Впрочем… где теперь те волхвы?

Ох, не лукавь себе, княгиня, – тут же сказала сама себе Ланка. – Есть и сейчас те волхвы… чего далеко ходить, – и здесь, на Волыни, на Червонной Руси, вон в каких-то полутора сотнях вёрст от их Владимира, в Чёртовом лесу – огромное капище на горе Богит…

Княгиня вздрогнула.

Сын, меж тем, сопя, устроился у матери на коленях – хоть не маленький уже, шесть лет минуло, постриги да подстягу три года как справили, а стесняться материнской ласки время ещё не пришло.

– Мамо…

– Что, соколёнок мой?

– Мамо, а батюшка куда уехал? – мальчишка играл длинными кистями материнского пояса, сосредоточенно завязывая их в узел.

– Не знаю, детка, – рассеянно отозвалась Ланка, всё ещё вся в мыслях про обряды. Хоть и мало не восемь лет живёт на Руси, а всё ещё к их обычаям не привыкла. И тут же спохватилась – нельзя даже думать «их». Тут теперь её дом, – так всегда говорит Ростислав, так говорил и батюшка, самый умный из людей на земле, король Бела Арпадинг13.

– В Киев? – настаивал Рюрик.

– Нет, детка, не в Киев, – всё так же рассеянно ответила княгиня. – Далеко уехал батюшка…

– Новых земель искать? – вкрадчиво спросил сын.

– Ага, – отозвалась Ланка по-простому и тут же спохватилась, но было поздно. Глянула на сына вопросительно и строго.

– А чего? – без тени смущения сказал Рюрик. – Все князья ищут новых земель, мне вон и учитель так говорил. А наш батюшка, что, хуже?

Учил Рюрика грек-монах из самого Киева – нарочно в этом году у самого великого князя выпросили. Рановато бы княжичу учиться, да только с Ростиславом разве поспоришь?

– Не хуже, а лучше, – сказала княгиня с необычной для неё горячностью.

– Вот и я говорю! – мальчишка стукнул кулаком по колену. – Мама, а теперь война с киевским князем будет, да?

И Рюрик знает! – ахнула княгиня про себя.

– Это ещё что за новости? – небольно дёрнула сына за вихор, турнула с колен.

– Дворовые болтали, – пояснил сын без тени смущения. – Говорили, будто батюшка – изгой, и ему большое княжество не положено, а раз он поехал земли примыслить, то теперь обязательно война с Киевом будет.

– Меньше слушай дворню! – Ланка рассерженно встала. – Не княжье это дело, с дворовыми болтать.

– Так я с ними и не говорил, они меж собой, – смутился, наконец, мальчишка. – Они и не видели, что я слушаю…

– Та-ак, – княгиня нарочито гневно растянула слово. – Ты ещё и подслушиваешь? А вот это уж точно не по-княжьи. Не в честь!

Но окончательно смутить Рюрика ей не удалось.

– Мамо, а кто такой изгой? – требовательно спросил сын. Видно почуял, что раз мать сердится, то дворовые сказали правду. Или часть правды.

– Подрастёшь – поймёшь, – отрезала Ланка.

Вестимо, поймёт. Когда самого изгоем назовут.

Найти того, кто болтал. Выспросить у няньки и сенных девок, где сегодня болтался княжич. Самих девок да няньку за волосы оттаскать бы нехудо – смотрели бы лучше за сыном. А уж если это они сами говорили…

У самого Рюрика не выспросишь – скрытный, весь в отца. Тот тоже – даже подушке своей вряд ли свои тайные замыслы расскажет. И Ланке-то рассказал не вдруг, только уже когда сама догадываться начала.

– Не надо никого наказывать, – сказал вдруг сын, глядя на княгиню исподлобья. – Они не виноваты…

Ланка вдруг рассмеялась – весь гнев пропал невесть куда, до того потешен был насупленный Рюрик.

– Ладно, соколёнок мой, не буду, – она вновь погладила сына по голове.

– Да, – вспомнил он. – Я чего к тебе шёл-то? Там посол из Киева приехал…

– Так чего же ты молчал-то столько времени, шалопут? – всплеснула руками княгиня. – Где он сейчас?

– В гриднице, – ответил мальчишка, весело улыбаясь. – С ним сейчас дядька Кравец говорит…

У княгини невольно сузились глаза. Тысяцкий Владимира слишком много власти в руках имеет, а это плохо. Эвон, даже княгиню не созвал, как посол приехал…

Но тут в отворённой двери возник теремной вестоноша:

– Матушка-княгиня, тысяцкий просит в гридницу спуститься.

