– Нет, – Калина покачал головой. – Он погиб на Судоме.

Волхв задумчиво покивал.

– А отец?

– Он тоже умер. Двадцать лет как.

Волхв задумался.

– Наша семья – хранители, – продолжал Калина. – Мы не можем пользоваться мечом сами, мы должны передать этот меч достойному.

– И… – волхв почувствовал, что задыхается – он вдруг понял.

– Сегодня ночью мне было видение, – прошептал Калина.

Горы вздымались к низкому, свинцово-серому небу, упирались в него заснеженными пиками, высились непредставимыми громадами, навевая лёгкий страх и мысли о непредставимом величии.

В серых тучах мелькнули молнии, прокатился лёгкий рокот. Потянуло грозой – сыростью и огнём.

В клубящихся тучах проступил чей-то лик – сначала едва различимо, потом всё яснее – чуть прищурясь, на землю, на подножья гор, на оторопелого Калину сурово глядел могучий бритоголовый длинноусый муж.

– И что тебе было велено? – спросил поражённый волхв. Впрочем, чему дивиться – воля богов есть воля богов.

– Мечом должен владеть полоцкий князь Всеслав Брячиславич, – всё так же тихо, но твёрдо сказал Калина и опустил глаза.

Три всадника вынеслись из леса, и Несмеян на миг задохнулся – тёплый ветер хлестнул навстречь, упруго надавил на грудь, властно и ласково перехватил дыхание. Утоптанная дорога глуховато отзывалось под коваными конскими копытами, боязливо жалась к лесной опушке, пряталась под развесистые ветки сосен и елей, ныряла в березняки.

Дорога был знакома. Знакомей некуда.

Князь Всеслав вдруг наддал, словно уходя от погони – любимый Всеславль конь взял с места вскачь. Несмеян и Витко встревожено ринулись вскачь следом – не случилось ли чего. Но Всеслав уже остановил коня и, смеясь, оборотил к воям разгорячённое жарой лицо.

– Хорошо-то как, Несмеяне?! – крикнул он, любуя зеленью леса. – Любота!

Вой понимающе кивнул, подъезжая вплоть. И впрямь хорошо было. Лето уже ступало по густолесой кривской земле, яркая зелень ещё не пожухла, прибитая зноем, не тёк ещё по лесным полянам духмяно-пряный запах созревающих ягод. И любо же в такой день, забыв по княжье достоинство, поскакать навстречь ветру…

– Любо, княже, – подтвердил Витко, бросая косой взгляд на опушку – мало ли чего. Князь, видимо, поняв, бросил вою:

– Не хмурься, Витко… тут в меня стрелять некому…

Но поехал всё же медленнее.

– Ну-ну, – неопределённо бросил вой.

А князь задумался.

Несмеян, конечно, прав, как же без того. Потому князь и едет сейчас к волхву Славимиру, что знает и сам – христиане его в покое не оставят.

Вот и Бранимира так думает…

Деревья расступились, и князь увидел святилище. А вместе с ним – и толпу вокруг холма.

Взлетел многоголосый торжественный крик. И тут же смолк.

Мало не вся витебская волость собралась к утру около храма. Всеслав невольно ахнул, но тут же понял – чем больше народу увидит то, что сегодня предстоит ему, тем лучше. Весть о том, что случилось в святилище, тонкими ручейками растечётся по всей кривской земле – не только по Витебской, Полоцкой и Минской волостям, но и в Смоленск, в Плесков… в Новгород. И искра надежды, ещё тлеющая в душах ревнителей родной веры, при этих вестях возгорится ярче…

Всеслав в полном молчании проехал к воротам святилища, ощущая на себе пристальные взгляды кривичей – мужиков и баб, детей и стариков, воев и бояр, воев и даже холопов.

Славимир ждал в воротах – длинное одеяние из медвежьей шкуры со священной вышивкой, гроздья оберегов, священный шелом из медвежьего черепа с лосиными рогами. Резной посох рыбьего зуба, распущенные космы седых волос, пронзительный взгляд из-под косматых бровей.

Князь спешился.

Земно поклонился волхву.

– Гой еси, владыко.

– И тебе поздорову, княже Всеслав Брячиславич, – Славимир излучал величие. На миг князю показалось, сам Велес сейчас стоит перед ним. Только на миг.

Волхв чуть поворотился, открывая князю дорогу в святилище.

