Он простирался дальше и дальше, подробности становились видны все четче, словно я приближался к нему. Я увидел, что в отличие от Мелоа он окружен стеной и в ней есть широкие ворота. Там стояли воины. Их боевые парики были белыми, как камень мар, а кожа еще бледнее. Те, кто въезжал или входил в город (они казались мне лишь смутными тенями), должны были останавливаться перед ними, словно чтобы убедить стражей, что здесь у них есть законные дела.
От ворот то, что было частью меня самого, двинулось в странное путешествие по извилистым улицам, задержавшись над зданием, вокруг которого было обширное пространство, где находилось множество ориксенов, и я подумал, что это, должно быть, гостиница. Мой взгляд задержался на ней всего на несколько секунд, а затем устремился вперед, по короткому боковому проходу, затем по проулкам, подальше от главных улиц, полных постоянно движущихся людских теней, пока я не добрался до тупикового дворика и остановился (или мой взгляд остановился) перед домом, не скрывающим признаков почтенного возраста — наверное, в прежние времена у него была бурная история, поскольку крыша его казалась довольно потрепанной.
Дворик был узким, в него выходили еще два строения, причем одно из них оказалось совсем разваленным, без крыши и лишь с частью внешней стены, оставшейся стоять.
Здесь не было никакого движения людей-теней. Только сейчас я понял, что от меня хотят, чтобы я хорошо запомнил это место и потом его разыскал.
Меня вернули обратно по тому же пути, по которому я пришел, и я понял, что легко могу вспомнить все повороты, все боковые улочки, все переулки, что привели меня туда.
Я вернулся к гостинице, когда раздался громкий звук, сотрясший всю картину, бывшую у меня перед глазами, словно занавеску, сорванную ветром.
Города больше не было. Только тьма…
— Вставай! — Это я услышал уже определенно наяву. Я открыл глаза.
Передо мной стояла одна из охранниц каравана, которую я запомнил со вчерашней ночи. Солнце почти село, и весь лагерь ожил.
Яксы были уже впряжены в повозки или стояли, покорно ожидая, когда у них на спине закрепят груз.
— Мы выступаем, — нетерпеливо сказала женщина, пробудившая меня от этого странного сна. — В котле над костром есть еда, но скоро она закончится.
Вспомнив свою скованность во сне, я почти боялся, что не смогу пошевелиться и сейчас, не уверенный в реальности происходящего. Я скатал дополнительное одеяло, которое мне одолжили, и засунул его в свой мешок, постаравшись, чтобы кифонгг, подарок Кинрра, была хорошо защищена от повреждений.
Я не был последним, наполняя у костра свою миску, — после меня подошли часовые с последней стражи. Мурри держался рядом со мной и принял вторую миску из моих рук. Я опасался, что его присутствие среди яксов и двух-трех ориксенов, на которых ехали верхом предводители каравана, может вызвать трудности с животными, если те учуют запах заклятого врага. Но, казалось, звери заключили своего рода перемирие. Он не приближался к ним, а они, хотя и поворачивали голову в его сторону и нервно переступали с ноги на ногу, когда он проходил мимо, не собирались в панике бежать. За это я был им искренне благодарен. Если бы мне пришлось выбирать между Мурри и караваном, который был единственным моим спасением, боюсь, мне не хватило бы силы духа сделать этот выбор.
А пока мы заняли место в хвосте каравана. Солнце скрылось, и сумерки позвали путешественников в дорогу. Где-то в начале растянувшейся линии всадников, грузовых животных, повозок чей-то голос затянул песню, и мы зашагали в ритм с ней, один за другим подхватив припев.
Мы временами останавливались, чтобы животные могли отдохнуть. С повозки с припасами по рукам передавали сушеные фрукты. Такое угощение могут себе позволить только лучшие караваны, поскольку фрукты были большой редкостью. Мой собственный народ может их попробовать только на церемониальных пирах, и я долго жевал тягучую сладость, хорошо утоляющую жажду и голод. Даже Мурри, хищник, получал от этого удовольствие.
По дороге было много разговоров о будущем, предположений о выборе императора. Каждое королевство готовило свое отдельное испытание для кандидатов, и лишь когда его представители решали, что кандидат прошел его успешно, он мог перейти к следующему.
Покойный император очень долго правил. Так долго, что поколение моего отца было еще детьми или подростками в ту пору, когда он успешно прошел испытания. С самого начала он отличался изрядной силой характера. Именно он запретил дуэльные войны между Домами, и потому его собственный народ, вапаланцы, не слишком любили его за пренебрежение лелеемыми издревле ими представлениями о защите чести.
Однако, хотя они уже и не сражались открыто, личная неприязнь и закулисная вражда между Домами никуда не делись, но все же против чужаков все они смыкали ряды. Среди тех, с кем я ехал, было распространено мнение, что настало время власти перейти от Вапалы к другому королевству, и что победитель из другого народа вызвал бы изменения, выгодные многим. Вапаланцам, с их знаменитой надменностью по отношению ко всем прочим, следовало бы испытать вкус перемен.
Поскольку караван был из Кахулаве, шли разговоры о том, есть ли среди наших соотечественников кто-то, кто мог бы получить корону, Но назвать они могли в лучшем случае пару достойных имен.
— Это опять будет вапаланец, — утверждала Лара Муса, одна из охранниц, что шла рядом со мной. — Если Шанк-джи будет держаться прежнего пути. Говорят, он человек силы. И если он победит, перемены будут, но вряд ли к лучшему. Никогда еще правление не передавалось от отца к сыну. Иначе один Дом, одна страна легко захватят власть над остальными. Такой смене традиций могут обрадоваться в Вапале, но я думаю, что нам, во Внешних землях, от этого добра не будет. Всегда существовали испытания в традиции каждой из земель, которые обеспечивали то, что владыка на леопардовом троне будет стоять выше верности Домам, свободный от подобных связей, чтобы со всеми обращаться одинаково.
— А сколько осталось времени до испытаний? — спросил я. Из каждого королевства на этот праздник приедут многие, поскольку такое событие случается раз в жизни. Я был уверен, что среди гостей могут оказаться и мои родичи.
— Император должен быть погребен, — ответила она, — и великий канцлер и Голоса Высшего Духа позаботятся об этом. Они должны ждать, пока не соберутся все пять королевств, прежде чем приступать. Но даже до похорон могут быть выбраны те, кто будет проходить испытания. — Она кивнула на повозки впереди нас. — Мы везем хороший груз и получим прибыль, продав его в городе, полном приезжих. Цены взлетят. — Она удовлетворенно покачала головой. — К тому же, — добавила она, чуть помолчав, — мы прибудем заранее, чтобы наша хозяйка успела занять выгодное место в торговых рядах.
При таком стечении народа из всех королевств я сумею найти работу, чтобы, хотя бы временно, зарабатывать себе на жизнь. Я передернул усталыми плечами, поправляя свой груз. В моем мешке лежала кифонгг. Я не был опытным бардом, но я и не буду искать себе работу в знатных Домах. Я могу петь в какой-нибудь харчевне или даже на рынке, чтобы обеспечить пропитание нам с Мурри, пока я буду ждать лучшей возможности.
