Но мне ведомо также, что те, кто не оказал подобной стойкости и не посмел открыто воспротивиться оскорблению, какое желали нанести их архиепископу, дрогнули потому лишь, что им помешали следовать закону Церкви, понуждая уступить силе, для которой якобы законы не писаны. Они действовали не как свободные люди, но как люди, доведенные до последней крайности. Они изведали в этом случае на собственном опыте борьбу плоти против духа, о которой пишет апостол Павел: “Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю” 57.

Всем известно, что, когда вас принудили взять на себя духовное управление моей епархией, главные мои викарии находились в отлучке всего несколько дней, и можно было полагать, что они скоро вернутся. Слыхано ли, чтобы епархия почиталась покинутой и беспризорной и капитулу вменялось в обязанность узурпировать власть своего епископа четыре дня спустя после того, как главные викарии вызваны ко двору?

Разве самые строки декреталий 58, присланные мне в качестве единственного оправдания сего решения, не опровергают явственно то, что они должны были бы утвердить? “Если епископ, — читаем мы в этом декрете папы Бонифация VIII, — захвачен язычниками или схизматиками 59, не архиепископу, а капитулу должно управлять духовными и мирскими делами епархии, как если бы кресло было вакантно по смерти епископа, до тех пор пока он не вырвется из рук язычников или схизматиков и не окажется на свободе или пока папа, коему надлежит заботиться о нуждах церкви и коего капитул должен как можно скорее вопросить об этом деле, не распорядится по-иному”.

Вот каков этот декрет или, лучше сказать, вот каково официальное осуждение описанных выше попыток посягнуть на власть, данную мне Богом. Если уж пожелали воспользоваться этим декретом, чтобы лишить меня права исправлять мои обязанности, это следовало бы сделать, когда я находился в тюрьме, ибо в декрете речь идет о том, как должно поступить, когда епископ заключен в тюрьму; однако никому это и в голову не приходило, и главные мои викарии все то время, что меня содержали в узилище, до выхода моего на свободу, мирно управляли моей епархией от моего имени и моей властью. Да и впрямь, как могли враги мои воспользоваться этим декретом, не став в отношении меня в неприличное положение язычников или схизматиков, которые, не ведая ни страха Божьего, ни почтения к Церкви, не совестятся преследовать служителей Божьих и прелатов Церкви, подвергая их унижению и бедствиям тюрьмы?

Но если этим декретом не могли воспользоваться, пока я пребывал в заточении, ибо пленили меня не язычники и не схизматики, то как же [640] можно было воспользоваться им, когда Богу угодно было разбить мои оковы, ведь папа в своем декрете особливо повелевает, чтобы правление капитула продолжалось, лишь покуда епископ не вышел на свободу? Таким образом, даже если бы прежде, когда я был узником, вы вступили в управление моей епархией (хотя вы никогда не хотели этого делать), вы должны были бы непременно, во исполнение сего особливого требования папы, сложить с себя эти обязанности, едва только Бог возвратил мне свободу.

Те, кто утверждает, будто отсутствие архиепископа, который находится на свободе, и помехи, чинимые светской властью его главным викариям, дают капитулу такое же право взять в свои руки управление епархией, как если бы пастырь был пленен схизматиками или неверными, смешивают понятия совершенно различные: епископ пленный и епископ свободный, епископ, который не в силах действовать сам или через других лиц, и епископ, который может и должен действовать; капитул, духовенство, народ, не могущие получить от своего епископа ни приказа, ни письма, и капитул со всей епархией, которые могут их получить и должны почтительно их принять, как того требует церковный устав, если вся Церковь признает этого епископа.

