Таким образом, преобладала более реалистическая оценка обстановки, и в первой декаде мая Ставка Верховного Главнокомандования приняла более целесообразное решение – все фронты, кроме Ленинградского, Северо-Западного и Юго-Западного, переходят к прочной обороне. И только три фронта должны были проводить запланированные наступательные операции – в районах Любани, Демянска и Харькова.
В итоге можно считать, что план весенне-летней кампании в целом соответствовал общим замыслам на очередной, ответственный этап войны, имея в своей основе активные действия. Вторая часть плана намечала переход советских Вооруженных сил летом 1942 г. в наступление на одном из стратегических направлений. Она была разработана в весьма общих чертах, более подробное планирование операций ставилось в зависимость от результатов военных действий весной.
Не менее активно готовилось к летней кампании и главное командование вермахта. Во второй половине дня 28 марта начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер подъезжал к месту расположения ставки Гитлера «Вольфшанце» («Волчье логово»), укрытой в лесах близ восточно-прусского города Растенбург. Офицер-порученец держал на коленях папку. В этот момент она была, пожалуй, самой драгоценной папкой в мире. В ней находился план войны немецкого генерального штаба на 1942 г.
Гальдер еще раз обдумывал основные положения этого документа, в котором были воплощены идеи, мысли и желания главнокомандующего сухопутными войсками и верховного главнокомандующего вермахта – Гитлера. Сердцевина этого плана – крупное наступление на южном участке Восточного фронта, нацеленное на Кавказ. Цель: уничтожить главные силы русских, расположенные между Донцом и Доном, захватить основные кавказские перевалы, затем богатые нефтяные районы на Каспийском море[44].
И хотя напряженная и длительная работа была завершена, Гальдера не покидали сомнения. Положение на Восточном фронте сложное. Не отражено наступление 2-й ударной армии под Волховом, еще находятся в окружении 2-й корпус под Демьянском и группа Шерера в районе Холма. В районе Дорогобуж, Ельня в тылу группы армий «Центр» оперируют части 33-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского и 4-го воздушно-десантного корпусов, а севернее – 39-я армия и 9-й кавалерийский корпус русских создали опасный выступ западнее Сычевки. Манштейн увяз со своей 11-й армией под Севастополем, и русские захватили часть Керченского полуострова, а под Харьковом с трудом удалось остановить наступление войск Тимошенко, но угроза его возобновления оставалась.
Но как бы то ни было, командование вермахта, готовясь к летней кампании, ставило перед своими вооруженными силами далеко идущие военно-политические цели. Оно не сняло с повестки дня основную цель Восточного похода – «разбить Советскую Россию», сформулированную в плане «Барбаросса».
В беседе с японским послом Осимой 3 января 1942 г. Гитлер заявил: «Советы уже в следующее лето будут разгромлены. Спасения им больше нет. Лето будет решающей стадией военного спора. Большевиков отбросят так далеко, чтобы они никогда не могли касаться культурной почвы Европы… Я намереваюсь пока в центре фронта не проводить наступательных операций. Моей целью будет наступление на южном фронте. Я решил, как только улучшится погода, снова предпринять удар в направлении Кавказа. Это направление – важнейшее. Нужно выйти к нефти, к Ирану и Ираку… Конечно, кроме того, я позабочусь о том, чтобы уничтожить Москву и Ленинград»[45].
Об этом же Гитлер говорил и 3 апреля в беседе с Антонеску. «В это лето (1942 г.), – информировал он, – я решил продолжать как можно глубже преследование для окончательного уничтожения русских. Американская и английская помощь не будет эффективна, так как новые поражения русских приведут к потере связи с внешним миром. Они потеряли самых лучших солдат и технику, а теперь они только импровизируют».
«В общих рамках войны, – писал в свое время фельдмаршал Паулюс, – летнее наступление 1942 года означало попытку в новом наступлении осуществить планы, потерпевшие провал поздней осенью 1941 года, а именно: довести войну на Востоке до победного конца, т. е. добиться целей нападения на Россию вообще. Тем самым существовала надежда решить исход войны»[46].
