– Но это ещё ни о чём не говорит, – заметил князь, подавляя улыбку. Воевода недовольно засопел, но наклонил голову, соглашаясь непонятно с кем – то ли с князем, то ли с воем. Скорее всего, всё же с воем. Мстислав закусил губу. Он был ещё молод, по двадцать четвёртой весне всего, а только и он понимал, что большого числа воев долгое время в городе не удержать – кормить станет нечем. Им придётся дать какое-нибудь дело. И какое же дело может дать своим воям князь Всеслав?

– При мне князь несколько раз куда-то исчезал из города всего с двумя-тремя воями, – Ярун почти кричал. – К князю в терем ночами таскаются какие-то подозрительные люди в серых плащах до пят!

– Самый удобный способ скрыть лицо и одежду, – буркнул Тренята. – Ты никак ночью и в княжий терем лазил?

– Да зачем? – Ярун уже успокоился и перевёл дух. – И так видно. Я там ночью прогуляться вышел, а никому ведь не запрещено возле княжьего терема гулять.

– И потом… – он помолчал несколько мгновений. – По Полоцку и всему княжеству ходят упрямые слухи, что князь Всеслав избран древними богами, – вой размашисто перекрестился, ограждая себя от бесов, которых невегласы богами зовут. – Избран для того, чтоб восстановить старую веру.

Вот оно! Мстислав приподнялся в кресле, вцепясь в подлокотники. Вот оно!

– Тысяцкий Полоцка постоянно привечает сбегов из наших земель – невегласов-язычников, – продолжал вой. – Несколько раз я видел, как в княжий терем ходили люди с Варяжьего Поморья7 – не только купцы.

Мстислав закрыл глаза и откинулся к стене, прижался затылком к гладко выскобленным брёвнам, ощутил приятную прохладу старого доброго дерева.

Вот оно и пришло, – стучало в висках.

В воздухе пахло войной.

– Вестимо, всё это только слова, – гулко отдался в ушах голос Треняты – литвин неплохо говорил по-русски, как и всякий, кто родился поблизости от словенских поселений. А только в речи Треняты всё одно слышалась какая-то странноватая чужинка.

Полоцкая земля становится всё сильнее. Сбеги идут туда постоянным потоком – язычники бегут от крещения и из Новгорода, и из Смоленска, и из Плескова. Придёт время, они, если что, стеной за Всеслава встанут. Князь чуть заметно усмехнулся – в том, что это время придёт, Мстислав не сомневался ничуть. Ярославичи этого упрямого изгоя в покое не оставят. Да и сам Всеслав навряд ли успокоится – каково окружение, таков и князь.

Мстислав неуловимо усмехнулся – силён и настойчив полоцкий оборотень.

Мстиславу вспомнилось то, что он слышал про Всеслава до сих пор – упорные слухи, будто рождён полоцкий изгой от волхвования, про Велесову мету, про то, что будто бы ЗНАЕТ полоцкий князь, и волком оборачиваться может. А то и иных обернуть – дружину свою, к примеру, как древлий Волх Славьич.

И ещё вспомнилось – Всеслав сотворил ради своей женитьбы почти два десятка лет тому.

Немногочисленная христианская господа, привыкшая за время правления Брячислава быть в чести, к тому, к что её слово слушалось князем внимательно, при вести о женитьбе Всеслава встала на дыбы.

Как?!

Без нашего совета?!

Невесть кого и откуда?!

Ведьму-язычницу?!

Для полоцких вятших, что хранили прадедню веру, только ясно явленная воля нечестивых языческих богов была для них сильнее. Да и может ли более быть угодна богам иная супруга князя, чем жрица?! Тем паче и не простого рода жрица оказалась – из словенской знати, мало не княжьего рода, тех ещё, князей, варяжьего времени.

А христианам пришлось смириться.

И теперь у Всеславля стола было только трое бояр-христиан, тех, кто сумел понять и принять волю юного полоцкого князя.

