IV Вот так на веранде, над люлькой склонясь, Мне мама моя колыбельную пела, В заветных мечтах представляя меня Усатым джигитом на лошади белой. Еще я «агу» не умел лепетать И мирно посапывал под одеялом, А мама была уже тем занята, Что мне беспрестанно невест подбирала. Они были так же беззубы, как я, И так же лежали в раскрашенных люльках, Не зная, что участь и их, и моя Решается нынче… Ах, любит — не любит?.. Как много печальных историй в горах Я слышал, хоть лучше совсем не слыхать бы, О грубо разорванных договорах, О так никогда и не справленных свадьбах. О спорах, о ссорах, о том, что сберечь При нынешних нравах нельзя свои нервы… Но, впрочем, совсем не о том моя речь — Продолжу рассказ о любви своей первой. Я помню, когда мне исполнилось пять, (А детская память, как надпись на камне: Все буковки можно легко сосчитать И все углубленья потрогать руками) Соседи, что часто ходили к нам в дом И за руки маленьких дочек держали, Смеясь, называли меня женихом И честное слово торжественно брали: — Мы свадьбу сыграем на весь белый свет! Готовь побогаче калым, забияка… Не ведая, шутят они или нет, На всех обещал я жениться, однако. На дочери плотника и чабана, Врача, тракториста — Запутался сам уж… А как-то спросила горянка одна, Вздыхая лукаво: — Возьмешь меня замуж? Молодку хрычовкою старой назвал, О чем и сейчас не жалею ничуть я. Но следом ее повторила слова Насмешница юная из Гиничутля. Сорвав с меня шапку, твердила она: — Женись, а не то не получишь папаху… Девица была мне совсем не нужна, Но сердце уже замирало от страха Неведомого… Далеко-далеко Еще подрастала любовь моя где-то, Пока я носился лихим седоком На струганной палке, не зная об этом. Цыплята мне были дороже девиц И с горки со свистом летящие сани, И куча мала, и пыхтенье, и визг, И драки — ну, в общем, по горло был занят. Еще я подарком отца дорожил — Свирелью, что вырезал он мне из ивы. Наверное, дар этот был от души, Предзнаменованием ставши счастливым… V
Я рано полюбил стихи — Нет, не читать их с выраженьем, А сочинять их у реки, Шальной до головокруженья. Мыча у серых валунов Какой-нибудь напев старинный, Мечтал я о предмете снов, Который звался нежно Ниной. Я был тем именем сражен То ль во втором, то ль в третьем классе, Всех наобещанных мне жен Забывши тут же, в одночасье. Учительницы русской дочь Сидела на соседней парте, И было мне глядеть невмочь, Когда к ней обращались парни Постарше… Я бледнел, как мел, И закипал, как будто чайник… Но, наконец, настал предел Невыносимому отчаянью. Я написать решился ей, Хоть знал по-русски еле-еле. Но чем труднее, тем сильней Стремился я к желанной цели. Три слова — «Я люблю тебя!» — Мне подсказал мой однокашник, С ухмылкою, пером скрипя, Их начертав на промокашке. Я русский текст переписал В свою тетрадку аккуратно, Не ведая, что подсказал Приятель мой мне смысл обратный. Ах, то признание потом Хлопот мне много причинило, Ведь помирила нас с трудом Моя учительница с Ниной. Она в Москве живет сейчас… Мы с ней, встречаясь год от года, Смеемся, вспомнив третий класс, Над злополучным переводом. Ее по-дружески обняв, Я воскрешаю время это… — Так значит, ты из-за меня, Расул, впервые стал поэтом? Я тихо отвечаю: — Да… Лукавя прошлому в угоду, Хотя далекой, как звезда, Была любовь моя в те годы. VI Как только приближалась ночь, Шушукаясь между собой, Меня ребята гнали прочь: — Иди-ка ты, Расул, домой. Мне был смешон их разговор Об аульчанках молодых… Еще, как буря среди гор, Незримо зрел мой страстный стих. А годы, словно облака, Бежали, тая на бегу. Жизнь от сентябрьского звонка Летела к майскому звонку. Но я никак не понимал, В ауле нашем отчего Все от Махмуда без ума И песен пламенных его. На годекане наизусть Я Пушкина взахлеб читал, Но романтическая грусть Была мне все-таки чужда. Смеясь над страстью от души, Тогда не верил я вполне, Что бедный Камалил Башир Жил в нашей горской стороне. Глотал я ночи напролет Рассказы длинные о том, Как краснозвездный самолет Густой туман кромсал винтом. И виделось мне, как горит, От уличных боев устав, Еще не сломленный Мадрид — Ребячьих снов моих мечта. Я громко вскрикивал во сне И в бой бросался с головой… А эта книга о войне Мне впрямь казалась золотой. |
