Через месяц в посёлке уже забыли о профессоре и его спутниках, будто их и не было. Только Виталька без конца думал о них. Они уехали сразу же, как только вернулись с озера. Николай подарил Витальке свою зеркалку, и теперь Виталька фотографировал всех друзей и знакомых: ребят из своего класса, мать, отца, Илью. Он уже не знал, куда деваться от желающих сфотографироваться.

Проявлял плёнки и печатал фотографии он у Марата. У того в кладовке был увеличитель, ванночки и красный фонарь, но фотографировал он «Сменой» и фотографировал плохо.

Проявив новую Виталькину плёнку, Марат осмотрел кадры на свет и ухмыльнулся. Там сплошь были Анжелика и Рэм. На одном снимке Анжелика и собака стояли рядом, на другом – Анжелика сидела на крыльце своего дома, обняв собаку за шею, на третьем – Анжелика с гитарой и возле неё Рэм. И так без конца. Лишь изредка эти снимки перемежались другими: Игорь Филиппов в полной форме вратаря с мячом в руках, Вадик Скопин, группа ребят из их класса, Виталькины мать и отец. Снимки получались удивительно чёткими, фотоаппарат схватывал на коротких выдержках любое движение. Вот собака в прыжке через барьер, вот бежит Анжелика. Опять Анжелика, опять собака…

Марат внимательно посмотрел на Витальку, но не сказал ни слова.

– Знаешь, в магазине есть уценённая фотобумага, – сказал Виталька. – Что если взять?

– Нам сойдёт и уценённая. Надо будет сфотографировать твоим фотоаппаратом рисунки пещерного человека. У меня получилось такое, что не разберёшь ничего.

Марат продолжал рыскать по окрестностям в поисках всякого рода исторического материала. Он записывал рассказы стариков о прошлом края, о первопоселенцах, выклянчивал, где мог, остатки ушедшей старины: в сарае у него грудой лежали полуистлевшая уздечка, поломанное седло, обломок пики и даже сабля в ножнах. Чабаны показали ему пещеры с наскальными рисунками. Шаг за шагом он проникал всё дальше в глубь времён. И это не было игрой, это стало настоящей исследовательской работой.

За лето Марат заметно подрос и окреп. И если Виталька теперь редко играл с ребятами в футбол, то Марат не пропускал ни одной игры. Дело в том, что днём Виталька работал со всем классом в совхозе на току, а вечером читал книги, которые прислал ему профессор Семёнов.

Дверь чулана приоткрылась, в щель заглянул Игорь Филиппов.

– Пошли играть в футбол. Что вы тут копаетесь в темноте, как кроты?

– Сам ты крот. Снимок засветил. Заходи и закрой дверь на крючок.

Игорь вошёл с футбольным мячом под мышкой.

– Ты с ним не спишь? – спросил Виталька.

– С кем?

– Совсем одурел от футбола. Даже глаза блуждают.

– У тебя у самого блуждают.

– Выдохнешься, иссякнешь, в сборную не попадёшь.

– Попаду.

– Я видел, как он ночью тренировался, – сказал Марат, – при луне. Всех соседей разбудил.

– Днём же работаем. Между прочим, директор велел перебирать огурцы в овощехранилище. Сказал, чтобы вы завтра тоже приходили. Огурцы уже жёлтые. Некому перебрать. И помидоры гниют.

– Ладно, придём. А платить за работу в овощехранилище будут?

– Обещают.

– В прошлом году тоже обещали.

– Семенюк говорит, огурцами дадут.

– Ему самому надо дать огурцом. – Виталька терпеть не мог заведующего овощехранилищем Семенюка. Овощи у него вечно гнили, печка в овощехранилище развалилась, крыша текла. А сам он всегда ходил с недопитой бутылкой в кармане. Его гнали отовсюду. За три года он переменил сто работ.

– Он, конечно, собака, – согласился Игорь. – Вчера ночью, как я тренировался с мячом, он опять гонялся за своей женой по посёлку. Я запустил в него из-за изгороди камнем, не попал.

– Надо рассказать директору.

– Что он ему сделает? – пожал плечами Марат.

– Выгонит с работы.

– А в овощехранилище кого? Уборочная уже началась, всем некогда. Шофёры даже спят в машинах. А этот только и сосёт водку.

– Жалко, если пропадут овощи, – сказал Виталька. – А вообще-то лучше, конечно, работать на току, чем в его вонючем подвале.

Утром, когда Виталька и Марат пришли в овощехранилище, Семенюк уже опохмелился.

