Ему достаточно будет наступить на Киртиана, и тому конец.

Аэлмаркин едва удержался, чтобы не завопить от радости, и приложил руку с магическим фонариком к эльфийскому камню, вделанному в бок механизма. Тот жадно принялся пить силу. Фонарик угас.

А потом — Аэлмаркин это почувствовал — механизм пробудился и захотел еще. И его яростное внимание сосредоточилось на Аэлмаркине — это он тоже почувствовал.

И, внезапно забеспокоившись, попытался отдернуть руку.

Но было, конечно же, слишком поздно.

В конце концов Киртиан сдался и позволил Линдеру с Кеманом отвести его в сторонку и усадить на камень. Он чувствовал себя.., опустошенным. И изнуренным. Как будто он плакал целый год, не переставая. Но глаза его были сухими.

«По крайней мере, мама этого не видела. — Сейчас это было единственной мыслью Киртиана. — По крайней мере, этого она не видела. Она бы этого не вынесла. Она бы просто сошла с ума».

— Не надо пытаться выломать.., это, — с трудом произнес он в ответ на вопрос Линдера. — Я не хочу, чтобы леди Лидиэль видела его. Только не в таком виде, нет. Может, мы придумаем какой-нибудь способ похоронить его…

Киртиан содрогнулся, и его бросило в пот. «Что здесь произошло? Наверное, он каким-то образом разбудил одну из этих.., этих вещей. Может, накормил светом магического светильника и не понял, что происходит. Наверняка он был слишком сильно взволнован — так сильно, что не мог ясно мыслить».

Киртиан спрятал лицо в ладонях. Его била дрожь, и он ничего не мог с этим поделать. Ему хотелось выть, поносить судьбу, рыдать. Ну почему он не может заплакать?

Какая из этих туш убила отца? Внезапно Киртиану захотелось это узнать, да так, что теперь его трясло уже от ярости. По крайней мере, это он выяснит! Он найдет эту мерзость и разнесет ее в клочья голыми руками, а потом сотрет эти клочья в пыль, в ничто! Видят Предки, он это сделает!

Киртиан встал, все еще дрожа, и повернулся к машинам — как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна из них медленно поднимается над товарками, поднимается все выше и выше, а в чудовищной когтистой лапе кто-то бьется и верещит.

Ледяная длань страха сжала сердце Киртиана. Но он недаром столько лет упражнялся в воинском искусстве.

Прежде чем тварь выпрямилась во весь рост, он успел прорычать приказ, и хоть голос его дрогнул, приказ прозвучал достаточно громко и властно, чтобы все повиновались, не раздумывая.

— Все в укрытие! — гаркнул Киртиан, ныряя под наклонный борт ближайшего механизма.

Даже Линдер с Хоби, не участвовавшие в кампании против молодых лордов, достаточно долго тренировались вместе с прочими людьми Киртиана, чтобы привыкнуть выполнять приказы без промедления. К тому моменту, как механизм распрямился, Киртиан, Линдер и Хоби уже скрылись из его поля зрения — во всяком случае, Киртиан очень на это надеялся — в черной непроглядной тени других механизмов.

«Надеюсь, эти штуковины не вздумают ожить!» — подумал Киртиан, изо всех сил вжимаясь в нишу, хотя от соприкосновения с холодным, словно бы замасленным металлом его начало знобить.

Когда все его люди попрятались и застыли, Киртиан рискнул взглянуть в сторону стены и туда, где полукругом стояли лампы. Кемана и Шаны нигде не было видно. Ну что ж, по крайней мере, они не торчали на виду у этой твари. Киртиан надеялся, что раз он их не видит, то и механизм не увидит тоже. Если, конечно, он «видит». Он ведь может использовать и другие чувства…

— Что дальше? — прошептал Линдер на ухо Киртиану.

Киртиану показалось, что в голосе парня звучит отчаяние — примерно такое же, какое испытывал сейчас он сам.

— Я думаю! — прошипел он в ответ. Киртиан не боялся, что тварь услышит их: ее жертва вопила так, что это должно было заглушить все прочие звуки. Крик был ужасен, но еще хуже было ощущение того, что этот голос ему знаком.

