По-человечески командующего войсками фронта можно понять, но, с другой стороны, общение с вышестоящей инстанцией предполагает не только выслушивание справедливых (и несправедливых) упреков, но и получение информации от нее о принимаемых ею мерах в полосе фронта, положении соседей и т. п. В создавшейся обстановке Кузнецов мог получить такую информацию, как говорится из первых уст, минуя длительную цепочку посредников, но почему-то такой возможностью пренебрег.
К 27 июня на обоих флангах 8-й армии создалось угрожающее положение. Чтобы избежать окружения, Военный совет армии на основе указаний штаба Северо-Западного фронта решил отвести войска за р. Западная Двина. Но так как оторваться от противника не удалось, планировалось задержать его продвижение на промежуточных рубежах. На первый из них соединения отходили под непрерывными атаками вражеских войск. Прикрывавшие отход арьергарды стрелковых дивизий не могли длительное время сдерживать противника и несли большие потери. В этот день врагу удалось окружить в районе населенного пункта Борисены (севернее Шауляя) командный пункт 12-го механизированного корпуса. При прорыве из окружения погибли: командир корпуса генерал-майор Н.М. Шестопалов, военком корпуса бригадный комиссар П.С. Лебедев, начальник штаба полковник П.И. Калиниченко, начальник медицинской службы бригадный врач И.И. Скачков, секретарь парткомиссии старший политрук Н.Е. Марченко, помощник начальника Оперативного отдела майор В.В. Высокоостровский, председатель военного трибунала военный юрист 2-го ранга А.Н. Чернявский и многие другие офицеры. Во временное командование корпусом вступил полковник В.Я. Гринберг[116].
В районе Даугавпилса в этот день атаковали противника части 42-й танковой дивизии 21-го механизированного корпуса. Однако сильный артиллерийский огонь и контратаки танков и пехоты заставили их отойти в исходное положение. Понесли большие потери и части 46-й танковой дивизии, включенной в группу генерал-лейтенанта Акимова.
Быстрый захват Даугавпилса немецкими войсками отрезал пути отхода 11-й армии на северо-восток. Поэтому ее плохо управляемые части вынуждены были двигаться в восточном направлении и 30 июня в районе Полоцка вышли в полосу Западного фронта. В очередном донесении народному комиссару обороны генерал Кузнецов докладывал: «8-я армия, понесшая 40 % и более потерь, отходит на северный берег Западной Двины. 2-я танковая дивизия, видимо, погибла. 11-я армия как соединение не существует. Положения 5, 33, 188, 128, 23 и 126-й стрелковых дивизий, 5-й танковой дивизии и 84-й моторизованной дивизии не знаю… Связи для твердого управления не имею…»[117] Почему командующий войсками фронта не знал положения соединений 11-й армии и не имел «связи для твердого управления», пишет в своих воспоминаниях генерал П.М. Курочкин: «…Трагично получилось с радиосвязью с 11-й армией. Штаб этой армии… из района Каунаса отходил с войсками в направлении на Полоцк. С ним у нас была регулярная радиосвязь, с помощью которой штаб фронта получал довольно регулярно информацию.
Однажды меня вызвал к себе командующий Кузнецов.
– Подойдите сюда, – обратился ко мне командующий. – Посмотрите на эти документы, – сказал он, указывая на несколько разложенных в ряд расшифрованных телеграмм.
Я внимательно прочитал каждую телеграмму (их было пять-шесть). В них командующий 11-й армией генерал-лейтенант В.И. Морозов доносил о тяжелом положении в полосе действий армии и просил об оказании помощи. В последних телеграммах были гневные упреки в адрес командующего фронтом по поводу бездействия в оказании помощи в выходе из окружения войск 11-й армии».
