Один из моджахедов встал, потянулся. Стало видно – у него автомат.

Аскер нажал на спусковой крючок пистолета-пулемета – и не отпускал его до тех пор, пока не выпустил весь магазин. Отдачи почти не было, пистолет-пулемет ровно как швейная машинка, выплюнул все пятьдесят патронов из длинного магазина, и все моджахеды, или кто там они были, легли ровно там, где и были. Ровной строчкой, можно сказать. А вот нехрен разгуливать с оружием в зоне боевых действий! И если уж разгуливаешь – то нехрен терять бдительность, курить дурь и расслабляться, не выставив часовых.

Заслужили – получите.

Он сменил позицию и выждал… если кто-то догадался занять позицию рядом, в темноте – то он так и ждет, пока потерявший бдительность из-за только что одержанной чистой победы «урус шайтан» выйдет под неверный свет костра… а вот не выйду! Но и ждать тоже не приходилось… он слышал, что сверху и правее, совсем рядом – на верхних этажах стреляют. И надо было торопиться – так что он, как мышь, проскользнул к двери.

Дверь. Толкнул глушителем… большое помещение, ряды шкафчиков – чисто. А вон там – лестница.

Ну-ну…

Он начал подниматься по лестнице. По его прикидкам – стреляли где-то этаже на третьем.

И нарвался на моджахеда…

Это был старый и опытный моджахед – на вид ему было лет сорок, а до такого возраста доживают очень и очень немногие. На нем была черная повязка с шахадой – символ смертника или амира, у рядовых бойцов они зеленые – и автомат, который он нес на сгибе руки. Борода у него росла во все стороны, он был похож на выросшего гнома своим массивным телом и короткими ногами. Волосы тоже были не стрижены как минимум год, и зловоние, исходящее от тела бандита, чувствовалось даже здесь…

Бандит стоял на посту.

Другой бы открыл огонь. Но не Аскер, у него нервы были крепче – он просто продолжил подниматься по лестнице.

– Салам алейкум, аскер… – сказал моджахед, затягиваясь козьей ногой. Судя по запаху – в козьей ноге был отнюдь не табак.

Сам того не зная, моджахед назвал Сашку Борецкова точно так же, как и его покойный крестный, полковник по Адмиралтейству Багаутдинов, – Аскером. Теперь он был дважды крещеный – и командиром и врагом.

– Ва алейкум ас салам, эфенди… – почтительно ответил Аскер на том же языке, поднимаясь по ступенькам.

– Где пулемет взял, аскер? – спросил моджахед, кивая на ручной пулемет и на короба на ремнях, которые Сашка тащил на себе.

– Там, внизу…

– Это хорошо… – Зрачки моджахеда уже расширились от воздействия наркотика. – Хвала Аллаху, сегодня мы хорошо повоевали, убили много русских собак. И Иншаллах завтра убьем еще больше…

– Да… – сказал Аскер.

Он был уже совсем близко – и даже одурманенный наркотиком моджахед почувствовал неладное. Его глаза сузились, он подозрительно посмотрел на стоящего рядом молодого, бородатого парнишку, совсем не чувствующего тяжелого груза на плече.

– Э, бача… а ты откуда? Тебя Салимбек послал? Ты из отряда Салимбека?

– Я – русский.

Моджахед осел, булькая перерезанным горлом. Аскер метнулся в дверь, откуда он появился, перехватывая автомат.

Боевиков в большом, пустом коридоре было шестеро, они били из окон, и только один из них смотрел в этот момент на дверь, возможно, что-то услышал или просто так получилось. Аскер нажал на спуск автомата и свалил моджахеда, смотрящего на дверь, а потом перерезал по спинам остальных, прежде чем они успели что-то понять. Моджахеды попадали у разбитого пулями витража, как колосья под серпом…

Дальше двадцатилетний боец действовал обдуманно, хладнокровно и смертоносно – точно так, как его учили. Первым делом он обезопасил позицию – заминировал гранатой труп моджахеда, еще одну мину-ловушку – она с лазерным детонатором – поставил в дверях, перевернул стол и поставил позади нее – чтобы вся взрывная волна ушла в коридор и ударила по тем, кто сунется на лестницу. Еще одной миной он обезопасил другой конец коридора, к ней привалил труп моджахеда – чтобы создать направленную ударную волну.

