Вошедший остановился прямо перед столом. Александра услышала шорох бумаг, потом громкое восклицание:

– Проклятая кухарка!

Это был герцог – голос маркиза Клифтона Александра узнала бы сразу.

Снова шорох бумаг и приглушенные ругательства. Затем Грейстоун, видимо, нашел, что требовалось, потому что наступила тишина. Он скорее всего проглядывал бумагу.

– Хорошо, – пробормотал он и направился к выходу.

Александра боялась дышать, пока не убедилась, что герцог вышел из комнаты. Ее трясла дрожь, и потребовалось несколько минут, прежде чем она смогла успокоиться.

Подождав, пока глаза привыкнут к полутьме, Александра вновь оглядела комнату. Она снова зажгла лампу и просмотрела корреспонденцию герцога, стараясь запомнить, кто ему пишет. И здесь, проглядывая содержимое ящиков стола, она наткнулась на небольшую металлическую шкатулку.

Судя по весу, в ней также хранились бумаги, но тот факт, что она заперта, сильно заинтересовал Александру.

Пошарив рукой по столу, она нашла кусок мрамора, которым герцог прижимал бумаги, и сбила им замочек.

Встав у окна, Александра приоткрыла занавески и принялась читать письма, которые оказались любовными посланиями к герцогу. Жаркие заверения в вечной любви, нескромные приглашения с огромным числом ошибок покрывали десятки листков дешевой бумаги. Только одно письмо было написано явно образованной женщиной. Оно пришло из Шотландии и было подписано «Эллейн». Это, как поняла Александра, была мать маркиза Клифтона и леди Анны.

«Мои дети умоляют меня вернуться в Англию, но я не получила ни одного письма от тебя, не говоря уже о просьбе простить и благодарности за то, что я держу язык за зубами. Иногда я уговариваю себя, что тебя удерживает чувство вины, но это, похоже, следствие моего начинающегося слабоумия. Я очень похудела, у меня выпали почти все волосы. Будь я честной сама с собой, я бы знала, что ты совершенно равнодушен к моим несчастьям, причиной которых стал сам. Ты ведь не мог отказаться от своих самых что ни на есть низкопробных шлюх.

Тем не менее я дала тебе сына, о котором ты мечтал, и ради моих детей молчала о твоих посещениях таверны «Зеленое дерево» и подобных заведений. Могу поспорить, ты думал, я не знаю, куда ты отправляешься по ночам. Увы, я узнала об этом слишком поздно. Все равно, мое чутье подсказывает, что ты скоро последуешь за мной. Человек не может жить вечно, ваша светлость, и я надеюсь увидеть, как ты горишь в аду».

Александра нахмурилась, пытаясь понять, что имеет в виду леди Эллейн. Неужели она больна сифилисом и заразилась им от герцога?

Воспользовавшись бумагой герцога, она решила написать письмо Трентону. Возможно, Грейстоуну пора на собственной шкуре испытать, что такое быть похищенным.

Охранник разбудил Натаниэля рано утром и погнал на завтрак, который состоял из тарелки вареного ячменя. Натаниэль с жадностью проглотил безвкусное варево, отметив отсутствие даже маленького кусочка хлеба. Рацион заключенных был скуднее, чем он думал.

– Мы можем попросить добавки? – спросил он у сидящего рядом.

Худой мужчина с седыми всклокоченными волосами и запавшими глазами выглядел, словно живой скелет. Он хмуро оглядел Натаниэля.

– Можешь попросить, если хочешь остаться без еды на весь день. Проклятый Сэмпсон кормит нас, как карликов, а оставшиеся деньги прикарманивает.

Внезапно за их спинами раздался резкий голос клерка:

– Это серьезное обвинение, Джозеф. Неужели за пять лет ты так и не научился держать язык за зубами?

Джозеф скорчился от страха.

– Я ничего такого не говорил!

– Возможно, настало время показать нашему однорукому другу, что происходит с теми, кто плохо себя ведет. Пошли, старик. Ты первый.

– Но вы же знаете меня, – закричал Джозеф. – Я совершенно безобидный старый человек.

Сэмпсон махнул стражнику, который подхватил Джозефа за шкирку и заставил его встать.

– Настало время для порки, друзья мои-, – с удовлетворением произнес клерк.

