А вообще я стараюсь контролировать эмоции и слова, чтобы своим мысленным раздражением не спровоцировать лишний раз для кого-нибудь катастрофу.

6 сентября 2003 года. Солнечное субботнее утро. Иду по березово-еловой опушке, высматривая в мокрой траве грибы. Сегодня с грибами не везет. Похоже, грибной сезон завершается. Ну, хоть прогуляюсь. Благо, для прогулок здесь раздолье.

Невдалеке от меня, в глубине леса высоченные сосны тихо перешептываются на ветру своими кронами, забравшимися на недосягаемую высоту. Ближе к опушке празднично белеют стволы берез. Мне нравится любоваться тем, как светится яркой зеленью их листва на фоне голубого неба. На светлом березовом фоне выделяются темной зеленью ели. Они, словно разгулявшиеся гости, разбрелись по лесу, где поодиночке, где группами. Кое-где скромно замерли ажурные букеты орешника и рябины. После холодной, туманной ночи воздух, деликатно напоенный лесными ароматами, прохладен и по-особому свеж. Пытаюсь разобрать, что преобладает в букете лесных ароматов. Похоже, сейчас это запах мха, разбросанного среди травы мягкими зелеными островками. Неброская красота российской глубинки очаровывает и захватывает душу так плавно и незаметно, что и не поймешь, когда происходит это приятное пленение.

Пока нашел лишь один белый. Изредка встречающиеся подосиновики то беру, то не беру: сегодня обнаглел, настроен собирать в основном белые.

Раньше, до издания первой книги, я не позволял себе так отвлекаться от главного дела. Постоянно торопил себя, осознавая чрезвычайную важность скорейшего обнародования знаний, ниспосланных Богом. Правда, и Бог давал достаточно ясные знаки о том, что не стоит расслабляться до самого издания книги. За неактуальную выпивку наказывал необычно сильным похмельем. Когда посвящал время не очень актуальным бытовым делам, начинались неприятности.

Однажды, в самый разгар работы над очередной главой, я прервался ради того, чтобы собрать красную смородину. Едва протянул руку за смородиной, сбоку подлетела невесть откуда взявшаяся оса и ужалила прямо в запястье. Собирать смородину действительно было неактуально. С этой работой шустро управился приехавший через пару дней Андрей. Были и другие случаи.

После издания первой книги весной этого, 2003-ого, года позволяю себе и откровенное безделье, и долгие прогулки. После беспрерывного аврала, растянувшегося на годы, просто необходимо перевести дух. Пару месяцев совершенно не касался работы. Теперь начал эпизодически работать. Собираюсь плавно втягиваться в нормальный рабочий режим. Вообще это лето – первое, когда занялся грибами.

Увлеченно шаря взглядом по траве, заглядывая под ели, сейчас я все же несколько досадую на себя, что не хватило воли удержаться от явно неактуального занятия. С другой стороны, во время такой прогулки иногда хорошо думается. Сейчас задумался о власти древних инстинктов, заставляющих современных людей без особой необходимости заниматься неактуальными для жизни делами, например, охотой и собирательством.

К примеру, мне сейчас эти белые грибы не особо и нужны. Насушено их много, съедено жареными достаточно, чтобы не скоро захотеть. Но грибной азарт заставляет меня уже в который раз, бросив все, бродить по лесу.

Теперь понимаю Андрея, который в грибной сезон, едва приехав, при первой возможности в радостном нетерпении хватает сумку и с горящими глазами устремляется в лес. Вы думаете, он очень любит грибы? Как бы не так. К блюдам из грибов он относится спокойно. Зачастую даже отказывается. Но это и понятно: грибником движет в первую очередь древний инстинкт собирательства. Инстинкт, который, наравне с инстинктом охоты, многие миллионы лет вырабатывался в душе. Душа неизбежно обретает эти, необходимые для выживания инстинкты.

