Развитие товарного производства зерна в степях способствовало появлению в лесной полосе развитого лесного хозяйства. Земледельцы стали высаживать леса на бывших пахотных почвах, что в свою очередь способствовало развитию лесного дела и лесоводства.

К началу XVIII века относятся первые попытки освоения тропических почв. В начале XX века в обработку уже были вовлечены тропические почвы Африки, Азии, Америки, причем большинство этих почв было занято плантациями кофейного дерева, техническими и разного рода фруктовыми культурами.

В настоящее время в земледелии используется более одиннадцати с половиной процентов суши. Одна треть распаханных почв приходится на Европу, одна пятая — на Азию, одна пятая на Америку, одна десятая — на Африку и одна двадцатая на Австралию и Океанию. Если произвести прямые (и, конечно, весьма относительные) подсчеты количества пахотной земли на одного человека в мире, то в настоящее время эта цифра будет составлять около тридцати пяти аров (0,35 гектара), правда, в эту площадь входят почвы, занятые хлопчатником и льном, а также другими техническими, непродовольственными культурами, но зато в нее не включены пастбища и сенокосы, продукция с которых идет для выращивания и откорма скота. В целом с учетом пастбищ и сенокосов подсчитано, что площадь такого участка возрастает уже до одного гектара.

Один гектар на человека. Это средняя цифра — округленная и приблизительная, однако ее можно взять за основу, чтобы теоретически проследить, достаточна ли такая площадь для жизни и получения продуктов питания. На этот вопрос можно ответить, если проанализировать (пусть не совсем точно) количество продуктов, необходимое человеку, и количество земли, которое потребуется для получения этой продукции.

В оценке рациона питания человека и необходимых ему продуктов следует учесть две стороны проблемы: во-первых, человеку нужна пища, содержащая все необходимые ему вещества: белки, жиры, углеводы, витамины и пр., во-вторых, существуют национальные кухни, национальные традиции в питании, которые очень часто преодолеваются с трудом. Характерен такой пример. В. В. Вересаев, описывая будни русско-японской войны 1904 года, рассказывает, как солдаты отказались есть непривычную для них чумизу (сорт проса). Этот отказ возмущал офицеров, которые ели новую для русских пищу. Командир полка считал, что офицеры имеют больше права роптать, так как они привыкли к более разнообразному меню, чем солдаты. Пища солдат всегда была грубой и простой, близкой к «деревенской». В. В. Вересаев парадоксально, но по существу правильно заключает, что именно те группы населения, рацион которых строго ограничен определенными видами пищи, с трудом привыкают к другим продуктам питания.

Сохранились документы, описывающие трудности, с которыми было сопряжено распространение картофеля в России, а ведь он сейчас считается у нас чуть ли не вторым хлебом. Сначала Петр I, а затем и другие правители силой внедряли картофель в России. И это насильственное внедрение сопровождалось упорным сопротивлением крестьян, даже «картофельными бунтами». Аналогично русским не принимали картофель и французские крестьяне. Но французский министр А. Тюрго поступил хитро. Он разослал всем подвластным ему откупщикам и чиновникам посевной картофель со строгим наказом не давать его крестьянам. А в тайном письме он написал, чтобы чиновники «не замечали», когда крестьяне похищают картофель. Через несколько лет картофель распространился во Франции.

То, что в разных странах набор потребляемых продуктов, а следовательно, и высеваемых культур заметно отличается, подтверждает следующее. Если посмотреть на происхождение культурных растений, можно вспомнить такие факты: картофель и кукуруза пришли к нам из Америки, рис — из Азии, пшеница и рожь наиболее широко разводились в Европе, просо — в Африке. Это еще раз подтверждает, что при оценке рационов следует делать поправку и на привычку человека к определенной пище.

Но независимо от вида пищи всем людям, конечно с учетом профессии и возраста, требуется, по подсчетам советских и зарубежных ученых, в день сто — сто шестьдесят граммов белка, столько же жиров, четыреста тридцать — четыреста пятьдесят граммов углеводов. Эти необходимые для жизни вещества человек получает с хлебом, овощами, мясом.

Сейчас в среднем для всей планеты урожайность пшеницы составляет пятнадцать центнеров с гектара, картофеля — сто пятнадцать центнеров, трав (сено для скота) — сто пятьдесят центнеров, овощей — двести центнеров.

Из этих цифр после простой арифметической операции — деления количества продуктов, необходимых человеку, на их урожайность и суммирования полученных результатов — получается, что человеку требуется для годового запаса сельскохозяйственных продуктов двадцать аров земли, для производства мяса — около пятнадцати аров. В итоге получаются те же тридцать пять аров обрабатываемой площади.

Совпадение расчетной и реальной цифр совсем не случайно. При существующих во многих странах мира современных методах ведения сельского хозяйства так и должно быть. Выращивается в среднем столько продуктов, сколько надо, чтобы прокормить все человечество, но в силу социальных причин, и в первую очередь наличия стихийного капиталистического способа производства и свойственного капиталистическому строю неравномерного распределения продукции, далеко не все люди одинаково потребляют эти произведенные для них продукты.

Не значит ли все сказанное, что не нужны дальнейшие усилия по увеличению количества земли на нужды сельского хозяйства? И надо ли искать новые земли, пригодные для сельского хозяйства?

Ответы на эти вопросы однозначны: надо. На примере мирового хозяйства четко проявляются те общие закономерности, которые свойственны промышленному обществу.

По прогнозу ООН, в 2000 году население земного шара достигнет шести миллиардов человек, а к концу XXI века будет уже около десяти миллиардов. Это значит, что увеличится потребность в сельскохозяйственных продуктах.

Для решения проблемы можно наметить два пути: во-первых, увеличить производительность почв и создавать высокоурожайные сорта растений, а во-вторых, найти такие почвы, которые можно будет использовать в сельском хозяйстве сверх существующих пахотных и обрабатываемых земель.

Прикинем возможность решения задачи вторым путем — путем увеличения обрабатываемой земельной площади.

Сколько человечество еще может освоить земель? Где расположены эти земли? Существует несколько подсчетов и расчетов такой возможности: это данные международных организаций, материалы советских (в частности, Н. Н. Розова) и зарубежных ученых. По этим данным, в полярном поясе, где распространены арктические пустыни и тундры, общая площадь земель — шесть миллионов квадратных километров. Из них используются всего около двух процентов в основном как оленьи пастбища. В этом поясе можно лишь увеличить площадь оленьих пастбищ, доведя их до трех-четырех процентов, и увеличить количество теплиц и оранжерей. Но перегрузка оленьих пастбищ может надолго превратить ягельные просторы тундры в бесплодные болота. Поэтому расширение животноводства в тундре требует очень строгого расчета и опытной проверки.

В умеренном поясе, в лесной зоне, где расположены основные промышленные районы мира, подзолистые, мерзлотно-таежные, серые лесные, бурые лесные и другие почвы занимают площадь несколько более двадцати четырех миллионов квадратных километров, или два с половиной миллиарда гектаров. В этом поясе с севера на юг от подзолистых и таежно-мерзлотных почв к серым лесным растет использование земель в сельском хозяйстве от четырех до сорока процентов.

В северной и центральной частях таежной зоны еще есть резервы для земледелия: от двух процентов в северной части и до пятнадцати — в южной части тайги. Помочь введению в строй этих резервных земельных площадей может осушение заболоченных почв. Поймы рек можно частично использовать под сельскохозяйственные культуры, частично как сенокосы и пастбища, как базу развития животноводства.