– Пожалуй, княже.

И снова толпа вокруг храма взорвалась торжествующими криками.

И вот они стоят в воротах святилища друг напротив друга, и зубчато-причудливая тень храма падает на них, укрывая от палящего летнего солнца макушку волхва, не прикрытую более ничем. А князь чуть щурится на солнце, глядит вприщур и ждёт – что скажет ему на сей раз старый учитель, волхв Славимир.

– Приехал всё же таки? – со странной усталостью обронил волхв. – Ну, идём, Всеславе Брячиславич.

– Владыко, я… – начинает было князь, но Славимир остановил его коротким движением руки.

– Ведаю, для чего явился, – всё так же тяжело сказал волхв. – Пошли, говорю.

Князь больше не осмелился ничего возразить. Он и сам ещё толком не понял, для чего приехал в святилище – то ли спросить у богов совета, то ли ещё для чего… А волхв – знает.

В храме было прохладно, знакомо тянуло запахами старой смолы, засохшей крови и мёда – приношения богам были разными.

Остановились у подножия кап – справа Перун, слева – Велес.

– Сомневаешься, княже? – в полной тишине шёпот Славимира звучал, как удар грома.

– Нет, владыко! – Всеслав не опустил взгляда – он не лукавит перед ликами богов и перед их служителем. – Нет сомнений в душе моей.

– Воля Велеса и Перуна с тобой, Всеславе Брячиславич.

– Ведаю, владыко Славимире, – и вновь не лукавил Всеслав.

– Так чего же тебе ещё? – в шёпоте волхва ясно прорезался гнев, хотя, казалось бы – какие там оттенки можно уловить в шёпоте…

– Смутна душа моя, владыко, а отчего – не ведаю… – признался князь, на сей раз низя взгляд – не от лукавства, от смущения.

– Волю богов яснее узнать жаждешь? – Славимир чуть приподнял бровь. – Будь по-твоему…

Бык был чёрен и огромен – холка мало не в полтора человеческих роста, ноги толщиной с доброе бревно, рога, а вернее, обрубки рогов – почти в локоть длиной. Густая грива стояла дыбом на горбу, налитые кровью глаза дико глядели опричь. Могучий подгрудок доставал до земли – воплощённая мощь.

В словенских землях бык – самый могучий зверь. Даже редкий благородный хищник барс или лесной владыка медведь не всегда и не вдруг справятся с таким вот лесным великаном. И издавна самая любезная жертва богам у русичей – бык. Перуну – рыжий, Велесу – чёрный.

А тут не просто бык – полудикий зубр.

Жертва, любезная вдвойне.

Когда-то он гулял на привольных травах кривских дебрей, был господином над целым стадом лесных коров, хозяином Леса. И только, Сильный Зверь был выше. Да ещё сам могучий Велес, Владыка Зверья.

Потом пришли ловцы. Люди нарушили тишину лесов, подняли мелкое зверьё, спугнули птиц. А ему, лесному владыке продели в ноздри железное кольцо. Полный год держали на привязи, пока не смирился гордый нрав лесного витязя.

Бычья молодость закончилась.

Он ещё долго был после господином – теперь уже над иными коровами, над теми, что и не нюхали вольной воли, не бродили по лесным тропинкам. Эти звери жили под самой рукой человека, к которому бык тоже начинал привыкать. Но так и не привык – да и не неволили его люди особо.

Но сегодня…

То, что случилось теперь, ему не нравилось.

Ему вновь спутали рога, привязали к какому-то столбу. Снова лишили его воли. Ненавистный человеческий запах так и бил в ноздри, сводя с ума, будоража густую тёмную кровь, и бык гневно храпел, рыл землю копытом и пытался выворотить столб с привязкой.

Вкопано было крепко, но Всеслав видел – ещё немного – и бык сумеет. Вырвет столб – и тогда… у князя пробежал по спине предательский холодок постыдного страха, недостойного Велесова избранника. Воображение на миг нарисовало ему жуткое зрелище того, как чёрная глыба бешено несётся по лугу, пыша яростью, топча людей и заливая луг кровью. То-то будет жертва! Всем жертвам жертва!

Но страх сгинул так же внезапно, как и пришёл – не дело ему, полоцкому князю и избраннику самого Велеса, бояться какого-то быка. Пусть даже и необычного – огромного и сильного.