Еще на бактериальном уровне развития у души вырабатывается способность к поиску съестного. На стадии воплощений в насекомых или низших животных у многих вырабатывается способность к охоте. Некоторые души получают навык охоты уже на стадии бактериального развития, если воплощаются в хищных бактериях. Хищные виды бактерий охотятся очень даже лихо. Сколачиваются в стаю размерами эдак в сотни тысяч или в миллионы бойцов, объединяясь, образуют формы, удобные для захвата и переваривания, и охотятся на бактерий, прогуливающихся в одиночестве.

Далее на стадии доразумного развития в животных воплощениях инстинкты собирательства и охоты постоянно развиваются наряду с другими базовыми инстинктами: продолжения рода, родительским, стадности, борьбы, жилища. На разумном этапе развития, когда душа воплощается в человеческом теле, эти базовые инстинкты становятся основой для формирования навыков существования в разумной среде. Иначе и быть не может. Слишком коротка человеческая жизнь, чтобы за это время на пустом месте могли сформироваться хотя бы простейшие из присущих человеку качеств. Только на основе навыков, наработанных на доразумной стадии развития, возможно освоение навыков разумного уровня. Каждая душа развивается многие миллионы лет прежде, чем достигнет разумного состояния. Если разум сравнить с грибом, то животное сознание, на основе которого он возник, можно сравнить с корневой системой этого гриба – мицелием. Мицелия не видно – он в земле. Но если его нет, и гриб не вырастет. Так и разум не может возникнуть на пустом месте. Все сложное – результат развития простого.

Аргументация, которая пришла мне на ум, достаточно прозрачна, но я чувствовал, что есть еще какая-то ипостась инстинктов, до сих пор не занимавшая моего внимания, но настолько значимая, что без понимания ее роли невозможно достаточно адекватно понять психологию людских масс, психологию тех, кого можно отнести к большинству.

Мои мысли прервали протяжные робкие крики какой-то пичужки. Этот крик заставил обратить внимание на то, что как-то слишком тихо в лесу. Не слышно обычной для леса птичьей переклички. На фоне шелестящей тишины крик звучал пронзительно и испуганно. Возможно, это пищит птенец, заждавшийся родителей. А те, небось, в поле охотятся на насекомых. В крике слышались неуверенность и одиночество. Родители скоро вернутся к своему птенцу, и его одиночество закончится.

Этот писк вызвал в моей душе смутное беспокойство. Невольно задумался: а есть ли и у меня повод испытывать одиночество? Еще бы! У меня есть основательный повод испытывать одиночество: мужчине в расцвете сил жить одному в такой глуши, годами, имея лишь приемник, мягко говоря непросто. Интересно, когда оно закончится? Я почувствовал, как спокойствие и благодушие рассеиваются, словно утренний туман, и на смену им откуда-то из глубины души накатывают одиночество и печаль. Вот-вот всплывут грустные воспоминания, и мысли побегут по тревожному кругу. Надо побыстрее отвлечься.

Стоя на опушке, любуюсь синим небом, украшенным небольшими пушинками облаков, широким полем и окрестными лесами, местами уже тронутыми осенней позолотой. Чудесная природа, солнечное утро, отсутствие физического дискомфорта – разве не достаточные основания для спокойной радости? Вспоминаю хорошую песню, услышанную сегодня по радио. Как включил утром приемник, сразу она пошла. Редкая удача, учитывая, что по главным радиоканалам в основном крутят муть.

Умиротворение плавно возвращается ко мне. Когда живешь в одиночестве, да еще в такой глуши, важно контролировать свое настроение. Теперь, пока благодушие преобладает над остатками грусти, надо занять свое сознание. На чем я остановился? Ах, да: инстинкты охоты и собирательства.

Так вот: мной, как и Андреем, в поисках грибов движет не столько гастрономическое пристрастие, сколько желание испытать удовлетворение от самого процесса поиска. Так же городские охотники и рыбаки предаются своему занятию, прежде всего, ради самого процесса, а не вследствие насущной необходимости пополнить запасы съестного. Самый заядлый рыбак нашей деревни ни дня не может без рыбалки. Весь улов потом раздает соседям, поскольку сам рыбу не ест вовсе.