Литмир - Электронная Библиотека

Но организовывали все это не религиозные евреи, а просвещенная общественность. Это делали мы: Бунд, левые и так далее.

Разумеется, религиозные евреи со своими бородами и пейсами выделялись, так что немцы хватали их, ставили на бочки, брили принародно, часто все это фотографируя. Вскоре таких стало намного меньше — никто не хотел из-за бороды навлечь на себя беду.

Да, я помню этих «мертвых хасидов». Ди тойте хасидим. Последователи ребе Нахмана из Брацлава[12], которые после его смерти так и не признали никого своим главой.

Они жили на Дзельной, 40. Приехали с Украины, молились, прекрасно пели, танцевали, но со временем их становилось все меньше. Сначала они сбрили бороды, потом сняли эти свои лапсердаки, а потом все бросили и растворились где-то в гетто.

— Верующие евреи придерживались мнения: «Бог так хочет» или все-таки по мере приобретения в гетто все более страшного опыта начинали терять веру и говорить: «Бога нет», раз он допускает такие ужасы и уничтожение людей?

— Какое там… Они говорили: «Бог так хочет», но кто так думал? Все ненавидели этого Бога, который позволяет убивать людей. Немцы ведь начали убивать сразу. Сразу поставили этого еврея на бочку. Ну что вы зациклились на этой религии…

— Но человек, если ему плохо… По крайней мере некоторые тогда ищут Бога. Ждут от Него помощи, спасения.

— Не знаю. Я не из таких. Никто из моих друзей и знакомых, никто из моего окружения не искал Бога — все только ненавидели Гитлера. Что это за Бог? Где он? Его не существует. Если Бог велит убивать людей, значит, Бога нет. Кто о нем думал? Ты знал: если стреляют, надо убегать, чтобы в тебя не попали. При чем тут Бог?

Впрочем, обыкновенные люди часто даже не знали, как себя вести, когда стреляют. Не понимали, что иногда от пули можно уклониться. Так что толпа, которую гнали на Умшлагплац[13], хоть в нее и стреляли, шла дальше… Кто-то падал, другие его обходили… Проблема Бога вообще не важна. При гитлеровском бандитизме ее не существовало. Важно было одно: выжить.

— Вы никогда не были верующим? Хотя бы чуточку?

— Не занудствуй, как старая дева.

— Нас трудно назвать примерными католиками, но какое-то отношение к Господу Богу у нас есть.

— У вас есть, а у меня нет.

— Ханна Кралль придумала для своей книги о вас гениальное название: «Опередить Господа Бога»[14].

— Это совсем другое. Это метафора: не поддаваться слепому року, не сдаваться без борьбы. Что это значит — Господь Бог? Ведь не Господь Бог отнимает жизнь, ее отнимает болезнь. Идея в том, что надо оставаться с больным человеком до самого конца и, несмотря на все препятствия, стараться продлить ему жизнь. Вот что такое «опередить Господа Бога». В книге еще поясняется: пока он не погасит свечу. Это красиво звучит, но смысл понятен: ты должен сохранить самое главное. И поэтому надо пытаться «опередить Господа Бога» — наперекор природе, потому что Господь Бог — не природа. Понимаете? Болезнь — не результат чьей-то злой воли, а так распорядилась природа. В названии книги использовано популярное понятие — «Бог». Но фактически речь в ней идет о человеке — о том, какой он, какова его жизнь; о том, что он хочет, даже наперекор природе, спасти то, что считает ценностью. «Опередить Господа Бога» — это значит опередить природу. Нет наверху никого, кто бы указывал: «Ты должен умереть!» Никто там не сидит и не указывает: вот этот должен умереть.

— Мы как раз были здесь у вас, когда к вам приехала группа учеников католической школы им. Эдит Штайн из Гливице. И один из этих ребят спросил про Господа Бога. Вы сами тогда сказали ему, что Бога придумали люди как своего рода костыль: когда тяжело, человек пытается на него опереться.

— Не знаю… Поймите, мне недоступна вся эта мистика. Когда человек в безвыходном положении, у него нет надежды. Я не видел людей, которые в таких случаях искали бы Бога.

Скорее, они искали не Бога, а где бы спрятаться.

