Хонор присела на стул на крыльце и выждала несколько минут. Если Джудит или Доркас слышали, как она выходила, если они спустятся, чтобы проверить, что происходит, она скажет, что ей стало плохо и она выбралась на улицу подышать свежим воздухом. И действительно, вдохнув мягкую ночную прохладу, Хонор почувствовала прилив сил и укрепилась в своей решимости. «Я была безропотной и послушной, — подумала она, — и что изменилось?!»

Убедившись, что ее никто не хватился, Хонор спустилась с крыльца, прошла через двор по мокрой от росы траве и оказалась на дороге, ведущей в Фейсуэлл. До города она добралась быстро, прошла мимо магазина, кузницы, дома Адама и Абигейл, направляясь к проезжему тракту между Оберлином и Веллингтоном. Хонор еще никогда не выходила из дома одна ночью, и уж тем более — на лесную дорогу. В небе светила луна и мерцали звезды, в траве стрекотали кузнечики и квакали лягушки. Однако из темноты доносились и другие звуки, громкие шорохи в густом подлеске, пугавшие Хонор. Но она все равно шла вперед, жалея только о том, что не взяла с собой Дружка. За те девять месяцев, что Хонор прожила на ферме, она так и не подружилась с псом, но сейчас ей было бы спокойнее, если бы он находился рядом. Оставалось надеяться, что на широкой дороге ей будет уже не так страшно.

Днем на дороге между Оберлином и Веллингтоном всегда было людно, но в этот глухой ночной час она оказалась пустой и темной, как и дорога от Фейсуэлла. Хонор встала посередине проезжего тракта и напрягла слух. Она хотела услышать топот лошадиных копыт с одной толстой подковой. Знала, что тот, кто ей нужен, сейчас не спит: если где-то поблизости есть беглец, тот, кто ей нужен, будет обыскивать все окрестности, потому что, как правило, беглецы передвигаются по ночам, а днем прячутся в ожидании темноты. Хонор поглядела на север, в сторону Оберлина, потом — на юг, в сторону Веллингтона. Она могла бы остаться на месте и дождаться того, кто ей нужен, но ей вряд ли хватит на это смелости. Шорохи, доносившиеся из леса, будто приблизились. Страх, слегка поутихший, всколыхнулся вновь. Лучше не стоять на одном месте. Собравшись с духом, Хонор зашагала в сторону Веллингтона. Если она не встретит Донована, то можно пойти к Белл Миллз. Она не отважилась обратиться за помощью к миссис Рид. Чернокожей женщине — и тем более бывшей рабыне — не следует расхаживать по лесам ночью. К тому же после последнего разговора с миссис Рид Хонор не решилась бы посмотреть ей в глаза.

Хонор шла вперед на трясущихся ногах, борясь с нарастающим страхом темноты и одиночества. В Америке она часто чувствовала себя одинокой — даже в доме Хеймейкеров, даже на фейсуэллских собраниях, — но никогда прежде не оставалась совершенно одна под огромным и безучастным небом, среди пугающей дикой природы. Это ошеломляющее ощущение предельного одиночества захватило ее целиком. Мир будто сомкнулся вокруг нее, подавляя своей равнодушной жестокостью. Во рту появился холодный металлический привкус. Хонор остановилась, хватая ртом воздух, словно тонущий человек. Она попыталась укрыться, погрузиться в себя, как делала на собраниях, и найти внутренний свет, согревающий сердце. Но для этого надо отбросить все посторонние помыслы и устремления, а они сейчас были сосредоточены лишь на одном: Донован придет и спасет ее от этого леденящего ужаса.

Он появился через полчаса. К тому времени Хонор уже окончательно обессилела в неравной борьбе со страхом. Она услышала приближавшийся спереди топот копыт с одной толстой подковой и отошла на обочину. Ее белый чепец и белая полоска каймы по вырезу платья смутно выделялись из темноты, подсвеченные серебристым сиянием луны. Но все равно Донован увидел Хонор, лишь когда его конь чуть не сбил ее с ног. Донован выругался и схватился за конскую гриву.

— Хонор Брайт?! — Он ошеломленно уставился на нее.

— Донован, мне… одному человеку нужна твоя помощь.

— Кому?

— Я тебе покажу.

Он наклонился в седле и протянул ей руку:

— Давай забирайся.

