Все это – предсмертный бред. Сейчас я лежу, скрючившись, в криокапсуле. Мой мозг отмирает слоями, превращаясь в подмороженную капусту, бред с каждой минутой будет становиться вычурнее. В конце концов дело дойдет до духов-покровителей и демонов-вредителей, а потом все рухнет в Обитель мертвых, сойдется в одну белую точку на фоне абсолютной черноты.

Беспокойство из-за того, что не мог толково объяснить произошедшее со мной и с окружающим миром, улетучилось.

Нет смысла искать логику в своем последнем сновидении. Придется довериться его течению, потому что из этих цепких объятий уже не освободиться. А раз так – будь что будет.

…К слову, звезды я не увидел ни одной. Мглистое нечто заполняло пространство, кое-где уплотняясь, кое-где вихрясь, кое-где отражая, надо думать, свет местного солнца. Такой себе осязаемый мировой эфир, существование которого ученые опровергли в начале прошлого столетия.

Я невольно вздрогнул, когда что-то сжало мою пятку. Едва-едва не стукнулся лбом об иллюминатор – вовремя подставил руки, затем плавно потянул ногу вверх и перевернулся вверх тормашками.

Возле меня висел, по-жабьи дрыгая ногами, тот самый старик, чье пробуждение я не досмотрел до конца. Старик был гол, если не считать набедренной повязки из белой льняной ткани, завязанной впереди на узел. Пот собирался на рельефно выпирающих ребрах и срывался мутными капельками в свободный полет. В стариковских глазах цвета мочи читалось немое восклицание. Как будто именно меня он меньше всего ожидал увидеть, как будто я в этом мире был чем-то неправильным, несвоевременным, аномальным и даже зазорным. Я, а не космический корабль, внутренним убранством похожий на постоялый двор. Я, а не грозовые тучи, плывущие по космосу.

– Мой повелитель!.. – смог вымолвить, наконец, старик. – Глаз зрит во все стороны, слава ему! Ты вернулся!

Он потянулся похожей на клешню трехпалой рукой, поймал меня за щиколотку и принялся осыпать ступню поцелуями. Я отпихнул его свободной ногой. Старик послушно отплыл на пару метров, а потом развернулся и воззрился на меня, облизывая губы. Двигался он в невесомости не хуже, чем я. Не хуже… если не сказать круче.

Я молча глядел на старика, лихорадочно соображая, как следует себя вести. У папаши явно не все дома. Что ж, каков мир, таковы и люди, его населяющие. К тому же только теперь я разглядел на поясе у старика ножны, а в них – кинжал приличного такого размера.

Треугольное лицо с выпяченным подбородком, широко расставленные глаза, морщинистый лоб, не единожды перебитый и оттого бесформенный нос, лысина, вокруг которой слегка вились длинные седые волосы. Большие уши распластались вдоль черепа, как сырые оладьи на сковороде. В обеих мочках – по серьге причудливой формы.

В желтых глазах читалась то искренняя радость, то недоумение, потом опять – радость, потом – тревога, и так далее, и так далее…

– Я – Бакхи, повелитель! – с удивлением и обидой проговорил он. – Я – твой самый преданный слуга!

– Бакхи? – пришла моя очередь что-то произнести.

– Ты долго болел, повелитель, – принялся торопливо излагать старик. – Ты долго не приходил в себя, поэтому верному Бакхи пришлось забрать своего доброго повелителя подальше от наследничков, которые собирались отправить его – еще живого – на погребальное кострище. Но ты очнулся, и проводить ритуал Вытеснения, Глаз зрит, больше нет необходимости. Теперь мы сможем вернуться домой, и ты своей справедливой рукой убьешь Псицу и Паршивого Сорванца – брахмомерзкую жену и старшего выродка-сына.

Он говорил столь убежденно, что я на миг поверил, будто далеко-далеко отсюда у меня действительно есть сын – развращенный садист и подонок, и жена – властолюбивая стерва и прелюбодейка.

Из люка вынырнула гибкая фигурка, облаченная в пеструю тунику и брюки. Точно лассо, взвилась в невесомости длинная коса.

– Отец! Отец, неужели это правда?.. – девчонка, которую я застал в момент переодевания, подлетела к старику, прикоснулась пальцами к своим губам и тут же – к животу Бакхи. – Глаз зрит на нас! – она потерлась лбом об плечо Бакхи, потом перевела взор на меня. Спросила с беспокойством: – Повелитель! Свежи ли цветы твоего здоровья? Прикажешь подать одежду и еду?