Все трофейное оружие он быстро собрал и расставил так, чтоб схватить и стрелять. Снайперскую винтовку поставил рядом с собой, пулемет в конце коридора – запасная огневая позиция с собственным пулеметом. Из тел моджахедов соорудил что-то типа баррикады, набросав одно на другое. На подоконниках положил два – на всякий случай – маячка, чтобы, когда подойдут вертолеты, его не приняли за врага.

У зарезанного им бородача он забрал рацию. Поставил на прием и положил рядом. Выкрутив громкость до максимума.

Положил пулемет цевьем на окно, прицелился. Цели долго искать не пришлось – вон они. Несколько человек на крыше какого-то здания, кажется – отряд с ракетными установками.

Он нажал на спуск – и длинная очередь разметала их по крыше, как кегли, сбитые умелым ударом шара…

Следующая цель. Группа противника с пулеметом укрылась за большой грузовой машиной. Он стрелял до тех пор, пока машина не вспыхнула.

В рации раздался истерический крик:

– Барак! Барак, это Самуил! Куда ты бьешь, куда ты бьешь, ты по своим бьешь! Не стреляй направо!

Ага, значит – попало…

Он повернул пулемет. Пулеметная точка, плещущее из окна пламя. Интересно – бронебойными пробьет или нет?

Он открыл огонь, стена моментально покрылась дырами, пулемет замолк. Значит, плохо строили – стена тонкая, рассчитанная только на лето.

Снова мучительный крик в эфире, на чужой частоте:

– О, Аллах… меня ранило, ранило! С башни бьет!

– Барак, во имя Аллаха, отзовись! Ты бьешь по своим, ты бьешь по своим…

По своим… это хорошо…

Новые цели. На крыше. Это за ним – или нет?

Кто бы они ни были – их уже нет…

Бандиты из блокирующей группы, а также и те, которые ехали на «Бедфорде» или там «Лейланде»… по-видимому подкрепление, – так и не поняли, что произошло.

Вертолет упал в промышленной зоне, и, видимо, сам завод, сама территория была изнутри разгорожена на функциональные зоны, здесь были ворота и были проходные. Все это одноэтажное, длинное и широкое здание с несколькими дверьми, расположенными через равные промежутки – использовалось боевиками и как укрытие, и как баррикада для стрельбы. Машина остановилась, бандиты начали выпрыгивать на землю, готовясь к бою – а трое, наверное, амир с двумя телохранителями, направились к присоединившимся к ним машинам. Они не ждали подвоха… машины были гражданские, а те, кто в них находился, в темноте выглядели вроде как боевики. Этот амир просто не привык, ждать удара в спину, он привык, что это его город и все вокруг – за него. Вот только это был уже русский город, а некоторые спецназовцы уже сменили обычные магазины на девяностоместные барабаны, которых у каждого было по два на случай чрезвычайных обстоятельств.

Под густым шквальным огнем из остановившихся машин полегли все и разом. Тени рванулись к зданию, внутрь – полетел черный цилиндр.

– Бойся!

Ослепительная вспышка, грохот. Летит на землю каким-то чудом уцелевшее стекло. Скупые, деловитые очереди зачистки…

– Слева чисто!

– Справа чисто!

– Давай связь.

– Как его?

– Снегирь-два…

– Снегирь-два, Снегирь-два, это спасательная команда. Мы на Западе, не стреляйте на Запад, повторяю – не стреляйте на Запад…

Связи не было.

– Бей: три – три – три.

Обычный для таких случаев сигнал: три тройки. Один из спецназовцев меняет магазин (у каждого есть один магазин, набитый только трассирующими), посылает одну за другой три короткие очереди. В ответ в их сторону начинает бить пулемет.

– Вот ублюдок.

– Еще дать?

– Нет. Выставимся здесь и вызовем помощь отсюда. Занять круговую оборону, использовать машины как укрытия…

В то время пока в Карачи пытались собрать из осколков разбившейся вдребезги операции что-то путное, на «Екатерине Великой» решали, как быть.