Тадеуш Славек

«Да не будет у тебя других богов, кроме Меня», — сказать так, по-моему, можно только, если претендуешь на свою исключительность. Бог говорит: Я — самый главный, и только ко Мне нужно прислушиваться. Внимание человека должно быть приковано к Богу, больше того — к ЭТОМУ конкретному Богу. Однако нет правил без исключений, и в этом правиле тоже нетрудно их найти: там ведь сказано, что нельзя ставить превыше ЭТОГО Бога других богов, но это не означает, что человек не может вознести выше Него какие-то дела, предметы, идеи, каких-то людей. Казалось бы, Бог должен ревновать лишь к Своим божественным сестрам и божественным братьям, но ни к кому больше. Если пойти на шаг дальше, то можно сказать, что Бог посылает нам испытание. Нам предлагается признать, что мы не можем ничего поставить превыше Бога — тем самым будет установлен нерушимый порядок и нам гарантирован полный покой (шире говоря — «святой покой»): ведь, коли мы располагаем чем-то, что «превыше» всего, ничто не в состоянии нас потрясти и даже взволновать. Иными словами: при таком положении вещей все, что нас волнует и вызывает сомнения, следует воспринимать с абсолютным спокойствием. Но мы можем поступить иначе: сочтя, что Бог имел в виду только Своих божественных сородичей, вознести превыше Него то, что ниже, то, что обречено на страдания и подвластно воле судьбы. Тогда, согласно божественному наставлению, можно то, что небожественно, вознести выше того, что свято, и оно «затмит» Бога, который окажется лишь в его тени.

Беатификация небожественного — двойное возвышение человеческого. Во-первых, дела людские ставятся так высоко, что даже Бог уступает им место. Это отнюдь не означает, что человек узурпирует место Бога; возвышается небожественное, то есть тут и речи нет о тех, кто обладает силой и могуществом, ровно наоборот: ущербные и слабые, страдающие и больные ставятся выше Того, кому неведомы недуги. Но есть и иная беатификация: когда возвышение носит не вертикальный, а горизонтальный характер. Это — вынесение не «выше», а «за пределы»: то, что неожиданно выносится, на самом деле переносится через границы своей территории, покидает свое изначальное место, расстается со своим, часто тягостным, рутинным существованием с его закоренелыми привычками и предубеждениями и в результате приобретает дистанцию по отношению к самому себе.

«Да не будет у тебя других богов, кроме Меня», — в этой фразе слышится и другой голос. Начиная, по меньшей мере, с эпохи Просвещения так обращается к нам наука, которой в нашем мире придается столь большое значение. Мы мечтаем, чтобы ее слово было последним и решающим. Однако сегодня рассматривать две трактовки вышеупомянутого «вынесения» следует очень осторожно. Естественное стремление науки — подняться «выше» переменчивой и нестойкой действительности, ибо наука формулирует законы, по ее мнению, устойчивые, неизменные. Наука говорит: он страдает. Но второй вариант трактовки «вынесения» преподносит нам другой урок: приняв этот вариант, мы оказываемся «за пределами» любой абстрактной обобщенности, где нет уже никакого порядка и покоя, где рассматривается только конкретный случай. Не какой-то безразличный мне он страдает, сейчас страдаю я. И тогда я ставлю кого-то «впереди» Бога. Даже если я не признаю святым того, что для той или иной конфессии свято, я «примечаю» (хотя это очень неудачный глагол) Бога, но — на другой линии, в другом месте. Только такое место «божественно» (сейчас это слово кажется мне удивительно неподходящим). Я соблюдаю заповедь: нет у меня другого бога, кроме ЭТОГО Бога.

вернуться

12

Раввин Нахман из Брацлава (1772–1810) — основатель брацлавского хасидизма, для своих последователей навсегда оставшийся единственным «истинным цадиком» (отсюда их прозвище — «мертвые хасиды»).

вернуться

13

Умшлагплац (нем.) — перевалочный пункт в гетто, обычно площадь или другое открытое место, где решалось, кого отправить на смерть, а кто еще годен для работы. В Варшаве для упрощения депортации была проведена специальная железнодорожная ветка, соединявшая Умшлагплац с основной железной дорогой.

вернуться

14

Ханна Кралль. Опередить Господа Бога. М.: Текст; Книжники, 2011.

3
{"b":"209880","o":1}