Заключенные поднялись со скамеек и привычно отошли к стенам.

Джозеф, пошатнувшись, упал и получил тычок ногой под ребра.

– Вставай, трус! – рявкнул Сэмпсон, занося ногу, чтобы ударить старика по голове, но Натаниэль уклонился от удара.

– Подожди.

Внезапно все стихли. Заключенные смотрели на него с открытыми от удивления ртами.

– Коснись меня еще раз, и ты покойник, – прошипел Сэмпсон.

Минуту они смотрели друг другу в глаза, затем клерк отвел взгляд.

– Джозефу двойную порцию, и этому однорукому тоже. Он скоро узнает, что я люблю и что нет.

Место для порки оказалось рядом с обрубком главной мачты.

Охранник снял с Джозефа рубашку и привязал его руки и ноги к столбу.

– Нет! Пожалуйста! – дернулся Джозеф, когда на его спину обрушился первый удар.

Натаниэль вздрогнул и безуспешно попытался не слушать крики Джозефа.

Большинство заключенных следили за процедурой безо всяких чувств, словно это было самым обычным делом, остальные, казалось, даже наслаждались зрелищем. Некоторые принялись подбадривать охранника.

Единственным, на чьем лице было видно сочувствие к заключенному, был священник.

Когда все закончилось, Сэмпсон вырвал из рук охранника плеть, чтобы самому заняться Натаниэлем.

– Это научит тебя уважению, урод, – сказал он. – Думаешь, я не заметил, как ты на меня смотришь? Долго это не продлится, я обещаю.

Охранник подошел к Натаниэлю, чтобы снять с него рубашку, но тот высвободился и снял ее сам.

Удар плетью походил на ожог, но Натаниэль был готов к нему. Стиснув зубы, он представлял себе, что рядом стоит Александра. Ему же не хочется, чтобы она слышала его крики! Ради нее он не станет кричать... или молить о пощаде. Он вынесет наказание, как мужчина, а когда все закончится, она успокоит его и прижмет свои маленькие прохладные ручки к его пылающим щекам. Александра успокоит его боль. «О Боже, где же она?»

Скоро по его спине потекло что-то горячее, и Натаниэль догадался, что это кровь. Только мысль об Александре давала ему силы выстоять как в прямом, так и в переносном смысле. В конце концов Сэмпсон отбросил плеть, и Натаниэль позволил себе повиснуть на веревках.

– Пора работать, – объявил Сэмпсон. – Отведите этот скот на берег и заставьте его трудиться, прежде чем они решат, что среди них появился герой. А однорукого бросить в карцер.

Клерк ушел, и Натаниэль позволил себе улыбнуться. Александра бы гордилась им. Порка не принесла Сэмпсону того удовольствия, на которое он рассчитывал, – и об этом знали они оба.

Второй день в услужении прошел для Александры так же, как и первый, за исключением того, что герцог оставался дома. От страха, что он может обнаружить сбитый замок на металлической шкатулке, у Александры кружилась голова. Не меньше она боялась и того, что молочник забудет отправить ее письмо Трентону, прочтет ее записку или, хуже того, выдаст ее герцогу.

Она носила воду, выбивала ковры, чистила камины и нарезала овощи для кухарки, потом отправилась обедать, но мысли ее были постоянно с Натаниэлем. Она вспоминала капитана пиратов на мостике его корабля, вспоминала, как ветер треплет его волосы, вспоминала запах его тела, звук его голоса... и боялась, что сойдет с ума от беспокойства и страха. Она должна была сорвать тот замок! Ради Натаниэля она бы сделала это столько раз, сколько требовалось.

После обеда Александра принялась скрести пол кухни, пока ее не прервала миссис Уайт.

– Его светлость и маркиз Клифтон хотели бы видеть тебя, – сказала экономка с легким неудовольствием.

Сердце Александры чуть было не остановилось. Шкатулка! Они обнаружили, что в кабинете побывал чужой человек.

Александра прошла в господскую часть дома. Она постояла несколько минут под дверью кабинета, чтобы успокоиться, затем постучалась.

– Входи. – Голос принадлежал герцогу, но, когда она вошла, первый, на кого упал ее взгляд, был маркиз Клифтон.