Проблема возникает из-за того, что творцом проекций мы привыкли считать наше обыденное индивидуальное «эго». Но божества — это манифестации нашей изначальной пробужденной природы, далеко превосходящей всякую индивидуальность. Божества — это универсальные сущности. Когда растворяются плотные элементы и скандхи, обнаруживаются изначально присутствующие внутри нас божества, и происходит это естественно, безо всяких усилий с нашей стороны. Это называется «спонтанным существованием» или «спонтанным присутствием». Божества — это не просто психические явления или образы, творящиеся в ходе медитации. Они суть наша истинная природа, которую мы потеряли из виду за бессчётные жизни блужданий в сансаре. Это не символы, не абстрактные идеи, а сама реальность. Это не идеальные образы просветления, а его живое присутствие. Божества — это то, чем мы являемся в действительности, и они куда более реальны, чем мы в своём нынешнем состоянии.
Описывая опыт «отступления в бардо», Трунгпа Ринпоче поясняет: «Для того чтобы правильно воспринимать эти видения, воспринимающий должен отказаться от опоры на централизованное «эго». Именно из-за опоры на «эго» в данном случае нам приходится медитировать или что-то воспринимать».[130] Это замечание адресовано йогу, практикующему «отступление» и достигшему устойчивого состояния пустоты. Но в бардо мы всё ещё цепляемся за существование «эго» (в противном случае мы просто не пребывали бы в бардо), а потому явления божеств кажутся нам видениями, внешними по отношению к нам. Воспринимая их как нечто отдельное от себя, мы реагируем на них со страстью, агрессией или страхом, и как только мы превращаем их в объекты своих эмоций, они становятся нашими проекциями.
***
За всеми этими явлениями стоит первозданная супружеская чета — Самантабхадра и Самантабхадри Умершему она является лишь после того, как бардо дхарматы развернётся до середины, но ещё в ходе бардо умирания эта пара была определена как истинная сущность сознания. На мандалах бардо её помещают либо в центре, либо в верхней точке. Самантабхадру и Самантабхадри изображают как можно более просто, обнажёнными и без украшений. Они соединены в любовном соитии и сжимают друг друга в объятиях. Тело Самантабхадры окрашено в цвет пространства — тёмно-синий, иногда почти чёрный (синтез всех цветов). Белый цвет тела Самантабхадри символизирует чистоту первозданного состояния; это цвет, ближе всего стоящий к полному отсутствию всякого цвета, к абсолютной прозрачности пустоты. В тексте «Сотни преклонений» эта божественная чета описывается так:
Пред первозданным буддой, чьё тело — неизменный свет,
Пред чистым трансцендентным знанием, отцом всех будд,
Пред цветом неба, восседающим в позе медитации,
Склоняюсь пред Самантабхадрой, дхармакайей.
Пред матерью, рождающей всех будд трёх времён,
Пред белой, словно чистый, незапятнанный хрусталь дхармадхату,
Пред радостно объемлющей отца в великом блаженстве,
Склоняюсь пред Самантабхадри, великой матерью.
В английской переводной литературе сложилась традиция называть дэви супругами будд, но в оригинальных текстах такие пары всегда именуются «отцом и матерью». Это относится не только к Самантабхадре и Самантабхадри, но и ко всем прочим формам мужского и женского начал. Они — родители просветления; от их союза рождается бодхичитта — пробужденное сознание. В своей основе женское начало — это творческая порождающая сила, пространство (дхату), нулевое измерение пустоты (шуньята), из которого рождаются все явления. Эта «материнская» символика наглядно свидетельствует о том, что пустота отнюдь не пассивна или негативна; напротив, это активное состояние бесконечного потенциала.Дополняющий её мужской принцип — это недвойственное трансцендентное знание (джняна), спонтанное рождающееся из открытости пространства, струящееся сквозь неё и пронизывающее всю её насквозь. Интерпретировать союз мужского и женского начал можно по-разному: к примеру, как символ неразрывной связи явлений и пустоты, блаженства и пустоты, относительной и абсолютной истин, знания и пространства, сострадания и пустоты или «искусных средств» и мудрости.
Каждый из будд пяти родов может олицетворять особую разновидность знания и особое качество пробужденности. Их супруги, пять дэви, воплощают собой такие качества будд, как отсутствие «я», свобода от ограничений и открытость сущностной природы. Трунгпа Ринпоче подчёркивал значение идей плодовитости и общения, связанных с женским началом. Дэви обеспечивает среду, в которой мужской будда может раскрыться и выразить основное качество своего рода, и вдохновляет его на общение. В тантрах будд иногда описывают как полностью погруженных в блаженство нирваны; дэви же пробуждают их и побуждают действовать и проповедовать дхарму ради блага всех живых существ.
В ответ на эти просьбы мужское начало проявляется в сострадании, которое оказывается действенным лишь тогда, когда в основе его лежит понимание пустоты. Пустота выражается в мудрости —практическом осуществлении истинного смысла «не-я» и рассечении иллюзий вещественности, постоянства, изолированности и ограниченности. Сострадание выражается в «искусных средствах» —решительном применении всякого метода, какой только можно использовать так или иначе во благо других живых существ. Таким образом, видение божественных отца и матери в бардо — это самопроявление нашей собственной изначальной природы в виде союза двух этих начал.
Смысл их любовного соития не менее важен, чем значение каждого из двух этих принципов по отдельности. Прежде всего, это образная иллюстрация к абсолютной нераздельности и взаимозависимости двух дополняющих друг друга компонентов пробужденного состояния. Но ещё важнее то, что это — экстатическое слияние, порождающее блаженство. Блаженство — это квинтэссенция просветления; это пробуждение всего нашего существа к трансцендентному опыту восприимчивости. Его называют великим неистощимым блаженством. Оно неисчерпаемо, не подвержено влиянию внешних обстоятельств и никогда не вырождается в обычные эмоции, порождаемые пятью «ядами». Выражения лиц и позы как мирных, так и гневных божеств, изображённых в соитии, свидетельствуют о том, что их преисполняет высшее блаженство.
***
Видения, являющиеся в бардо дхарматы, в совокупности именуются сотней мирных и гневных божеств. Мирные божества фигурируют во всех школах ваджраяны, но гневные присутствуют только в традиции ньингма, и в точно таком же виде в иных системах не встречаются.[131] Многие чителя полагают, что неподготовленный человек вообще не увидит этих видений и что воспринять их смогут лишь те, кто овладел медитацией дзогчен. С другой стороны, мирные и гневные божества — это выражения универсальных истин. Поэтому нередко утверждается, что они предстают всем без исключения, будучи чистой манифестацией нашей собственной природы. Вопрос только в том, каким образом они проявятся. Звуки, цвета и лучи могут повергнуть нас в полное замешательство, но если мы привыкли к медитации, то сможем ясно различить в этих хаотических образах знакомые формы божеств и влиться в их сердца без страха и сомнения.
Всё зависит от того, сумеем мы узнать их или нет. Узнавание —это решающий момент в любом опыте бардо. Мы можем впасть в такую вялость и оцепенение, что не заметим вообще ничего, — точьв-точь, как проснувшись, мы порой не осознаём, что нам вообще что-то снилось, или, в лучшем случае, можем только вспомнить, что сны были приятные или, напротив, беспорядочные и пугающие. Аналогию со сновидениями без труда воспримет каждый, но не сразу очевидно, что этот же принцип применим и к состоянию бодрствования. Божества присутствуют здесь и сейчас, но мы не видим их и совершенно неверно трактуем их проявления.
