— Жизнь станет грустной для ребят и тяжкой: ведь пятиклассник станет первоклашкой. Ах, нет, не вынесет моя душа, коль школьник превратится в малыша. Мне надоели эти игры и загадки. Пусть жизнь идет по заведенному порядку! Нарушило его я, к сожаленью…

И покатилось солнце в прежнем направленьи, и виновато улыбнулось людям:

— Об этой шутке вспоминать не будем!

И поплыло оно над реками, полями, над лесом, над зелеными холмами, над синим морем, не взглянув, однако, на берег и на глупенького рака.

Когда-то сороконожка была обычной букашкой, на четырех ногах ходила, любовалась гвоздикой и кашкой.

— Чудесно иметь, — говорила она, — четыре ноги! Хочешь — ходи не спеша, а хочешь — беги. Могу побежать за овраг, могу на поляну. На четырех своих легких ногах я не скоро устану.

Но однажды она своей дочке-букашке сказала:

— Дорогая, сходи-ка на речку, воды у нас мало.

— Я устала, — ответила та, — отдохну я немножко. Ужасно болят все четыре мои драгоценные ножки. Ты же знаешь сама, что четыре ноги — это мало. Вот если бы было их шесть у меня — я бы тебе помогала.

А наутро — о чудо! — у дочки-букашки вдруг стало шесть ножек. Рада мама: теперь-то ей дочка поможет! Но малышка весь день на поляне скакала, резвилась, а потом уползла за овраг и домой лишь под вечер явилась.

Ей мама сказала:

— Нам хвороста нужно для печки. Пойди, принеси — очень много валяется сучьев у речки. Ведь ты обещала мне, дочка, вчера, что поможешь…

— Ну что ты! — захныкала та. — Устали все шесть моих ножек. Оказалось, что шесть замечательных ног — это мало. Вот если бы восемь их было — тогда б я тебе помогала.

Наутро еще две ноги появились у дочки — и стало их восемь.

— Ура! — закричала малышка. — Теперь добегу я до сосен.

Весь день она бегала где-то без всякого дела и еле живая явилась домой, когда уж стемнело.

Дочке мама сказала:

— На стол собери поскорее!

— Я очень устала, — захныкала та, — не хочу, не могу, не умею. Восемь ног — это тоже, выходит, не много, а мало. Вот если бы десять их было — тогда б я тебе помогала.

Как вы поняли, ног становилось все больше — и двадцать, и тридцать — у хитрой букашки, которая так не хотела трудиться. Вот уже тридцать шесть, а потом тридцать восемь и скоро стало ножек у нашей букашки — поверьте мне! — сорок. И конечно, всем ясно и объяснять нам не нужно, сколько раз беззаботная эта козявка была непослушна.

— Ох, напрасно, дочурка, была ты такою упрямой. Вот теперь у тебя сорок ножек, — сказала ей мама. — Если будешь ты бегать по нашей поляне босою, то все сорок тебе перед сном мыть придется росою. А наступят морозы, придется тебе надевать очень долго сапожки…

— Мама, мне ни к чему сорок ног! Мне вполне и четыре хватило бы ножки! Нужно мне лишь четыре ноги, чтобы бегать и прыгать по кочкам. Как мне быть?

— Ты за лень и за хитрость наказана, дочка. Не горюй! Так же весело бегать ты будешь зеленой дорожкой. Называть же тебя теперь будут сороконожкой!

Пришел из школы мальчишка, аккуратно раскрыл свои книжки, осторожно перелистал и готовить уроки стал. Но как только он начал читать — что-то упало к нему на кровать.

— Ну и ну! — удивился мальчишка. — Да ведь это страница из книжки! Раз она сюда прилетела, значит, что-то сказать захотела.

И сказала страница печально:

— Прилетела я не случайно. Сегодня во время занятий меня вырвали из хрестоматии, смяли в комок, свернули, в чей-то портфель запихнули, а потом, подумав немножко, меня выкинули в окошко. Хоть серьезная я страница, но полетела как птица… Я вернуться хочу в объятия моей дорогой хрестоматии. С ней увидеться я спешу. Помоги мне, я так прошу!

И ответил мальчик странице:

— Жить одной тебе не годится. Твою книжку сегодня же днем обязательно мы найдем!

Он ее аккуратно разгладил:

— Кто хозяин твой? Петя? Владя?

Но ни слова страница в ответ: не желает выдать секрет.

И тогда мальчик в школу пошел и страницу к двери приколол, чтобы всем ее было видно, чтоб хозяину стало стыдно, чтоб вернул он страницу на место, в книжку, чтобы стал аккуратным неряха-мальчишка.

Ветер по белому свету скитался, деревья качал и с обрыва кидался, с прохожим случайным игру затевал: внезапно наскакивал, шапку срывал. Порою всерьез, а порой понарошке до неба он пыль поднимал на дорожке, и очень любил он в игре хитроумной бесшумно возникнуть, исчезнуть бесшумно. Хоть всюду гулял он — по полю, по крышам, никто его голоса в мире не слышал. Шутил он с людьми и играл с облаками — и длились такие забавы веками.

Но как-то однажды, на зорьке весенней, наш Ветер проснулся в плохом настроении:

— Нет, мне надоело, я так не согласен: всегда я безмолвен, всегда я безгласен. Да чем же я хуже других, в самом деле? Хочу я, как дети, играть на свирели!

Он в лес полетел под огромную ель и там под корягой увидел свирель. Он начал играть на свирели чудесной, и сразу же замер весь мир поднебесный, застыли леса и холмы у излуки — так были прекрасны волшебные звуки. И издали слыша мелодии эти, все знали, что скоро появится Ветер.

Однажды, качая кусты и деревья, наш Ветер примчался в глухую деревню. Во двор заглянул он: да что ж это значит? Сидит карапуз возле дома и плачет. Встревожился Ветер, затих на минутку. В чем дело?

— Вчера я сломал свою дудку! Несут мне и сливы, и груши из сада, но мне ничего, кроме дудки, не надо!

— Не плачь, мой дружок, вытри слезы скорее. Играй на моей, на волшебной свирели!

И сразу мальчишка в свирель засвистел, а Ветер послушал и прочь полетел. Он вдаль полетел за тридевять земель, и снова искал повсюду свирель. В глубоких ущельях, меж сумрачных скал, и в поле, и в роще свирель он искал. Увы, не нашел он свирели нигде — ни в речке прозрачной, ни в птичьем гнезде.

— Ну что же, — сказал, — горевать не годится. Раз нету свирели, придется учиться играть на столбах, на кувшинах, колодцах — на всем, что мне встретится и попадется! Без музыки жить мне на свете нельзя!

И мы удивляться не будем, друзья, услышав, как ветер холодною ночью поет в дымоходе — поет и хохочет.

Жил-был на белом свете мальчик по имени Петьо. На все у него был один ответ: «не буду», «не стану», «нет».

Скажет мама:

— Завтрак готов, сынок!

А тот со всех убегает ног.

— Очень сегодня удался омлет. Попробуй!

А он отвечает:

— Нет!

— Ты в жизни вкуснее не пробовал блюда!

А Петьо в ответ:

— Не хочу! Не буду!

Такая же точно картина в обед:

— Съешь хоть кусочек!

— Не стану! Нет!

— Сыночек, сделай хотя бы глоточек!

Но хмурится, дуется, хнычет сыночек. И вечером видим мы то же самое: бабушка с дедушкой, папа с мамою — все ходят за Петьо, кто с вилкой, кто с ложкой:

— Какой ты худой! Поешь хоть немножко.

Но я вам забыл рассказать о Петьо: такого, как он, нет на целом свете. Худой и маленький, как комар, и легче, чем детский воздушный шар. Вставал на весы, а стрелка ни с места — и всем вокруг это было известно. Хотел это чудо увидеть каждый!..

Но послушайте, что случилось однажды.

Погулять на улицу вышел Петьо, и как раз в это время поднялся ветер. Он увидел мальчика на тропинке, подхватил и понес его, как пушинку.

Петьо видел сверху дороги и крыши, он кричал, но никто его не услышал. Ветер мчался и песни свои распевал, и напрасно мальчик на помощь звал.

— Ой, как страшно, — он начал плакать. Ну а слезы стали на землю капать.

— Что такое? — народ говорил удивленно. — Тучи нет — а дождь, и к тому же — соленый?