Соединив теперь эмоциональное воздействие цвета и формы, получим третью группу тестов, основанную на абстрактной живописи. В.Кандинский, основатель абстрактного (беспредметного) направления в живописи, обратился к этому чистому искусству, чтобы изучить природу эмоционального воздействия, и в этом его значение не подлежит сомнению.

Подумаем, какими соображениями мы пользуемся, когда покупаем обои для своей комнаты. На обоях художники чаще всего создают абстрактные композиции, и мы не спрашиваем, что означает тот или иной рисунок, хотя в представлении художника он, может быть, что-то и означает. Но мы чувствуем, что рисунок нам нравится или не нравится, восхищает, дразнит, успокаивает. Так в обоях (и во многом другом) проявляется вкус хозяина комнаты, его образ жизни и характер. На этом тоже основано тестирование.

«Люшер», «Палитра», «Роршах» — рефлексивные тесты: они исследуют почти мгновенную реакцию испытуемого на раздражитель (а раздражать можно чем угодно — в этом причина разнообразия рефлексивных тестов). Испытуемым здесь всегда легко, чего нельзя сказать об испытателях.

В вузе, в самом центре Москвы, обзорная лекция о тестах заканчивается маленьким рефлексивным тестом и письменным заданием. У хозяина была собака с очень скверным характером: когда к нему приходили гости, собака незаметно подкрадывалась к ним и рвала брюки, юбки. Хозяин терпеливо старался отучить собаку от этой повадки, но безрезультатно. Наконец он решил купить колокольчик и прикрепил его к ошейнику; теперь собака не могла бесшумно подкрадываться к гостям. Колокольчик собаке очень понравился. Она стала чаще выходить в переулок и прогуливалась там, звеня колокольчиком. Но как-то старая собака из соседней подворотни сказала... Что она сказала?

Это тест на творческую способность, неплохо работающий при групповом обследовании: кто лучше всех придумает концовку. Конечно, одним этим тестом наличие творческой способности не докажешь и количественно ее не измеришь. Но ведь есть батарея тестов.

Психологические тесты можно дополнять физиологическими. Будущим артистам, например, дают задание представить, а затем по команде продумать шесть ситуаций: страх за свою жизнь и здоровье, страх за другого, обиду за себя, гнев из-за несправедливости к другому человеку, радостное для себя событие, радость за другого. При этом измеряются частота пульса, колебания кожных потенциалов, частота сердцебиений. Все без исключения актеры дают ожидаемый эффект, снижающийся при усталости и несерьезном отношении к тестированию. Такой же, но меньший эффект дают члены драмкружков со стажем. И никакого эффекта — неартисты. А ведь так работают пресловутые физиологические «детекторы» лжи.

Всю жизнь тестологи вынужденно ведут борьбу. Они не только ищут мира, союза, дружбы с тестируемыми. То же самое им необходимо в отношении коллег: чтобы медики признали значимость для себя психологии и если не применяли, то по крайней мере не противились бы применению тестов; чтобы психологи, не пользующиеся тестами, стали их использовать; чтобы тесты использовали не только в клинике, но и в повседневной жизни, например в профориентации, при приеме на работу. В миниатюре эту борьбу можно видеть на северо-востоке Москвы: она выходит из кабинета в коридор, вспыхивает в директорском кабинете, тухнет и вновь начинает чадить на ученом совете.

И даже я, приступая к этой главе, надел под рубашку кольчугу: что скажет читатель-скептик, в чем усомнятся, где иронически потрет нос, качнет головой, а может быть, даже отточит стрелу и напишет письмо. Вот тут я должен взять его за руку и рассказать об отношении к жизни.

Рубить сплеча, пользоваться только двумя красками — белой и черной, все делить на плохое и хорошее, правильное и неправильное — означает детерминистское отношение к жизни. Это отношение хорошо выражается в античном силлогизме: «Все люди смертны, Сократ — человек, значит, Сократ смертен». Какая безапелляционность! Либо люди смертны, либо они несмертны (третьего не дано). Либо Сократ человек, либо он нечеловек. И такой же безапелляционный вывод: Сократ смертен. В общем это правильно, но только для «жестких» систем, с которыми работают часовщик, юрист, астроном. Однако большинство профессий живет вероятностно-статистическими категориями.