Хонор замерла в нерешительности: из-за ребенка, растущего у нее в животе, из-за того, что придется довериться Доновану, которому нельзя доверять… и еще ей придется обнять его за талию и прижаться к его спине, а это разбудит в ней чувства, которые не следует будить. Но потом она подумала о человеке с искалеченной ногой — о человеке, которому отказала в помощи, когда он в ней так нуждался, — и это заставило ее схватиться за руку Донована и сесть в седло.

— Куда?

— В лес Виланда, за фермой. Только… — Она не хотела говорить ему, что убежала из дома втайне от всех, хотя это было вполне очевидно. Иначе она бы не оказалась одна ночью в лесу. — Только, пожалуйста, не проезжай через Фейсуэлл. И мимо фермы. Я не хочу, чтобы они нас услышали. Коня можно оставить на окраине Фейсуэлла, а дальше пройти пешком.

Донован обернулся и внимательно посмотрел на нее:

— В лесу прячется негр?

— Да.

— Кажется, ты говорила, что перестанешь помогать беглецам.

— Он шел из Гринвича и сбился с пути. Я не собиралась помогать ему. Но он ранен, очень серьезно. Ему нужен доктор.

Донован усмехнулся:

— Думаешь, я повезу его к доктору?

Хонор промолчала. Конь тихо топтался на месте, ожидая команды всадника.

— Хонор, ты знаешь, что я верну его хозяину. Это моя работа.

Она вздохнула.

— Да, знаю. Но если ему не помочь, он умрет. Лучше пусть человек живет, даже в рабстве.

— А почему ты обратилась ко мне?

Хонор вновь промолчала.

— Ты живешь в городе квакеров, а на помощь зовешь меня? Сдается мне, что тебе нужно задуматься о своем окружении.

— Друзья в Фейсуэлле — хорошие, добрые люди. Они помогли бы ему, просто… обстоятельства вынуждают Хеймейкеров поступиться принципами. А Хеймейкеры пользуются уважением в общине. — Сама того не желая, Хонор прислонилась к Доновану. Ее выпирающий живот прижался к его спине. Донован почувствовал это и напрягся, а потом наклонился вперед, чтобы по возможности увеличить расстояние между ними.

— Ладно, — сказал он, натягивая поводья. — Держись крепче.

Когда они нашли беглеца, тот сидел неподвижно, прислонившись спиной к стволу дуба. Ноги вытянуты вперед, жестяная кружка лежала на земле рядом с ним. Донован велел Хонор оставаться на месте — шагах в десяти от дуба, — а сам подошел к беглецу и на мгновение приподнял фонарь к его лицу. Хонор зажмурилась, но картина, высвеченная фонарем, так и осталась стоять перед ее мысленным взором — лицо чернокожего человека и его белые зубы, сверкнувшие в темноте.

Донован приблизился к ней и внимательно посмотрел в ее лицо. Когда она шагнула к нему, он ничего не сказал. Просто обнял ее и держал, пока она рыдала, уткнувшись лицом ему в грудь. На сей раз Донован не отстранился, почувствовав, как к нему прижимается ребенок, зреющий в животе Хонор. Она стояла в его объятиях еще долго после того, как прекратила плакать. Прижимаясь щекой к его груди, она вдыхала его резкий запах, отдававший лесным костром. Чувствовала щекой что-то твердое. Ключ от ее сундука. Донован по-прежнему носил его на шее.

«Если сейчас он попросит, я брошу все и уеду с ним на запад, — подумала Хонор. — Ведь его душа пребывает со мной».

Но он не попросил.

— Хонор, уже светает, — наконец произнес Донован. — Тебе надо вернуться домой, пока никто не заметил, что ты уходила.

Она молча кивнула. Ей так не хотелось отпускать его, но она все-таки отстранилась и принялась вытирать лицо рукавом, чтобы ей не пришлось смотреть на Донована.

— Хочешь, чтобы я его похоронил?

— Нет. Пусть увидят, что они сделали. Что мы сделали.

— Он умер бы в любом случае. Даже если бы ты отвела его к доктору. Судя по запаху, это гангрена.

Глаза Хонор вспыхнули гневом.

— Мы должны были хоть как-то помочь ему. И тогда бы ему не пришлось умирать в одиночестве в темном лесу.

Донован молча проводил Хонор к опушке леса. К тому месту, где начинался яблоневый сад. Он на мгновение прикоснулся к ее руке и бесшумно скрылся среди деревьев.