Они доставили задержанных в допросную, где их ожидал невысокий изможденный человек, в чьих глазах, как показалось Обрубкову, таилось безумие. Игнат Корнеевич представил его как генерал-лейтенанта Ковригина, начальника управления "М". Подполковник рассадил доставленных по стульям, пристегнул наручниками, и Мангуст (Обрубков был уже осведомлен о прозвище начальника) отпустил его. Уже на самом выходе Обрубков услышал, как старый уголовник спросил у Ковригина свистящим шепотом:
- Корж? Штабс-капитан? Ты? Не может быть!
Генерал усмехнулся и ответил:
- А ты что думал, тебе удастся всю жизнь от меня бегать?
Больше из их разговора Обрубков ничего не слышал, потому что ему пришлось закрыть за собой дверь.
Потом они с Архангельским, снова обманом, увели из-под носа у гэбэшников какого-то немца. Вот в нем было нечто такое, чего не бывает у нормальных людей. В машине, когда его везли на базу, Обрубков почувствовал покалывание в висках и онемение в руках. Видно, колдун повел атаку сразу на обоих, потому что Игнат Корнеевич, сидевший рядом с ним на заднем сидении, попросил подчиненного сдавленным голосом:
- Василий Тимофеевич, будь добр, останови, наведи порядок.
Обрубков подрулил к обочине, вышел с водительского места, открыл заднюю дверь, где сидел немец, и несильно, но точно ткнул его пальцем в солнечное сплетение, отчего тот сложился пополам и больше не пытался сопротивляться.
Этого Мангуст допрашивал с соблюдением особых мер предосторожности - заставил пристегнуть его двумя парами наручников и, мало того, приказал Обрубкову и Мише Корнилову стоять у него за спиной, чтобы в случае чего немедленно пришли на помощь. Еще на первоначальном инструктаже Архангельский предупредил новоиспеченного командира группы "неподдающихся", что ему придется услышать много такого, от чего у неподготовленного человека может запросто поехать крыша, поэтому лучше относиться ко всему спокойно, по-философски. А еще лучше - постараться быстрее забыть все увиденное и услышанное.
Но забывать Обрубков не умел, иначе не стал бы лучшим оперативником отдела, что без ложной скромности всегда признавал за собой. Другое дело, он умел держать язык за зубами, что тоже было одной из важных составляющих оперативной работы. Так же, как и умение держать себя бесстрастно и невозмутимо в любых условиях. Поэтому во время допроса немца никто не смог бы с уверенностью сказать, что чувствует подполковник, слыша самые невероятные вещи. А Обрубков мотал все услышанное на ус и в голове у него происходили невидимые миру тектонические сдвиги.
Но служба есть служба, и эти две операции не слишком насторожили его, а вот третья, когда они с Архангельским ездили арестовывать генерала Романова, ему совсем не понравилась. И не только потому, что пожилой генерал внушил ему невольное уважение еще с первой встречи. Обрубкова насторожил весь ход проведения этой акции, которая проводилась не против какого-нибудь уголовника или, на худой конец, мутанта. Все-таки, Романов был уважаемым человеком, занимающим важный пост, а они нагло вломились к нему и увели без всякой санкции на арест, то есть, по существу, просто похитили.
После этого случая Обрубков окончательно убедился, что оба командира, и Архангельский, и Ковригин, фактически не отличаются от объектов своей охоты. А когда услышал, как Пантелей, которому, по словам того же Архангельского, исполнилось уже полтора века, назвал генерала Ковригина штабс-капитаном, а тот не стал отнекиваться, тоже сделал определенные выводы.
А теперь еще сегодняшнее задание. Оно отличалось от прежних уже тем, что Обрубков отправился на его выполнение без Архангельского. А самое странное, ему никто не стал объяснять, в чем же вина этой симпатичной девчонки. Раньше Игнат Корнеевич хотя бы ставил в известность: эти - мутанты-уголовники, а тот - иностранный колдун, вредящий государству. А тут - ни слова, только одно: ты должен привезти ее, в случае сопротивления используй спецсредство.
