Серое трехэтажное здание с белыми колоннами, уходящими под крышу, крыльцо в восемь или девять ступеней, высокие тяжелые двери с бронзовыми ручками. У креплений они темнее и толще, к середине сужаются и горят, как и таблички, укрепленные по обеим сторонам дверей. Браться за ручку у верхнего крепления неудобно, придется задрать руку как для переноски флага на длинном древке. Снизу тоже не возьмешь – потребуется подсесть. Поэтому за двести с лишним лет существования этого здания, стоящего на пересечении двух центральных городских улиц, дверную ручку всегда хватали там, где делать это удобно, – посередине. В результате она стерлась и стала тоньше. Так случается с ногами Будды, к которым прикасаются верующие. Каждый день люди берутся за ручку несколько тысяч раз, поэтому она блестит так, словно ее натирают асидолом.

Двести лет назад за нее брались персоны с весьма успешным настоящим и перспективным будущим, дом был не серого цвета, а голубого, и на окнах не имелось решеток. Здесь сидели важные личности, управлявшие торговыми гильдиями, и каждое прикосновение к литой ручке было похоже на рукопожатие купца, честное и крепкое. Ему можно было верить, потому что слово такого человека – закон. Простому люду делать здесь было нечего, а вот двое полицейских на всякий случай сидели внутри и тогда.

Теперь здесь располагалась прокуратура. На первом этаже все было устроено так же, как и в других городских организациях подобного толка. Два сотрудника полиции, каждый за своим столом, перекрывали вход. Между двумя этими блокпостами стеклянное окошечко наподобие тех, что есть в любой гостинице. Только там выдавали не ключи с деревянными грушами, а пропуска на второй и третий этажи. Тот, кто таковой получал, направлялся по коридору, предварительно убедив второго полицейского в соответствии фамилии на пропуске с той, что указана в паспорте.

Слева и справа по коридору двери. С краю был расположен отдел приема жалоб граждан. Там внутри красиво. Белые стеновые панели, подвесной потолок того же цвета, синий линолеум на полу и аквариум ведер на сорок. В нем жили, постоянно пытались разыскать протоку, ведущую к Карибскому морю, три скалярии, четыре барбуса и харациновые рыбы. Последних никто не считал, они плодились, когда захотят, преимущественно случайно, как люди, и так же неподотчетно издыхали.

Следующие двери были закрыты, но на правой стороне царил хаос. Из одного кабинета выбежал какой-то сотрудник с листами в руках и тотчас заскочил в другую дверь. Потом из соседней комнаты вышла женщина с папками, повернула в замке ключ, удерживая ношу бедром и локтем, и двинулась по коридору. Служащие мелькали, работа кипела. Всем посетителям с пропусками было понятно, что сюда лучше не соваться, чтобы не помешать.

На третьем этаже царила пустота. Люди здесь присутствовали только в кабинетах. Оно и верно. Надзор за соблюдением федерального законодательства – дело не пятиминутное. Ходить сюда посетителям каждый день не имело никакого смысла.

Тут же находился кабинет прокурора города. В приемной сидели двое: мужчина в китайской куртке с папкой в одной руке и холщовой сумкой в другой, а также женщина с бирюзовыми серьгами. Они пришли на прием к тому человеку, который был главным в здании с белыми колоннами.

В половине десятого утра в прокуратуре города Старооскольска царили среднестатистические покой и суета. Без четверти десять в высокие двери вошел мужчина лет сорока пяти на вид, быть может, чуть старше, во всем черном: норковой шапке, джинсах и свитере с высоким воротником и пуховике. От всех, кто находился на первом этаже, он отличался абсолютно спокойным взглядом и уверенными движениями. В глазах его, когда он предъявлял паспорт и просил выписать ему пропуск, не было ни тени сомнения в том, что ему нужно именно в городскую прокуратуру Старооскольска, а не, скажем, в горсовет, который находился напротив.

– Вы к кому?