– Иду, – чуть помягчев, ответила Ланка. Тысяцкий всё-таки её позвал. Просто сын успел раньше вестоноши.

Киевский посол был молод – лет двадцать, не более. Да и послом-то его назвать было бы слишком громко, преувеличил Рюрик – гонец, скорее. Княгиня изо всех сил сдерживала себя, чтоб не улыбнуться, но видимо, глаза её всё же выдали – гонец встретился с ней взглядом и вдруг вспыхнул совсем по-мальчишечьи, залился краской. Ланка невольно отвела глаза.

– Великий князь Изяслав Ярославич желает видеть, княгиня, твоего мужа, – чуть дрогнувшим голосом сказал гонец. Ланка недоумённо поглядела на него, потом на тысяцкого – чуть кряжеватого чернявого боярина Кравца.

– Послание что, именно ко мне? – звонко спросила она, и гонцу ясно послышался в голосе княгини гнев. Киянин начал медленно мучительно бледнеть, на лоб высыпал холодный пот.

Но Кравец тут же поспешил ему на помощь.

– Нет, княгиня, – прогудел он в бороду. – То к самому князю послание, к Ростиславу Владимиричу. А раз нет его…

– То есть, ты, воевода, уже оповестил посланника, что князя нет, – всё так же звонко и мелодично уточнила княгиня, на сей раз её синие глаза резали пополам уже не гонца, самого тысяцкого. Его лоб покрылся испариной, стойно мальчишке-гонцу, но маститого боярина смутить было трудно. Да и княжьи дела ему – побоку, он вечем ставлен, перед ним и отвечает, он с любым князем в городе проживёт.

– Оповестил, княгиня-матушка, – согласно кивнул Кравец.

Не дожидаясь меня! – взъярилась княгиня в глубине души, но внешне только скромно опустила глаза. – Добро же!

– Тогда не понимаю, при чём здесь я, – сказала как можно более равнодушно, разглядывая собственные ногти, и всем своим видом показывая, что чуть расслоившийся кончик ногтя на мизинце её волнует гораздо больше, нежели послание какого-то там киевского князя, хоть и великого. Равно как и самоуправство тысяцкого. Хотя, тысяцкий-то как раз в своём праве – когда князя в городе нет – городом тысяцкий правит. Да и при князе то – князь правит княжеством, всей волостью, землёй, а городом – тысяцкий.

Так что зря она злится на Кравца.

Ланка закусила губу – незаметно, опустив голову.

– Но тогда… – сказал гонец, набрал воздуха в грудь и договорил. – Тогда великий князь Изяслав Ярославич хочет знать, где находится твой муж.

Оп! А вот это уже что-то новое. Проболтался гонец.

Раз уж такие речи пошли, стало быть, гонец, которому не по чину требовать отчёта от князей, получил соответствующее наставление от своего господина. От великого князя, Изяслава Ярославича. А значит, там, в Киеве, уже знают, что Ростислава во Владимире нет. Донёс кто-то, стало быть.

Ланка вздохнула и подняла голову, заставив маленькую, едва заметную слезинку, показаться в уголке правого глаза. Показывать слёзы благородных девиц во всех семьях Ойкумены учат мало не с колыбели. Да что там, в благородных – любая женщина в совершенстве умеет это с тех пор, как впервые осознаёт, что может нравиться мужчинам. Как-то само собой получается.

– Мой муж – сам себе голова, – пожала плечами княгиня. – Уехал куда-то. По своим делам, княжьим, верно.

А вот это напрасно, про княжьи-то дела, – подумалось вдруг. Мало ли как они поймут? Но сказанного не воротишь. Да и толку-то скрываться – Ростислав небось уже в Диком Поле, скоро и до самой Тьмуторокани доберётся. Тогда – все узнают. А так… ну что ОНИ смогут сделать – дозоры выставить, на порогах, да в Олешье. Так и то – поздно уже.

Должно быть, что-то из её мыслей вновь отразилось на лице – плоховато владела собой волынская княгиня. А гонец, невзирая на молодость, попался проницательный.

– Ин ладно, – он решительно встал.

– Да ты постой, – Ланка добавила в голос елея. – Поснидай хоть с пути-то дальнего…

– Недосуг, – отверг гонец. – Поскачу тогда обратно в Киев, так великому князю и доложу.