– Пришли, орлы! – Он похлопал Витальку по плечу и дохнул на него водочным перегаром. Витальку едва не стошнило.

Овощехранилище было в длинном подвале, тёмном и сыром, с развалившейся печкой. Сводчатый потолок подпирали толстые деревянные столбы, уже подгнившие снизу. Летом овощехранилище надо было просушивать и проветривать, но Семенюк ничего этого не делал, и оттого здесь постоянно держался запах гнили и сырости. Ребята работали в овощехранилище неохотно. Собралось всего человек десять.

Семенюк оценивающе оглядел их. Был он высок, широк в плечах, на толстой красной шее крепко сидела похожая на булыжник голова. Ходил он в шерстяных офицерских брюках и светло-зелёной гимнастёрке. Ворот гимнастёрки был ему узок, не сходился на шее. Ребята смотрели на него, задрав вверх головы.

– Маловато вас, – сказал Семенюк. – И все какие-то не крупные. Остальных-то чего сюда не пригнали?

– Мы вам не бараны, – зло ответил Вадик Скопин.

– А, председатель отряда, – узнал его Семенюк. – Вроде бы начальство, а грубишь.

– Никто вам не грубил. Остальные зерно перелопачивают.

– А у меня овощи гниют. Директор же обещал мне прислать побольше.

– Здесь всё сгниёт. Не просушили овощехранилище…

– Это не вашего ума дело. Чтобы до вечера мне перебрали огурцы и помидоры. Боевое задание. – Он что-то пробурчал себе под нос и ушёл.

– Дрыхнуть пошёл, – сказал Игорь.

Мальчишки начали перебирать огурцы, девочки – помидоры. Овощи уже стала затягивать белая плесень.

Виталька перебрасывал огурцы из корзины в корзину, пока не заболела спина. Потом встал, обошёл вокруг развалившейся печки. Как было бы хорошо, если бы её сейчас затопить…

– Пацаны! – крикнул он. – Давайте починим печку!

– Мы не умеем, и кирпича нет, – ответили ему.

– У Игоря дедушка печник.

– Да он едва ходит… А вообще-то надо спросить. Может, согласится?

Виталька и Игорь побежали звать Митрича, дряхлого восьмидесятилетнего старика. Митрич вечно мёрз и целыми днями сидел возле своего дома на лавочке.

И сегодня, как всегда, он грелся на солнышке и присматривал за двухлетним Санькой, братом Игоря.

– Дедушка! – крикнул ему на ухо Игорь. – Помоги нам починить печку в овощехранилище!

Старик слабо махнул на него рукой и закашлялся.

– Вы нам только покажете, что делать! – кричал в другое ухо старику Виталька. – Овощи же пропадут. Сыро там.

– Я говорил, на том месте нельзя строить овощехранилище, – сказал старик. – Эх, хозяева! Только и ума, что добро переводить. Ну пойдём, поглядим… – Он тяжело поднялся. – Постой, а Санька как?

– С собой возьмём! – Виталька схватил Саньку на руки.

До овощехранилища они добирались минут двадцать. Дед шёл мелкими шажками, поминутно останавливаясь и отдыхая.

С трудом спустился в овощехранилище, огляделся и покачал головой. Нагнулся, ковырнул жёлтым ногтем низ столба.

– Гниёт. Всё гниёт. – Подошёл к печке, осмотрел её со всех сторон. – Шабашники, видно, сложили. Деньги-то небось, взяли хорошие, а печку сделали курам на смех. Совести у людей нет.

И вдруг старик преобразился.

– Разбирайте её к черту, ребята! – сказал он. – Как-нибудь осилим.

Все кинулись разбирать печку, выворачивать кирпичи, кое-как слепленные глиной.

– Так не годится, – остановил их старик. – Кирпич – это тоже вещь, он не падает с неба, труд чей-то в нём заложен, бить его не годится. Он ещё в дело пойдёт. Целые сюда складывайте, половинки сюда, всё остальное вон. И гниль надо из подвала убрать. Лучше, конечно, все овощи вынести и просушить… Корыто надо достать, глину замесить, инструмент…

Игоря послали на ток звать ребят, четверо побежали за корытом и инструментами.

Работа закипела.

Когда вечером Семенюк вернулся в овощехранилище, он сперва, как видно, решил, что у него двоится в глазах. Вместо десяти школьников, здесь работал весь седьмой класс. Потом Семенюк разглядел, что все овощи лежали на улице, их рассыпали для просушки и тут же перебирали. На Семенюка никто не обратил внимания. И, видно, это его разозлило.