Когда епископ пленен неверными, сила, пресекшая отправление им пастырских обязанностей, поставившая его в совершенную невозможность управлять своей епархией, это сила чуждая — Церковь не имеет над ней никакого влияния; но в моем случае, когда епископ, благодарение Богу, находится, как нахожусь я, на свободе, он может сделать распоряжения и назначить лиц, управляющих в его отсутствие; помехи, какие пытаются чинить ему злоба и вражда, должно рассматривать лишь как посягательство на епископскую власть, перед которым духовные лица не могут склониться, не предав чести и интересов Церкви. Когда особа епископа пленена неверными, Церковь должна сделать все, чтобы его освободить, даже продать священные сосуды, если она не может иным способом собрать необходимый выкуп, — точно так же, когда враги пытаются пленить не особу епископа, ибо ее они настигнуть не могут, но его власть, Церковь его должна пустить в ход все доступные ей средства не против него, но в его пользу, не для того, чтобы отнять у него власть, но чтобы защитить ее против тех, кто желает повергнуть ее в прах.

Вам известно, господа, что во времена гонений и смуты духовенство теснее, чем когда-либо прежде, должно сомкнуться со своим епископом, и как руки естественно прикрывают голову, когда ей угрожает опасность, так первые из духовных лиц епархии, являющие собой руки прелата, коими он руководствует людей и их направляет, с особенным пылом и усердием должны поддерживать власть предводителя своего и пастыря тогда, когда он подвергся особенно жестокому преследованию, когда светская власть желает присвоить себе право отрешить от их пастырских обязанностей главных викариев и по прихоти своей передать в другие руки управление его епархией. [641]

Если можно объявить, что епископ оставил кафедру свою пустой и безначальной, и другие лица вопреки воле его могут ее занять потому только, что епископ гоним и ему хотят помешать управлять своей паствой самому или через своих помощников, сколь многие славные прелаты, которых всевозможные гонения за веру во имя интересов, якобы государственных, или в силу борьбы их за независимость Церкви вынудили бежать или скрываться, оставались бы все это время безвластными, как отступники, бросившие престол свой на произвол судьбы, а священники их имели бы право присвоить себе власть и ценой гнусного раскола править их именем; между тем прелаты эти продолжали управлять своими епархиями посредством писем и приказов, посылаемых ими духовенству и народу.

Приведу хотя бы один пример из древности — пример Святого Киприана, великого епископа Карфагенского, который, видя затевающиеся против него гонения и узнав, что язычники в амфитеатре требуют, чтобы его бросили на растерзание львам, почел необходимым скрыться, дабы не подогревать своим присутствием ярость неверных против своего народа; это дало повод некоторым пастырям его Церкви, не любившим епископа, воспользовавшись его отсутствием, присвоить себе власть, данную ему Богом над христианами Карфагена. Но Святой Киприан сумел показать, что кресло его не пустует, хотя он отлучился, скрывается, и гонения препятствуют ему открыто отправлять пастырские обязанности. Никогда не управлял он своей Церковью с большей твердостью и силой. Он поставил викариев, дабы они распоряжались его именем и властью, он предал анафеме священников, желавших отнять у него его права, а также всех тех, кто последует их примеру. Посланиями своими он вершил все то, что вершил бы своим присутствием. В обращении своем к римскому духовенству он показывает явственно, что никогда не был связан со своей Церковью столь нерасторжимо, как тогда, когда угроза лишить его жизни и достояния вынудила его ее покинуть 60. Из своего убежища он посылал распоряжения, как должно держаться тем, кто подвергся гонениям. Он назначал чтецов, дьяконов и священников, которых посылал своему клиру. Он утешал одних, увещевал других и в особенности пекся о том, чтобы враги, воспользовавшись отсутствием его, не внесли раскол в его Церковь и не отторгли от нее часть паствы, ему вверенной.

Если святой епископ Карфагенский отнюдь не утратил права управлять своей Церковью, когда скрывался и стал как бы невидим даже для самой своей Церкви, то архиепископ Парижский тем паче сохраняет право управлять своей Церковью, ибо он не скрывается и не стал невидим, он осиян лучезарнейшим светом — он нашел пристанище подле главы всех епископов, единого отца всех католических королей, он признан Его Святейшеством законным пастырем своего архиепископства и отправляет публично в первой из всех Церквей священные обязанности кардинала.