– К Кириллову, – сказал мужчина четко и даже как-то дерзко. – Он сказал, что я должен прийти на повторный допрос. Я сколько еще сюда ходить буду? – Он навис над вахтой, расплавляя взглядом служащую, занятую выпиской пропусков. – Я кто – свидетель или подозреваемый? Надо допросить – делай сразу. У меня своих дел нет, что ли?

По последним словам женщина убедилась в том, что заполнять бланк нужно. Если бы мужчина сказал: «Я к Кириллову, поговорить хочу», она тотчас позвонила бы и убедилась в том, что помянутый сотрудник прокуратуры в это солнечное утро склонен к каким-либо беседам.

Получив пропуск, мужчина направился в сторону коридора, протянул для обозрения второму полицейскому паспорт и бланк. Тот очень хорошо слышал разговор у окошечка, а потому сделал вывод о том, что мужчина здесь гость частый и прокуратура его прибытию всегда рада. Он даже не удостоил документы взглядом. День только начался. Если ретиво исполнять служебные обязанности в минуты, когда это не требуется, то на трудовую деятельность в часы пик может запросто не хватить сил. Тем более что у посетителя не было сумки, а в последнее время это едва ли не единственный предлог вмешаться в ход событий.

Мужчина медленно прошел весь коридор, ступил на лестницу, оперся на поручень, отдышался и стал подниматься. Второй этаж его не интересовал. Он прошел мимо входа на него, даже не взглянув. Когда лестница закончилась, он вошел в коридор. Тут на лицо мужчины, доселе спокойное и почти равнодушное, заползли два маленьких красных пятнышка, по одному на каждую скулу.

Он точно знал, какая дверь его интересовала в первую очередь. Вот эта, с цифрами «34» на блестящем никелированном ромбике, прикрученном шурупами чуть выше уровня глаз.

«Прокурор отдела по надзору за исполнением ФЗ Юрист 2 класса Журов К. Л.», – гласила надпись на табличке под стеклом.

Мужчина расстегнул пуховик, хрястнул блестящей ручкой, повернув ее до отказа вниз, и надавил на дверь. В лицо ему ударил солнечный свет из окна, он зажмурился, вошел, сделал два шага вперед, повернулся направо и увидел того, кого и хотел. За письменным столом, заваленным папками, сидел молодой человек в синем мундире с новенькими погонами, на которых сияли по четыре звездочки.

– Ты уже юрист первого класса? – изумился вошедший мужчина. – Поздравляю от всей души! Дай-ка я догадаюсь, за что такая благосклонность начальства…

– Что вам нужно? – прокричал прокурор Журов, расстроенный тем, что первым его поздравил с присвоением очередного чина не тот человек, от которого он хотел бы услышать такие слова, причем в столь грубой форме. – Вы почему без стука входите?

– Сейчас постучу, – сказал мужчина, вынимая из-за пояса «ТТ» с уже взведенным курком.

Он рассматривал в упор гладко выбритое лицо прокурора, и пятнышки на его скулах удвоились в размерах.

– Думаю, что и для тебя теперь все предельно ясно.

Юрист первого класса вскочил из-за стола, с грохотом уронил на пол стопку дел и навалился спиной на стеклянный шкаф. Дверка не выдержала давления восьмидесятикилограммового тела, хрястнула и почти без звука развалилась на пять или шесть кусков, похожих на турецкие ятаганы.

Юрист первого класса хотел закричать, но все происходило настолько стремительно, что он даже не успел напрячь голосовые связки.

Звук выстрела отразился от стен, гильза ударилась в угол, отскочила от него и запрыгала по полированному дереву. Она немного успокоилась, уверенно покатилась по столу, умело лавируя между преград, расставленных на ее пути: канцелярского набора и пепельницы, достигла края, перевернулась и упала на пол.

За те десятые доли секунды, пока это происходило, юрист первого класса Журов успел только открыть в совершенном изумлении рот и начал оседать. Материя его мундира на левой стороне груди, прошитая насквозь пулей калибра 7,62 миллиметра, стала стремительно пропитываться чем-то темным. Пятно расползалось неровно. Так промокает половая тряпка, пересушенная на батарее, а потом брошенная на пол, залитый водой.