П.М. Курочкин далее пишет, что на основании своего утверждения, что «такой дисциплинированный и тактичный человек, как Морозов, писать в такой грубой форме не может», командующий войсками фронта сделал вывод: «…Эти шифровки мы получаем не из штаба 11-й армии, а от немцев, от наших врагов. Ведь можно допустить, что штаб 11-й армии попал в плен, не успев уничтожить шифры. Могла попасть в плен и радиостанция. Вот немцы, используя наш порядок передачи телеграмм, пытаются нас спровоцировать на ведение неправильных боевых действий…». Все возражения начальника войск связи фронта не были приняты во внимание, и командующий в категоричной форме приказал: «Вот что – немедленно прекратите связь с так называемым штабом 11-й армии, а фактически с немцами».
Не выполнить приказ было нельзя, и Курочкин решил обратиться к члену Военного совета фронта корпусному комиссару Диброву. Тот предложил соединить его с членом Военного совета 11-й армии для ведения прямых переговоров с ним. Диброва передал в эфир позывные и открыто назвал себя. Однако армейские связисты, приняв вызов, в течение длительного времени сообщали об отсутствии вызываемого члена Военного совета 11-й армии, а затем внезапно прекратили передачу и больше на связь со штабом фронта не выходили.
Через некоторое время командующий войсками фронта поинтересовался у Курочкина: «Что, прекратили связь с фашистами?» И, услышав в ответ, что радиостанция 11-й армии не отвечает на запросы в течение двух суток, с удовлетворением констатировал: «Поняли, что нас не обманешь, поэтому и прекратили с нами связь».
Однако после того как штаб 11-й армии вышел из окружения, выяснилось, что радиостанция была исправна, штаб армии в плен не попадал, а шифровки были в действительности подписаны генералом Морозовым. Основанием же для прекращения связи послужил разговор по радио корпусного комиссара Диброва. Когда в штаб доложили, что Диброва открытым текстом назвал себя и вызывает для переговоров члена Военного совета армии, пришли к выводу о том, что штаб и Военный совет фронта попали в плен, и противник пытается ввести командование армии в заблуждение. Поэтому был отдан приказ о прекращении всех контактов со штабом фронта по радио[118].
По директиве Военного совета фронта его войска с 28 июня должны были занять оборону по северному берегу Даугавы и «не допустить дальнейшего распространения противника». 8-й армии было приказано переправиться через реку и организовать оборону рубежа от Риги до Ливаны. 27-я армия по этой директиве должна подготовить оборону рубежа от Ливаны до Краславы. Одновременно ей ставилась задача: «В ночь на 28.6.41 г. группой частей под руководством генералов Акимова и Белова атаковать противника и овладеть Двинском, надежно закрепив его за собой»[119].
В течение ночи дивизии 21-го механизированного корпуса заняли исходное положение и в 5 часов 28 июня перешли в наступление. 185-я моторизованная дивизия завязала бой в 20 км от Даугавпилса, а 42-я танковая дивизия достигла населенного пункта Сергелишки, где была остановлена и дальше продвинуться не смогла. Но 46-й танковый полк дивизии смог выйти к Даугавпилсу и завязал ожесточенный бой за его восточную и северо-восточную окраины, который продолжался в течение всего дня. К вечеру противник, введя в бой дополнительные силы, после сильной артиллерийской и авиационной подготовки возобновил наступление и отбросил части 21-го корпуса в исходное положение. Тем не менее этот контрудар не прошел для немецких войск бесследно. Свидетельство этому находим у немецкого исследователя Хаупта, который писал: «Борьба за плацдарм, который с помощью 3-го моторизованного полка был расширен на 10 км в глубину, становилась все тяжелее. Советы произвели контрудар 5-м воздушно-десантным корпусом и 21-м механизированным корпусом… Солдаты генерала фон Манштейна сопротивлялись ожесточенно. Хотя 28 июня они подбили 74 вражеских танка, им пришлось смириться с тяжелыми потерями. Дивизия СС «Мертвая голова» в эти дни потеряла треть своего состава и позднее даже была сведена в один полк!»[120]