Полоцкая земля – последний на Руси оплот невегласов-язычников, – подумалось Мстиславу. Если землю вятичей не считать, конечно. А это неправильно… так быть не должно. Не может быть две веры в стране…

Вестимо, Мстислав не думал, что в иных волостях поголовно все христиане… и в городах-то не все. Эвон, и в Киеве на Подоле до сих пор Турова божница стоит – попробуй-ка разори. Про Ростов да про Волынь и помолчать в сторонке бы. А про вятичей и говорить нечего, там и господа местная вся – язычники. Только в городах сейчас власть у христиан, да и князья все христиане. Везде, опричь полоцкой волости. И долго такого Ярославичи не потерпят.

Полоцкие Изяславичи и без того были изгоями и редко появлялись в Киеве, хоть у Всеславля отца, Брячислава и было в Киеве своё подворье. А уж с того, что Всеслав открыто станет на сторону старой веры… а этого ждать не год и не два, считанные месяцы, а то и дни. Тем более епископу Мине того и гляди путь из Полоцка укажут, а пресвитеру Святой Софии Анфимию, с его-то голубиной кротостью души, полоцкого изгоя в руках не сдержать.

Тут, на севере, у Всеслава сила немалая. Кривичи новогородские и плесковские вряд ли против него будут – Всеслав природный кривский князь, в Полоцке его мало на руках не носят.

Да и теперь северная Русь и южная Русь – будто бы две отдельных страны. Строго-то поглядеть, так оно и есть – кривичи да словене совсем отдельный народ. Они все на Варяжское море8 завязаны, а южные русичи – на Степь. Он-то, Мстислав, в Новгороде редко на Киев оглядывается – а как же иначе, в таком нравном-то городе, который даже сам великий дед Ярослав Владимирич от дани Киеву освободил? Поневоле возгордишься.

Ярославичи сейчас не едины – все трое врозь глядят. Самая доба Всеславу выступить…

Сейчас, пока он ещё может совокупить недовольных и выкроить свою державу. Тогда, глядишь, она и станет очагом старой веры. А иначе – пройдёт всего лет сто, и его потомки будут истовыми христианами, креститься на иконы станут.

А если сможет полоцкий князь своего добиться… тогда поток сбегов с христианских земель станет ещё гуще. А стало быть, кривская земля станет ещё сильнее. И… не выйдет ли так, что для Всеслава и киевский стол тогда будет достижим?.. Хоть он и изгой по праву, да только ведь у сильных свои законы и поконы…

И что тогда?

Тридцати лет не прошло с большого восстания в ляшских землях против христианства. В урманских землях после смерти Олава Трюггвассона христианство умалилось сильно. Аркона9 стоит нерушимо, и Двор Богов в Упсале, и лютичи вольны, и варяги! Да и… на Руси – тоже… невегласов полно и в Киеве, и на Волыни, и здесь, в Новгороде… С крещенья-то меньше ста лет прошло. А сто лет – для богов разве это много, прости господи за поминание бесовское? Нас, христиан – горсть!

Никогда не смирятся Ярославичи с отторжением родового наследия, потому и доведётся скоро кривской земле со всей Русью ратиться, и пока не сядет Всеслав на великий стол в Киеве, война не окончится. Или, наоборот, пока не избавится Ярославле племя от полоцкого оборотня. И ничем иным она окончиться не может. Либо – либо.

Князь открыл глаза и встретился взглядом с Яруном. Чуть улыбнулся, самыми уголками губ, и сказал, что думал:

– Горячку в сём деле пороть невместно. Разошли гонцов, воевода, чтоб бояре и гридни свои дружины могли собрать в поход вмиг. И всё – отай.

– Сделаю, – понятливо кивнул воевода.

– И в первую голову – Плесков упредить, – подумав, добавил князь. – Буяна Ядрейковича. Хотя… может, ещё и пронесёт господь, – Мстислав, вслед своему вою, размашисто перекрестился в сторону божницы с иконами.

Лес темнел угрожающе, мрачно глядел из-под надвинутых козырей еловых лап, щетинился сосновой хвоёй, что-то грозно шептал берёзовой листвой. Кривая тропа бросилась навстречь, упруго и послушно легла под ноги. Мелькнули мимо придорожные кусты, сердце билось где-то в горле, ветер бил в лицо, сбивая дыхание. В затылок дышал Страх. Погоня висела за спиной.

Лес вдруг расступился, выгнулась горбом поляна с пожухлой травой. Посредине высился резной столб. Капь. В самую душу ударил пронзительный взгляд из вставленных в глазницы самоцветов.