с чемпионом страны московским «Спартаком». Армейцы и в этом матче победили, причем с разрывом в пять шайб. После этого всем стало ясно – Третьяк будет вторым вратарем в ЦСКА в регулярном сезоне 1969/1970. А тут подоспело и приглашение в национальную сборную страны, где одним из тренеров был все тот же Анатолий Тарасов (вторым был наставник столичного «Динамо» Аркадий Чернышев).
За учебниками
Отметим, что летом 1969 года Третьяк закончил десятилетку и поступил на заочное отделение Института физкультуры. А надоумил его пойти туда учиться его коллега по ЦСКА, защитник и комсорг команды, Игорь Ромишевский. Это он на базе армейцев в Архангельском подошел к Третьяку и спросил: «Ну, а что дальше? Думаешь продолжать учебу или нет?» – «Хотелось бы», – ответил Владислав, но в его голосе не было особой уверенности. Тогда Ромишевский начал его убеждать: «Ты никогда не сможешь стать хорошим хоккеистом, если не будешь постоянно расширять свой кругозор. Если ты остановишься в своем интеллектуальном развитии, если круг твоих интересов сузится до размеров шайбы, то неизбежно перестанет расти твое спортивное мастерство. Имей в виду, у нас в ЦСКА все учатся – кто в вузах, кто в техникумах». – «Я учиться не против, только вот не знаю, справлюсь ли. И хоккей, и институт…», – вновь пожал плечами Третьяк. – «Справишься, – заверил его комсорг. – Да и мы рядом. Поможем».
Той же осенью Третьяк успешно сдал приемные экзамены на заочное отделение института физической культуры. Учиться было нелегко, учитывая спортивную загруженность нашего героя. По его же словам:
«После тренировок устанешь, случалось, так, что книжки из рук валятся. Но пересиливаешь себя: черный кофе, холодный душ – и за учебники…»
Но очень быстро он убедился в том, что Игорь Ромишевский был прав, говоря о том, что большой спорт немыслим без интеллекта, без глубоких, разносторонних знаний. Кстати, сам защитник, закончив хоккейную карьеру в ЦСКА, защитит диссертацию на степень кандидата технических наук, будет заведовать кафедрой. Другой прославленный хоккеист, но уже из «Спартака», Вячеслав Старшинов, станет кандидатом педагогических наук. Динамовец Владимир Юрзинов – один из тренеров сборной, а в прошлом ее игрок и комсорг – успешно закончил факультет журналистики Московского университета и институт физкультуры. И таких примеров немало.
Кстати, Ромишевский включил Третьяка в состав комсомольского бюро команды. А опекуном молодого вратаря был другой армеец – Владимир Брежнев. Он сразу объявил игрокам команды: «Владика не обижать, а не то будете иметь дело со мной». Естественно, никто и в мыслях не держал обижать новичка, но Брежневу нравилось быть его опекуном. «Как дела, сынок? – каждый день обращался он к Третьяку. – Уроки-то выучил?» – «Все в порядке, дядя Володя», – отвечал, улыбаясь, вратарь.
Игорь Ромишевский – советский хоккеист, защитник. Заслуженный мастер спорта СССР
Был запасным, стал основным
В конце 60-х ведущими вратарями сборной СССР были Виктор Коноваленко («Торпедо», Горький) и Виктор Зингер («Спартак», Москва), а третьим вратарем был Владимир Шеповалов из ленинградского СКА. Однако осенью 1969 года, когда Третьяка пригласили в сборную, Коноваленко был болен, поэтому в воротах в основном стоял Зингер. Но на Приз «Известий» в декабре 1969 года тренеры сборной взяли Шеповалова и Третьяка. Первому был 21 год, второму – всего лишь 17. Тогда же Тарасов дал интервью одной из газет, где так отозвался о герое нашего рассказа: