Тут повязка безумия упала с его глаз, и бешенство сразу прошло. Геракл остановился, удивленно оглядываясь вокруг. Он никак не мог понять, почему жена и брат убегают от него со всех ног. Задумчивый, он вернулся домой, стараясь вспомнить, что такое с ним было, но как только увидел трупы своих детей, чуть опять не сошел с ума от горя и отчаяния!

Закрыв лицо руками, он выбежал вон, боясь оглянуться на свой разоренный дом, и бежал до тех пор, пока не настала ночь. Ему было так тяжело и горько, что он решил никогда не возвращаться домой и пошел в другой город, к своему другу Феспию. Феспий, сын Архегона, был мудрым человеком и добрым товарищем. Сильно опечаленный несчастьем, которое свершилось с его другом, он не стал понапрасну укорять его и огорчать бесполезными причитаниями. Как истинный друг, он сделал лучше.

- Выслушай меня, Геракл! - сказал он.- Только слабые вздыхают о том, что уже свершилось, да плачут о невозвратном. Тот же, кто крепок душой, стремится загладить прошлое благими деяниями в будущем. И ты можешь сделать это.

Теперь и прежде Геракл помнил эти слова Феспия. «Что ж, хорошо,- подумал он,- хорошо, что мне позволено искупить столь великую вину. Лучше я пообещаю сам себе всю свою жизнь смело бороться за несчастных и обиженных людей, помогать слабым против злых чудовищ и драконов, как это делали великие герои до меня. Вот тогда я, наверное, заслужу прощение».

Рассудив так, Геракл решил отправиться в путь. Вдруг навстречу ему бежит его друг Полифем и рассказывает, что он только что слышал крик юного Гиласа, который звал их.

Бросился Геракл искать Гиласа, но нигде не мог найти его. Опечалился Геракл. Вместе с Полифемом всюду ищет он Гиласа, но все напрасно.

Идет Гилас, бренчит пустым ведром в руке. «Как чудесно! Как чудесно!» - стучит его сердце. А почему весело, не знает. Послали за водой младшего товарища аргонавты, а ветер играет с ним, развевая его русые кудри или у самого молодая кровь играет, переливаясь по его молодым жилам, а только кажется, что все для него: и солнце, и ветер, и зелень Матери-Земли, что из-за чинары вот-вот выглянет его вечно юная нимфа, с томным взором любви, с тихим взором любви...

А вот и родник - глубокий, прозрачный; каждый камешек виден на песчаном дне. Надо бы опустить ведро, а жаль, там с поверхности на него смотрит, улыбаясь, другой Гилас, отвечая лаской на его ласку; не хочется нарушить это красивое изображение. Не хочется, а надо...

Но что это? Рядом появилось другое лицо, тоже молодое, тоже улыбающееся, и с еще большей лаской во взоре. И пара белых рук обхватывает его, и тихий голос

слышится: любимый, желанный,- мой, навеки мой!

Ведро, звеня, выпадает из рук - еще один крик, и светлая волна поглотила светлого любимца наяды.

Долго искал Геракл своего питомца и друга. Долго раздавался по лесам и лугам его тревожный зов:

- Гилас! Гилас!

Солнце стало клониться к западу. Геракл устал от бесконечного бега. Было трудно, потому что путь лежал в гору. Крик Гиласа он явно слышал оттуда... Геракл резко остановился, задыхаясь от бега. Он стоял на самом краю обрыва. А на той стороне он вдруг увидел мирно пощипывавшую траву лань. Что-то необычное почудилось ему во взоре животного. Он решил выследить лань. Но как только он настигал лань, она уходила от него, и снова откуда-то сверху слышал он зов юного Г иласа.

Гераклу приходилось разыскивать лань по следам. Так охотник и дичь уходили все дальше. Лань завлекла Геракла в чащу гипербореев, где жили люди с собачьими головами. Она привела его к широкой реке, в которой обитали прекрасные женщины с рыбьими хвостами. Но Гераклу некогда было поговорить с водяными красавицами, он погнал лань назад, к тому месту, откуда он впервые услышал крик Гиласа.

Здесь он остановился, лег на землю и крепко заснул. Он бы ни за что не уснул, если бы богиня Афина, которой Зевс поручил помогать Гераклу, не наслала на него сон. Во сне Афина явилась Гераклу и посоветовала ему поймать лань сетью.

Очнувшись, Геракл так и сделал. Он быстро сплел из гибких веток и длинной осоки легкую сеть, расставил ее на тропе, по которой звери ходят на водопой, и, выследив лань, погнал ее прямо к сети. Выскочив на прогалинку, лань понеслась по ней со всех ног и тотчас запуталась в сети рогами.

Торжествующий Геракл схватил ее, повалил, связал ей вместе тонкие ножки и на руках понес в чащу. Но не успел он сделать и ста шагов, как вся окрестность зазвенела от собачьего лая. Целая свора косматых псов выскочила на тропинку и окружила героя, не пуская его дальше. Следом за ними из-за кустов вышла разгневанная богиня Диана. В короткой охотничьей одежде с золотым полумесяцем в волосах и с луком в руках стояла под ветвями юная богиня охоты!

Натянув смертоносный лук, от стрел которого не может уйти ни одно живое существо, Диана целилась прямо в сердце Геракла. Гневным голосом она потребовала, чтобы он немедленно выпустил лань, если не хочет умереть.

Не желая сердить богиню, Геракл смиренно ответил, что он поймал лань не по своей воле, что сюда заманил его голос Гиласа, звавшего на помощь. И спросил богиню, не знает ли она, что случилось в лесной чаще с его юным другом.

Грозная богиня смягчилась, когда Геракл отпустил лань, и приказала идти следом. Она привела его к роднику, глубокому и прозрачному, на краю его полупогруженное знакомое ведро, ведро Гиласа...

«Так вот ты где, несчастный мальчик! - подумал Геракл, опускаясь на колени,- нет, товарищи, плывите одни: не про меня лихие подвиги в далекой Колхиде. А я сооружу памятник моему юному другу, памятник незримый, но долговечный. Пусть подобно мне, и пастухи и рыбаки окрестных мест оглашают леса криком «Гилас! Гилас!». Пусть они делают это из года в год, не пресытится ли игривая и жестокая наяда своей быстрой любовью... если же нет, то на вечную тоскующую память об исчезнувшей весне».

И тут он вспомнил о приказании богов и тотчас отправился в Арюс к царю Эврисфею.

Глава 11

ПРОЩАНИЕ С ГЕРАКЛОМ

Аргонавты, лишь только взошла на небо лучезарная утренняя звезда, предвещая скорое наступление утра, отправились в путь, не заметив в предрассветных сумерках, что нет среди них ни Геракла, ни Полифема, ни Г иласа.

- Едем дальше, аргонавты,- сказал Ясон,- неурочное, знать, место избрали мы, поищем воды повыше, на другом берегу.

Опечалились герои, увидав, когда наступило утро, что нет среди них славных товарищей. Опустив голову, сидел в горе Ясон; он словно не слышал сетований своих спутников, словно не замечал отсутствия Геракла и Полифема.

Ему почудилось вдруг, как в весенние дни детства он бегал по зеленому саду, по лугам в долине Хирона. Среди других цветов был один цветок, его Ясон любил больше всех. Он прижимался щекой к его высоким светло-зеленым листьям, пробовал пальцами, какие у него острые концы, нюхал, втягивая воздух, его большие странные цветы, и подолгу глядел на них. Внутри стояли долгие ряды желтых столбиков, выраставших из бледно- голубой почвы, между ними убегала светлая тропа далеко вниз, в глубину и синеву тайная тайных цветка. И Ясон так любил его, что, подолгу глядя внутрь, видел в тонких желтых тычинках то золотую ограду, то аллею прекрасных деревьев, никогда не колыхаемых ветром, между которыми бежала светлая, пронизанная живыми, стеклянно-нежными жилками дорога - таинственный путь в недра...

«Вот и судьба»,- подумал Ясон. Огромен был раскрывшийся свод, тропа терялась среди золотых деревьев в бесконечной глуби немыслимой бездны, над нею царственно изгибался липовый свод и осенял волшебно-легкой тенью застывшее в тихом ожидании чудо.

Ясон знал, что это - уста цветка, что за роскошью желтой поросли в синей бездне обитают его сердце и его думы, и что по этой красивой светлой дороге в стеклянных жилах входят и выходят его дыхание и сны.

А рядом с большим цветком были цветы поменьше, еще не раскрывшиеся, на крепких ножках в чашечках из коричневато-зеленой кожи, из которой с тихой силой вырывался наружу молодой цветок, и из окутавшего его светло-зеленого и темно-лилового упрямо выглядывал тонким острием наверх плотно и нежно закрученный, юный фиолетовый цвет. И даже на этих юных, туго свернутых лепестках, можно было разглядеть сеть жилок и тысячи разных рисунков.