Использовал. Везет. Но зачем? Чем провинилась эта совсем молоденькая девчонка, почти ребенок? Обрубков уже испытывал угрызения совести, что не выдержал и "успокоил" ее таким варварским способом. Может быть, она и в самом деле мутант, и очень сильный, иначе как бы вызвала у него такую головную боль? Но это не повод похищать ее посреди бела дня. Нет, приказ он, разумеется, выполнит, доставит девчонку на базу, но потребует от Архангельского объяснений.
Мысли подполковника перешли к Игнату Корнеевичу. Может быть, он потому и не участвует в операции лично, что знал о силе девицы? Знал, что не выдержит ее мысленного давления? Но как он, в таком случае, собирается допрашивать ее? Или думает постоянно держать ее на "спецсредствах"?
Совсем не такого ожидал Обрубков от своей новой службы, вовсе не такой расписывал ее Игнат Корнеевич. А Миша Корнилов? Он-то как распинался! Надо будет обязательно поговорить с ним начистоту. Может быть, он что-то объяснит, пока Обрубков вконец не запутался. А то, как можно объяснить патрулирование базы личностями с наколками, в которых подполковник безошибочно опознал зоновских бакланов? Таких он видел уже пять человек и сильно переживал, потому что в самом страшном сне не видел себя в одной упряжке с уголовниками.
Мысли Обрубкова прервало завывание сирены, издаваемое обгоняющим их автобус джипом. Стекло его правой передней двери было опущено, и оттуда чуть ли не по пояс высунулся человек, отчаянно машущий полосатым милицейским жезлом.
- Петя, включи-ка им ответку! - приказал подполковник своему водителю.
Тот радостно засмеялся, щелкнул тумблером, и спрятанный под капотом ревун басовито рявкнул в ответ, мол, лучше бы вам отцепиться.
Не подействовало. Их не собирались оставлять их в покое. Жезл по-прежнему торчал из окошка, а сам джип стал медленно, но неуклонно прижимать автобус к обочине.
- Тормозни-ка! - Обрубков достал из подмышечной кобуры пистолет и переложил его в карман куртки. - Сейчас мы узнаем, что это за клоуны.
Петр съехал на обочину и остановился. Джип встал в нескольких метрах впереди, оттуда вышли двое. Один невероятного роста и габаритов, наверное, шире самого подполковника, а второй пониже и худощавый. В машине сидел еще один человек, но его лица Обрубков не видел. Гигант подошел к автобусу, открыл красную книжечку и сказал:
- Подполковник ФСБ Красин. Попрошу ваши документы.
Не оставаясь в долгу, Обрубков ткнул ему под нос свое удостоверение и язвительно ответил:
- Подполковник ФСБ Обрубков. Что вам он нас...
Но договорить он не успел. Автобус заходил ходуном, потом дверь грузового отсека, которая, вообще-то, открывалась, отъезжая в сторону, а сейчас была заперта на ключ, вылетела из проема и грохнулась на землю. А следом за ней выпрыгнула разъяренная девчонка, которая должна была дрыхнуть без задних ног еще, как минимум, несколько часов. На ее окровавленном левом запястье болтались наручники вместе с металлической скобой и куском внутренней обшивки автобуса...
14
Неладное Сергей Жуковский почувствовал с самого утра, когда у него слегка заныло под ложечкой. Это, как правило, предшествовало близкой опасности, грозящей ему самому или близким, и он сразу насторожился. По дороге в Москву (теперь приходилось каждый день ездить в фонд, чтобы изображать председателя), Сергей позвонил Насте, чтобы узнать, как у нее дела. В ответ услышал:
- Пап, не переживай, у меня все нормально. Ты же знаешь, что меня сейчас круглосуточно охраняют, сам, небось, Степана Степановича попросил. Да я и сама за себя постоять могу, не сомневайся!
- Ты сегодня куда-нибудь поедешь? - поинтересовался Жуковский.
- Да, примерно через час я собираюсь в студию, - ответила Настя. - А что случилось?
- Нет-нет, ничего, - успокоил ее Жуковский. - Но все равно будь осторожна.
- Хорошо, папа, - рассмеялась дочь. - Не волнуйся за меня!
