16 января дело Н. А. Козырева рассматривал суд Таймырского национального округа в Дудинке.
— Значит, вы не согласны с высказыванием Энгельса о Ньютоне? — спросил председатель суда.
— Я не читал Энгельса, но знаю, что Ньютон — величайший из ученых, живших на Земле, — ответил подсудимый.
Учитывая отягчающие вину обстоятельства военного времени, суд добавил Н. А. Козыреву еще 10 лет. Однако Верховный суд РСФСР отменил это решение «за мягкостью приговора». Козыреву вполне реально угрожал расстрел.
В эти страшные дни, когда со дня на день можно было ожидать прибытия с верховья реки расстрельной команды, огромную моральную поддержку Николаю Александровичу оказал отбывавший вместе с ним срок Лев Николаевич Гумилев — видный советский историк. К счастью (в данном случае подходит именно это слово), через несколько недель Верховный суд СССР оставил решение Таймырского окружного суда в силе.
КОГО ЖЕ Я НЕНАВИДЕЛ?
Известный французский кристаллограф и минералог, аббат Рене Жюст Гаюи (1743–1822) был упрямым, замкнутым человеком, не интересовавшимся ничем, кроме своей науки. В 1792 году якобинцы в революционном запале арестовали его по причине «недостаточной ненависти к королю», только что свергнутому с престола. Ж. Сент-Илер, бросившийся выручать своего учителя, не только добился освобождения Гаюи, но и привлек его к важным для республики научным исследованиям. И когда на одном из митингов какой-то оратор похвалил ученого за героические труды на благо славного отечества, Гаюи тихонько спросил Сент-Илера:
— А как звали того короля, которого я недостаточно ненавидел?
САМ-ТО ХОТЬ ЧИТАЛ?
Крупный российский делец С. С. Поляков (1837–1888), наживший миллионы на железнодорожных подрядах, испытывал тем не менее жесточайший комплекс неполноценности: Самуила Соломоновича очень уж удручала мысль, что все относятся к нему только как к удачливому финансовому махинатору — не более. И вот, чтобы создать себе репутацию серьезного специалиста и заставить окружающих уважать себя, он заказал нескольким литераторам книгу по истории русского железнодорожного дела. Роскошно издав ее под своим именем, новоявленный автор закупил почти весь тираж и принялся распространять экземпляры этого сочинения среди высокопоставленных лиц империи. Среди таких сановников оказался будущий министр путей сообщений, а в дальнейшем — председатель Совета министров, граф С. Ю. Витте (1849–1915). Приняв дар Полякова, Сергей Юльевич небрежно полистал книгу и вдруг спросил:
— А ты сам-то хоть ее читал?
РАЗНИЦА МЕЖДУ НАМИ И ИМИ
В XIX веке английский путешественник Д. М. Уоллес в своем широко известном труде «Россия» писал: «В лучших географических руководствах Дон считается одной из главных рек Европы: длина и ширина его действительно дают ему на это право, но глубина его во многих местах находится в смешном несоответствии к длине и ширине». И в самом деле, капитанам донских пароходов нередко приходилось замедлять ход, чтобы не наехать на переезжающих через реку всадников. Еще больше препятствия для судоходства представляли наносные песчаные мели, с которых пароход силой своей машины сойти не мог. И тут выручала природная сметка русского человека.
Отправляясь в рейс, капитан брал на палубу пассажиров — здоровенных казаков которых соглашался провезти бесплатно. Но стоило пароходу оказаться на мели, как они по приказу капитана спрыгивали в воду и с помощью каната стаскивали судно с мелкого места. В свое время книга Уоллеса пользовалась очень широкой известностью в англоязычных странах, и не исключено что этот эпизод запомнился известному американскому инженеру Г. Эмерсону, который, путешествуя по Юкону в США, спросил как-то у капитана парохода:
— Вы, наверное, предпочитаете пассажиров мертвому грузу. Ведь случись что, и они помогут стащить судно с мели.