Следовательно, идея решительного наступления была доминирующей в тогдашних планах вермахта. «Весной 1942 года, – отмечал «мастер танковых ударов» Г. Гудериан, – перед немецким верховным командованием встал вопрос, в какой форме продолжать войну: наступать или обороняться. Переход к обороне был бы признанием собственного поражения в кампании 1941 года и лишил бы нас шансов на успешное продолжение и окончание войны на Востоке и на Западе. 1942 год был и последним годом, в котором, не опасаясь немедленного вмешательства западных держав, основные силы немецкой армии могли быть использованы в наступлении на Восточном фронте. Оставалось решить, что следует предпринять на фронте длиной три тысячи километров, чтобы обеспечить успех наступлению»[47].
Подготовку к решению этой задачи немецкое командование начало еще зимой 1941/42 г. Чтобы сохранить выгодные исходные позиции для будущего наступления, Гитлер категорически запретил отвод войск за Днепр и потребовал любой ценой удерживать позиции под Ленинградом, в районах Демянска, Ржева и Вязьмы, Орла, Курска и в Донбассе. Тогда же началось планирование кампании. Уже в директиве ОКВ № 39 от 8 декабря 1941 г. говорилось о создании предпосылок для успешного проведения «наступательной операции против Кавказа»[48]. «Планируя летнее наступление 1942 года, – отмечает Курт Цейтлер, в то время начальник штаба группы армий «А» (в последующем – начальник генерального штаба сухопутных войск. – Авт.), – Гитлер намеревался прежде всего захватить Сталинград и Кавказ. Осуществление этих намерений, безусловно, имело бы огромное значение. Если бы немецкая армия смогла форсировать Волгу в районе Сталинграда и таким образом перерезать основную русскую коммуникационную линию, идущую с севера на юг, и если бы кавказская нефть пошла на удовлетворение военных потребностей Германии, то обстановка на Востоке была бы кардинальным образом изменена, и наши надежды на благоприятный исход войны намного возросли бы. Таков был ход мыслей Гитлера. Достигнув этих целей, он хотел через Кавказ или другим путем послать высокоподвижные соединения в Индию»[49].
Наиболее четко и полно общие цели германского командования в летней кампании 1942 г. были изложены в директиве № 41 от 5 апреля. В ней говорилось: «Как только условия погоды и местность будут благоприятствовать, немецкое командование и войска, используя свое превосходство, вновь должны захватить в свои руки инициативу и навязать противнику свою волю. Цель состоит в том, чтобы окончательно уничтожить живую силу, еще оставшуюся в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества важнейших военно-экономических центров. Для этого будут использованы все войска, имеющиеся в распоряжении германских вооруженных сил и вооруженных сил союзников»[50].
К решению же о том, на каком участке Восточного фронта сосредоточить основные усилия, где нанести главный удар, Гитлер пришел не сразу, хотя, как мы видим, уже имел определенное мнение на этот счет. А вот у германского генералитета единого мнения не было. И с этим приходилось считаться.
Командующий группой армий «Север» фельдмаршал Кюхлер, к примеру, предлагал отказаться от захвата Кавказа и на первом этапе летней кампании все усилия сосредоточить на северном участке советско-германского фронта с целью захвата Ленинграда[51]. Представители же генерального штаба сухопутных войск, в том числе и генерал-полковник Гальдер, как это следует из записи, сделанной им 4 мая в дневнике[52], продолжая считать наиболее важным московское направление, настаивали на проведении решающего наступления на центральном участке фронта в полосе группы армий «Центр» с целью разгрома наиболее сильной группировки советских войск, захвата Москвы и центрального промышленного района. Сторонники этого варианта плана полагали, что его успешное завершение предопределит исход не только всей летней кампании, но и войны в целом.
