Самоубийство из-за Джонни?
Похороны Джонни Хайда проходили чрезвычайно тяжело; его бывшая жена отказалась разрешить Мэрилин Монро прийти проводить его. «Они думали, что я буду отвратительно вести себя», — вспоминала позднее Мэрилин. Рассказывали, что Мэрилин и Наташа Лайтесс переоделись в форму прислуги, чтобы смешаться с похоронной процессией. Прощание происходило в доме Джонни на Норт-Палм-Драйв. Элиа Казан пустил слух, что Мэрилин ворвалась в дом в ночь перед похоронами и до утра стояла возле гроба Джонни. Позже в газетах напечатали, что на следующий день, на похоронах, она бросилась на гроб, и ее пришлось стаскивать с него, в то время как она брыкалась и громко рыдала. Начало этим слухам положила сама Мэрилин в своей книге: «Я бросилась на гроб и зарыдала. Мне хотелось умереть вместе с ним». Однако никто не помнит, чтобы на похоронах произошло нечто подобное. Скорее всего, Мэрилин незаметно присутствовала на панихиде в Мемориальном парке Форест-Лаун.
После панихиды Мэрилин в течение многих часов оставалась на могиле Джонни, одна, наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Она оставалась там так долго, что солнце село и кладбищенский служащий попросил ее уйти. И если верить рассказу Нормы Винтер, это чистая правда.
Она не любила его и отлично понимала это. Она не хотела обманывать его, но не знала, как удержать его в своей жизни — и, естественно, не потерять его помощь, — не имея с ним секса. Позднее она признавалась: «Мне кажется, я в какой-то мере все же обманывала его». Однако она была с ним настолько близка, что чувствовала, что никто не знал его так, как она. «Никто не знает истинную глубину наших отношений, — скажет она позднее одному из своих самых близких друзей. — Когда вас двое в постели и ваши руки переплетаются в объятиях, в комнате темно, и вы кладете голову ему на грудь и слышите, как бьется его сердце — вот тогда вы действительно знаете этого человека. Когда его сердце начинает сильнее биться ради вас, вот тогда вы по-настоящему знаете его».
«Если бы я не встретилась с ним, он бы продолжал одиноко жить в своей семье, — сказала обезумевшая от горя Мэрилин Наташе. — А теперь я осталась одна».
«Ты не одна, — сказала Наташа, крепко обнимая ее. — Я с тобой, Мэрилин. Я с тобой».
«Я не прекращая говорила ей: «Ты не одинока», — вспоминала Наташа позднее, — потому что мне показалось, что она может покончить с собой».
«Я не видел ее некоторое время, — рассказывал ее сосед Джерри Эйдельман, — и вот я столкнулся с нею у гастронома. Это, должно быть, было через день-два после похорон. Она покупала препараты для уборки. Я помню, что на ней были надеты желтые слаксы и бело-желтый свитер из ангорки. Ее волосы были стянуты в хвостик, а глаза закрывали очки в толстой роговой оправе. «Убираешься?» — спросил я ее. Она попыталась улыбнуться и сказала: «Нет, я не убираюсь, Джерри. Просто тут кое-кому надо убраться. Но для нее это дорого, так что я покупаю эти средства для нее». Затем она сказала: «Мне нужно заниматься делами. Вы слышали о Джонни Хайде?» Я ответил, что да, слышал. Она сказала: «Это ужасно. Я не знаю, как мне пережить это. И проблемы с моей матерью тоже сводят меня с ума». Я спросил, в чем дело, и она ответила, что ее мать ушла из дома и вышла замуж за какого-то мелкого вора, и она волнуется за нее. Она сказала, что подумывает поехать, найти ее и спасти от ее мужа. Я сказал: «Мэрилин, ты не можешь сделать этого. Или, по крайней мере, одна не можешь. Давай я поеду с тобой. Мы найдем ее вместе». Она сказала: «Не думаю, что я могу показать тебе или кому-то еще мою мать. Ты не знаешь, что нам — мне и моей сестре — пришлось пережить с ней. Она очень больна». Затем произошло то, что я считаю одним из величайших эпизодов игры Мэрилин Монро: она драматично положила руку на лоб, замерла на мгновение и прошептала: «Мне очень жаль, но мне надо идти». Затем она выбежала из магазина, оставив свою тележку.
Я заплатил за ее покупки, повез их к ее дому и постучал в дверь. Она открыла. Выглядела она ужасно. Она плакала и была очень бледна. «Вот твои препараты для уборки, — сказал я ей. — Ты их забыла». Она безучастно посмотрела на меня и спросила: «Какие такие препараты?» Я ответил: «30 минут назад, Мэрилин, в гастрономе, ты помнишь?» Она выглядела совершенно потерянной. «Ну да, препараты для уборки», — сказала она. Затем она взяла у меня пакет, не поблагодарив и не сказав ничего, повернулась и закрыла дверь. Это было очень странно и сильно сбило меня с толку».
Спустя несколько дней после похорон Джонни Наташа возвратилась домой с работы на студии и нашла Мэрилин в спальне. Она была холодной, со впавшими щеками и бледной кожей. Испугавшись, Наташа бросилась к ней и открыла ей рот. Во рту было полно полурастворившихся таблеток. Наташа смогла привести Мэрилин в чувство. В качестве объяснения Мэрилин сказала, что она приняла несколько порошков снотворного, которое купила без рецепта у Швабса, и заснула прежде, чем смогла запить их. Наташа сочла подобный сценарий настолько маловероятным, что ни на минуту не поверила ей. «Она чувствовала себя презренной, жалкой и ничтожной, — позднее вспоминала Наташа. — Она чувствовала вину за сердечный приступ Хайда. Ей казалось, что, если бы он не любил ее так и не заботился о ней, он прожил бы дольше...»
Нет, настаивала Мэрилин, она не собиралась кончать с собой из-за Джонни Хайда. Она никогда не сделала бы ничего подобного. Позднее она сказала фотографу и другу Милтону Грину: «Я чувствовала себя виноватой, меня мучили самые разные чувства по этому поводу, но я совершенно точно не хотела умереть. Дело в том, что он оставил мне уверенность, что мне не за что было умирать», — грустно закончила она.
Наташа не была в этом уверена. В это время она написала в письме своей ученице и подруге Элен Альберт, что чувствовала, как Мэрилин «поглощена стремлением к самоубийству», и она боится, что рядом с ней нет никого, кто мог бы справиться с этим. «Я полагаю, что, когда человек хочет покончить с собой, он сделает это, как бы ни старались его друзья помешать ему», — писала она. Она также написала, что старается быть дружелюбной с Мэрилин и сделать все возможное, чтобы вернуть ей «опору в жизни», а затем, если они найдут время, они могут позаниматься актерским мастерством».
Две недели спустя, на Рождество, Мэрилин Монро подарила Наташе Лайтесс старинную брошку с камеей из слоновой кости, оправленной в золото. На ней она сделала надпись: «Я хочу, чтобы Вы знали, что я должна Вам намного больше, чем мою жизнь».
Мэрилин пытается встретиться со своим «отцом»
После смерти Джонни Хайда Мэрилин чувствовала, что она потеряла не только одного из самых сильных своих союзников, но и человека, который больше всех прочих смог заменить ей отца. Конечно, в тот трудный период она обратилась к Наташе Лайтесс. Наташа относилась к ней очень доброжелательно, но полагала, что смерть Джонни могла косвенно отразиться на ее карьере. Наташа работала с Мэрилин над «углублением» ее актерского мастерства. Теперь она видела ее огромный потенциал и хотела сделать так, чтобы она больше не играла плоских и бесцветных персонажей, роли которых ей доставались в ее ранних фильмах. «Я полагала, что ее сильной стороной станут трагические роли, — сказала она позднее. — Эта ее странность [...], ее нереальность».
Хотя Наташа и не была в восторге от Джонни Хайда, она не могла не признать, что их связь оказала на Мэрилин весьма положительный эффект. После последних ролей Мэрилин Наташа чувствовала, что та находится на пороге своих самых главных достижений. Она видела, что Мэрилин созревает и как женщина, и как актриса. Наташа считала, что Джонни очень верил в Мэрилин и это наконец помогло ей поверить в себя и, как следствие, увидеть свои возможности не только в актерстве, но и в повседневной жизни. После ухода Джонни Наташа чувствовала, что они должны были найти другого человека, который будет выполнять ту же роль в жизни Мэрилин. Возможно, этим человеком может стать настоящий отец Мэрилин? Наташа считала, что стоит попытаться.