Жертва… Это эльфийский лорд — в тот ужасный миг Киртиан успел разглядеть достаточно, чтобы понять, что это не человек. Но кто же это? Кто и зачем мог последовать за ним сюда? Это не кто-нибудь из вассалов лорда Киндрета — никто из них не знал, куда именно направился Киртиан, — и уж конечно, не кто-нибудь из его собственных вассалов.

Жертва рыдала и кричала, но ужас делал ее слова неразборчивыми. Слушать это было невыносимо.

«Нет, никто из них не последовал бы за мной — просто потому, что не смог бы. Они совершенно не приспособлены для странствий в глуши, хвала Предкам».

Но еще страшнее воплей была стоящая за ними тишина. Механизм не издавал ни единого звука.

Единственный, кто мог бы последовать за Киртианом и кому хватило бы на это ловкости, — это Джель. Но это точно не Джель бьется сейчас в когтях чудища.

И все-таки голос был знаком Киртиану.

Так кто же это? Киртиан прислушался, стараясь разобрать вопли несчастного — может, хоть какая-то зацепка будет? От страха у него пересохло во рту и противно заныло под ложечкой. Что же, выходит, это кто-то из его врагов? Но кто из врагов увязался бы вслед за ним на опасное дело, охоту за волшебниками — все ведь считали, что именно ради этого Киртиан сюда отправился? Может, этот враг стремился выведать что-нибудь такое, что позволило бы скомпрометировать и опозорить Киртиана? Возможно, он хотел найти — или сфабриковать — какие-нибудь сведения, которые можно было бы использовать во вред Киртиану. А может, он вообще надеялся подстроить какой-нибудь «несчастный случай» — здесь, в глуши, где нет никаких свидетелей. А что, Аэлмаркин бы с удовольствием…

«Предки! — Киртиан был ошеломлен. Теперь до него дошло, почему в воплях, заполнивших пещеру, ему чудилось что-то знакомое. — Это же Аэлмаркин!»

Нет, в том, что Аэлмаркин ненавидел Киртиана достаточно сильно, чтобы попытаться скомпрометировать его или даже убить, ничего удивительного не было. Но чтобы он ради этого осмелился отправиться в глушь… Это было настолько не похоже на Аэлмаркина, что Киртиан даже не мог упрекать себя за то, что раньше не подумал о такой возможности. Его злейший враг…

Умудрившийся случайно напороться на эту штуку.

К счастью, Киртиану особо некогда было терзаться угрызениями совести и размышлять, не должен ли он все-таки попытаться спасти Аэлмаркина. Раздался жалобный вой, пол перечеркнула светящаяся полоса, и крики оборвались. Воцарилась тягостная тишина. Трое притаившихся под машиной — к счастью, она по-прежнему оставалась безжизненной — застыли, боясь перевести дух.

Киртиану отчаянно хотелось кинуться к выходу из пещеры, но он заставлял себя сидеть недвижно. Кто его знает, каким оружием оснащено это чудовище?

«Никакой магии, — решительно сказал себе Киртиан. — И уж в особенности — никаких молний-стрел». Если именно это чудовище вытягивало магию из их магических светильников и нажралось ею — то какие же силы ему придаст молния-стрела? Или, хуже того, вдруг эту силу впитают другие механизмы и тоже оживут? Киртиан был уверен, что это не она убила отца — хотя наверняка он пробудил кого-то из этих чудищ, скорее всего, за счет использования магических светильников. Эта машина была отъявленным убийцей; а им определенно незачем просыпаться в доли секунды!

Так что же можно использовать против этого чудовища, если магия под запретом?

«Луки и стрелы не годятся. Мечи тоже. А больше у нас Ничего и нет».

Послышалось жужжание, поскрипывание металла — и внезапно в скалу на том самом месте, где совсем недавно находился Киртиан со своими людьми, врезалось нечто, напоминающее огромное перевернутое блюдо на трех ножках. Врезалось и грохнулось вниз, подняв облако пыли. Секунду спустя за первым «блюдом» последовало второе и разбило одну из ламп.

Еще через мгновение рядом со вторым блюдом упало обмякшее тело Аэлмаркина. Сомнений быть не могло — теперь Киртиан отчетливо видел искаженные ужасом черты.

Да, это и вправду был Аэлмаркин. И в том, что кузен мертв, тоже не могло быть сомнений. С позвоночником, изогнутым под таким углом, не живут.