— Да вы что? — изумился капитан. — Нет ничего хуже чем везти пассажиров. Если пароход сядет на мель, они только ругаются и мешают экипажу. Единственная польза от них — та, что они, поедая провиант, облегчают судно. Мертвый же груз не жалуется никогда…
КОГДА ВАЖНЕЕ ПОСТОЯНСТВО
Как-то раз английского писателя Джорджа Бернарда Шоу (1856–1950) пригласили на выставку часов. Когда после осмотра устроители выставки спросили писателя, какое впечатление произвели на него экспонаты, Шоу ответил в присущей ему парадоксальной манере:
— Не вижу никакого прогресса! Современные часы идут ни чуть не быстрее, чем хронометры в годы моей юности.
СМЕШНОГО МАЛО
Как-то раз немецкий патолог Рудольф Вирхов (1821–1902) демонстрировал студентам физиологический опыт. Когда он удалил у жабы часть мозга, ее тельце стало дергаться в конвульсиях. Студенты засмеялись. Желая остановить неуместный смех, Вирхов как ни в чем не бывало объявил:
— Итак, господа, наш эксперимент блестяще подтвердил, как мало мозга надо для того, чтобы развеселилась целая аудитория!
ЗАПУЩЕННЫЙ НЕДУГ
Однажды на прием к известному немецкому врачу и микробиологу Роберту Коху (1843–1910) явилась богато разодетая высокомерная дама.
— На что жалуетесь, голубушка? — приветливо спросил Кох.
— Господин профессор! — возмутилась пациентка. — Что за амикошонство? Вы понимаете, с кем разговариваете? Я привыкла, чтобы ко мне обращались не иначе, как «милостивая государыня»!
— Эту болезнь я лечить не умею! — сухо констатировал Кох и крикнул в приемную:
— Прошу следующего!
СНАЧАЛА НАУЧИСЬ МОЛЧАТЬ
Как-то раз к древнегреческому философу Аристотелю (384–322 гг. до н. э.) явился очень разговорчивый молодой человек, пожелавший выучиться у него ораторскому мастерству. После витиеватых многословных излияний он спросил у Аристотеля, какую плату тот возьмет с него за обучение.
— С тебя — вдвое больше, чем с остальных, — хмуро ответил философ.
— Почему же? — изумился гость.
— Потому что с тобой предстоит двойная работа: прежде чем начать учить тебя говорить, мне придется научить тебя молчать…
ЧТО ПОЛЕЗНЕЕ ЧИТАТЬ
Когда Наполеон (1769–1821) стал императором Франции, он обязал своего секретаря каждое утро делать для него обзор прессы. При этом Наполеон требовал, чтобы обзор делался только по английским и немецким газетам. Несколько раз секретарь порывался заинтересовать шефа материалами из французских газет, но Наполеон пресекал эти попытки.
— Не утруждайте себя, — говорил он. — Я знаю все, что в них пишется. Ведь они печатают только то, чего хочу я!
ТРИ ОТЛИЧИЯ
Как-то раз шофер знаменитого британского политического деятеля Уинстона Черчилля (1874–1965) сбился с дороги и завел машину неизвестно куда. Крайне раздосадованный Черчилль, высунувшись из окошка, окликнул прохожего и спросил:
— Извините, не могли бы вы уделить мне минутку внимания и любезно пояснить, где я нахожусь?
— В автомобиле! — буркнул прохожий и зашагал дальше.
— Вот ответ, достойный нашей палаты общин! — пылко обратился знаток парламентских дебатов к шоферу. — Во-первых, краткий и хамский. Во-вторых, совершенно ненужный. И в-третьих, не содержащий ничего такого, чего спрашивающий не знал бы сам.
НУ И КОЛОННА!
Хотя лекции известного немецкого химика Роберта Бунзена (1811–1899) считались образцовыми и были весьма интересными, многие студенты по заядлой привычке прогуливали и их. И в конце каждого семестра перед профессором представали с просительно протянутыми зачетными книжками в руках десятки совершенно незнакомых ему молодых людей. По характеру вообще-то добродушный, Бунзен все же раз не сдержался: