И вот я уже в уазике, трясусь по раздолбанной дороге к месту сработки сигнализационной системы. Машина подпрыгивает на ухабах, а я вспоминаю добрым словом своего папочку, который в «сердцах» обещал мне такую службу устроить… Словом, «два раза нырнула, два раза вынырнула – и вся служба». Но, как показала жизнь, даже самые крутые связи не помогли моему папе выполнить свои угрозы. Женщин служить на подводную лодку не брали ни под каким соусом и для меня исключения делать, конечно, не стали.

Впрочем, обо всём по порядку. История эта началась в тот самый момент, когда мои мама с папой, наругавшись, пришли наконец к консенсусу относительно того, как меня назвать. Дело в том, что при рождении мне дали очень красивое имя – Наташа. И всё бы ничего, если бы не фамилия… А она у нас была тоже красивая и старинная. Однако с моим именем сочеталась очень оригинально, не оставляя равнодушным абсолютно никого. Представляете, Наталья Ростова. А как звучит! Вот только в реальной жизни мне это вышло «боком». Да ещё каким! Если бы мои родители только знали, насколько круто их эксперименты с моим именем изменят мою жизнь! Вы, наверное, уже догадались, сколько всего я натерпелась в школе. Только совсем ленивый не «подкалывал» меня. Поначалу я плакала, жаловалась родителям и учителям, но ничего не помогало. Так продолжалось до третьего класса. И тогда я решила: всё, хватит, надо научиться постоять за себя. И активно занялась спортом: выполнила норму кандидата в мастера спорта по академической гребле, три раза была чемпионом Москвы. Только не подумайте, что внешне я долговязая или, того хуже, мускулистая дылда. Вовсе нет. При своём среднем росте я сохранила известный стандарт привлекательности, принятый во всём мире.

И вот, наконец, в восемьдесят пятом году, я стала готовиться пополнить ряды абитуриентов. Как и у большинства добропорядочных девочек из хороших и обеспеченных семей, мой выбор пал на медицинский институт. Правда, справедливости ради надо сказать, что выбор делали скорее мои родители. Я же просто уступила им, не желая втягивать себя в долгие, а главное – бесполезные препирательства с предками. Тем более папашка мой был полковником КГБ, и все споры с ним всегда заканчивались моим поражением, причём «всухую». Наконец, были собраны для приёмной комиссии все необходимые документы. Начались вступительные экзамены, которые, благодаря знаниям, полученным в средней спецшколе с преподаванием ряда предметов на испанском языке, которую я окончила, были сданы блестяще. Что может быть более волнующим и прекрасным, чем толкаться погожим июньским утром у стенда с напечатанными на нём фамилиями поступивших счастливчиков? Не знаю. Но увидев в списках свою фамилию, я вдруг передумала. И… решила пойти в армию.

Папа, как вы уже догадались, был в ярости. Он метался по квартире, как тигр в клетке. Но меня переубедить невозможно. Хотя первый курс отучиться всё-таки пришлось. И вскоре, по опять-таки папиному звонку, я получила вызов в районный военкомат, где после нескольких медкомиссий меня благополучно приписали в воздушно-десантные войска. «Как повезло, кто же не мечтал в детстве стать десантником!» – воскликните вы в восторге и будете, ох, как неправы. Во-первых, я не испытывала по этому поводу ни малейшего восторга, во-вторых, я уже считала себя достаточно взрослой, чтобы осознавать всю опасность такой романтики, и, наконец, в-третьих, я панически боялась высоты. И папа прекрасно об этом знал. Вскоре пришла повестка явиться к таким-то часам, в комнату такую-то, по адресу такому-то. Не нужно быть шибко догадливым от природы, чтобы понять зачем. Когда, дрожа от страха, я всё-таки прибыла в военкомат, никто, естественно, не посчитался с моими совершенно искренними заверениями, что я, конечно, готова отдать за Родину жизнь, но парашюту предпочла бы, например, морскую пехоту. Сами понимаете, морская романтика и всё такое. Там меня выслушали очень внимательно. Но в качестве альтернативы мгновенно предложили… вернуться в институт. Но я тоже была, как говорится, «не лыком шита» и, быстро оценив ситуацию, выбрала парашют, так как мною правила железная уверенность, что это – очередные происки моего папочки. А он, естественно, может запросто припугнуть непокорную дочурку… Но отправить в небо?.. Ни за что. Скорее всего, логика его была проста: откажется дочка от парашюта да и вернётся в институт.

Так что с ним при всём богатстве выбора другой альтернативы не было. «Ах, так, – подумала я. – Посмотрим, кто кого переиграет». И выиграла бой. Правда, на Чеховский аэродром под Москвой меня всё-таки отправили. Причём, как мне стало понятно из прозрачных намёков, не на экскурсию – а для выполнения трёх прыжков с парашютом! Это был удар ниже пояса! Но отступать было не в моих правилах. В конце концов, у меня тоже есть характер. В общем, в точно указанное в командировочном удостоверении время я прибыла в военкомат, предварительно попрощавшись с родными и близкими, правда, так и не написав завещания. И то только потому, что в то время это было как-то не модно. Всю дорогу до аэродрома я ужасно жалела себя. Однако когда через два часа автобус прибыл к месту назначения, я с облегчением поняла: сердце у моего отца не железное – в эти дни на Чеховском аэродроме проходили международные соревнования по парашютному спорту, и моё выступление не было предусмотрено регламентом…

А вскоре папа, видя, что я упёрлась, по его собственному выражению, «как ослица», плюнул и уступил.

Так я попала на эту, ничем не примечательную, пограничную заставу. Да ещё в самой что ни на есть неблагодарной должности – инструктора службы собак. Хотя сама напросилась. По молодости. Ведь предупреждали же меня на мандатной комиссии, что не надо соглашаться работать с собачками – пожалею… Так нет ведь, а всё этот дух противоречия, будь он неладен.

И вот теперь, глядя в лобовое стекло уазика, на которое потоками лилась грязь, летевшая из-под колёс, я – жалела. Конечно, не о том, что работаю с собаками. А у меня их целых две. Дик и Петти. Настоящая розыскная пара. И, между прочим, это – не какое-то там «средство усиления пограничного наряда», как говорят про сторожевых собак, а самостоятельная боевая единица. Само собой разумеется, вместе со мной. Так вот, а жалела я о том, что приходится уже в пятый раз за эту ночь тащиться за тридевять земель на этот чёртов первый участок. А причина «сработки», скорее всего, так и не будет найдена. Короче говоря, ни следа, ни зацепочки.

Машина вдруг резко затормозила и пошла юзом по раскисшей, как квашня, дороге. Наконец уазик остановился, и мы, усиленно делая бодрый вид, высыпали наружу. Мы – это так называемая «тревожная группа». Согласно боевому расчёту, в неё входят: начальник заставы, командир отделения сигнализации и связи, водитель и, конечно же, инструктор службы собак с розыскной собакой, а в нашем случае – с розыскной парой.

Начальник нашей заставы капитан Пустой был личностью во всех отношениях выдающейся. Высокий статный блондин с добрыми и весёлыми глазами. Всегда бодрый и общительный, душа компании, прекрасно играл на гитаре, в общем, мужик – закачаешься.

Командир отделения сигнализации и связи – сержант Лаврушин. Невысокого роста, полный, но в меру, с вьющимися непослушными рыжими волосами зануда, большой любитель поспать и вкусно покушать. И если последнее ему время от времени удавалось, то насчёт поспать вдоволь вот уже второй год не получалось. Между тем специалистом в своей области он был отличным: с электроникой и связанными с ней приборами дружил, и они отвечали ему взаимностью.

Водитель нашего боевого уазика ефрейтор по фамилии Узкий был родом из Архангельска и, как следствие этого, могучего телосложения и отменного здоровья. Он мог играючи вытащить, к примеру, безнадёжно зарывшийся в грязь уазик, а однажды на спор приподнял за багажник «Волгу» командира пограничного отряда.

Ну, о себе я рассказала уже много, а про моих собачек рассказ ещё впереди.

Да, ночка действительно была шикарной. Представьте себе морозный воздух, щедро приправленный озоном, корабельные сосны, уходящие ввысь в звёздное небо, и загадочно темнеющие вокруг скалы. Сказка! Если не вспоминать, конечно, что я не спала уже целую вечность.