Однажды на остров Крит приезжает древний грек и спрашивает дорогу у первого встретившегося ему на пути критянина. Критянин показывает дорогу, а потом вдогонку говорит: «Только ты больше ни у кого дорогу не спрашивай, потому что критяне вруны». Идет грек и думает: «Как же так: если критяне вруны, то этот критянин тоже врун; если он врун, то соврал мне, что критяне вруны; если они не вруны, то этот критянин тоже не врун; если он не врун, то сказал мне правду, что они вруны, если...»

Древние греки считали эту ситуацию парадоксом, исключением из привычного им детерминистского подхода. Между тем ничего парадоксального здесь нет. Что означает суждение «критяне вруны», можно его доказать или опровергнуть? Да, отвечаем мы, можно, если провести социологическое обследование народов древнего Средиземноморья. И коль скоро окажется, что критяне врут чаще, чем жители других мест, значит, суждение верно. Как понимать «человек врун»? Он врет не всегда, но чаще других людей. А сколько в среднем врут люди?

Мы живем в вероятностно-статистическом мире. Когда приходится выбирать между поездом и самолетом, то отдаем себе отчет в том, что летать самолетом относительно опаснее, чем ездить поездом, хотя все-таки нередко летаем. Но получает ли гарантию тот, кто передвигается по земле, что поезд не опрокинется вверх колесами па одном из перегонов? Пусть такая вероятность мала, но она ведь существует.

Когда мы выходим на улицу, то увеличивается вероятность стать жертвой городского транспорта. Если пореже выходить на улицу, то такая вероятность уменьшится, но увеличится вероятность погибнуть под провалившимся потолком. Можно поинтересоваться, как часто в этом городе люди попадают под машины и погибают под провалившимися потолками. И сделать выбор. Никакой стопроцентной гарантии жизнь никому не дает. Но, зная вероятности, можно выбирать.

Вся идея тестирования с детерминистских позиций кажется абсурдом. 39 процентов оптимизма?! Какая чепуха!

Кстати, как разрабатывался в ВОЛе тест оптимизма? Собрались люди (эксперты), уверенные в себе и друг в друге, что они знают смысл оптимизма. Просмотрели вопросник и отметили мнения, имеющие отношение к оптимизму, сравнили результаты своей работы, оставив мнения, которые не вызывают ничьих возражений. Получилось 95.

«Я мало беспокоюсь о своем здоровье».

«Думаю, что в общем произвожу благоприятное впечатление на людей, которые меня знают».

«Безусловно, считаю, что жизнь стоит того, чтобы жить».

«Верю, что в конце концов справедливость восторжествует».

«Почти всегда я чувствую себя вполне счастливым».

«Могу давать хорошую оценку людям, о которых знаю очень мало».

«Обычно я рассчитываю на успех в своих делах». И т.д.

Потом анкету заполнили сто человек. Половина всех мужчин уложилась в интервал 55—70 процентов утвержденных ответов, половина женщин в 45—65 процентов, Потом проверили еще сто человек: уточнили интервалы половины. Остальные 50, естественно, разделились на две четверти — минимальных и максимальных оценок. Каждую четверть разделили еще на две осьмушки. Так получилась медианная формула для пятибалльной системы оценок, которая отличается от обычной, «школьной», системы тем, что тройка — самая весомая оценка (половина людей получают тройку). Медианная формула для мужчин: 45—53—70—74 процента; для женщин: 40—48—66—70 процентов. Таким образом, 50 процентов нужных ответов для мужчины означает двойку, для женщины — тройку.

Кто по своему отношению к жизни составляет большинство окружающих нас людей? Конечно, разумные скептики — в общем, троечники. Тогда двоечники — просто (неразумные) скептики, а единичники — пессимисты. Соответственно, четверочников назовем оптимистами, а пятерочников — оголтелыми оптимистами, на все смотрящими сквозь разовые очки.