Столько искренней заботы и любви слышалось в ее голоске, что я дал маху.

– Я – астролетчик, орбитер-майор Лазар. Личный номер 652292. Как вы умудрились забрать меня со Старшей Сестры? Где Джинна? И вообще, что, разрази вас гром, творится?

Лица Бакхи и его дочери вытянулись. Наверное, признавшись, я совершил серьезную ошибку.

– Повелитель? – переспросила девушка. – Как-как ты приказываешь себя именовать?

Желтые глаза Бакхи жгли меня, точно два раскаленных прута. Растерянность на его лице сменилось миной откровенного разочарования.

– Ты совсем не узнаешь нас, повелитель?

– Да я никогда не знал вас раньше, – честно ответил я. – Извините, ребята. Но вы меня не за того принимаете.

– Ты – Сандро Урия, повелитель, – проговорила девушка, от волнения часто хлопая ресницами. – Я – Сита, твоя рабыня, а это, – она взялась за стариковское плечо двумя руками, – мой добрый отец Бакхи. Неужели не помнишь?

– Помолчи, Сита! – оборвал девушку Бакхи. – Ты же видишь, что повелитель еще не до конца пришел в себя. До Целлиона путь долгий, уверен, что наш господин вспомнит, кто он, кто мы и какие опасности грозят нам в мирах под взором Глаза.

Я развел руками. Сказать мне было нечего. Как я и предполагал, бред с каждой секундой становился все более пестрым. Хотелось, чтобы меня оставили в покое. Сколько кислорода осталось в тканях моего мозга? Жалко было бы переводить его на спор с галлюцинацией.

Сита снова переменилась в лице.

– О, вечное пламя! Как ты похудел, повелитель! – произнесла она, едва не плача. – Сколько тебе довелось перенести! Но будь спокоен – мы тебя не оставим!

Оказывается, гора жирного мяса, которую тут именуют Сандро Урией, недавно была еще объемистей. Жалко, что мускулы, которые оказали бы честь любому тяжелоатлету, пропали без вести под рыхлыми наслоениями. Если мне все же доведется пожить в теле рыжего здоровяка, то я семь потов с него сгоню.

– Прошу, – стариковская клешня указала на люк. – Мы с Ситой проведем тебя в каюту. Там удобная кровать, остаток пути ты проспишь, а когда мы прибудем в порт…

Я живо представил, как эти двое притягивают меня ремнями к кровати. Поправляют одеяло, расправляют шелка балдахина. Потом дают что-то понюхать или делают укол, и я превращаюсь в мирно сопящего идиота. В кусок жирного мяса, который везут из ниоткуда в никуда, через мир, в котором, оказывается, мне грозит множество опасностей.

– Ребята, идите лесом! – я улыбнулся, надеясь все уладить миром. – Оставьте меня в покое. Я только проснулся и обратно на боковую не планирую.

– Слушать не желаю! – возразил Бакхи. Для преданного слуги он был излишне дерзок. – Ты отправишься в каюту сейчас же! Повелитель ведь не хочет накликать на нас неприятности?

Сита вдруг обернулась, черная коса описала широкий полукруг.

В нашу каюту спустились трое. Очевидно, это были члены команды: они носили одинаковые черные сюртуки длиною до колена, короткие белые брюки из материала, похожего на парусину. На головах сидели высокие тюрбаны – видимо, чтоб в условиях невесомости не так больно биться темечками о твердые поверхности. Несколько странно смотрелись босые ноги, торчащие из куцых штанин. Очевидно, в невесомости местные космонавты пользовались всеми двадцатью пальцами.

У каждого на поясе висело по вместительной кобуре, и, судя по всему, в них носили не бутерброды с колбасой.

Эти люди глядели на нашу компанию так, что я бы совсем не удивился если бы прозвучала просьба предъявить документики. Впрочем, я почти угадал.

– Вы нарушаете желто-зеленый пункт пассажирского договора, – проговорил один из космонавтов. – Пассажирам запрещены длительные перемещения по мироходу во время пути. Извольте вернуться в каюты, и тогда помазанник Глазов смилостивится и не станет никого наказывать.