Подняв глаза, он посмотрел на нее.

– Ты знаешь, кто ты? – спросила она с радостной, возбужденной улыбкой.

– Да. – Он понял, кто он – кого она из него сделал. Он знал, что конкретно нарисовано на его лице, и это изумляло его.

– Ну?

– Ястреб-тетеревятник. – Не ястреб Купера, ни канюк краснохвостый, ни кречет или беркут, а самый большой и беспощаднейший ястреб, жестокий хищник и умелый охотник, завладеть которым мечтали все сокольничие в мире. – У меня был такой в детстве. Мы звали его Гасом.

– Ястреб Гас? – Она сморщила нос. – Не очень-то уважительно.

– Гас был придурком, – сказал он, ухмыльнувшись, и снова посмотрел на фотографию. На его лице была прорисована каждая деталь: темный гребешок и тени на щеках, желтая полоса на переносице, темно-серый клюв, в глазах отражался взгляд хищника. – Вы мастер.

– Хочешь поработать надо мной?

О, да. Его глаза метнулись к ее лицу. Он хотел работать над ней всю ночь напролет.

– Я про лицо, – поторопилась объяснить она. Слабый оттенок румянца омыл ее щеки. Боже, она была такой симпатичной.

Вероятно, его собственные щеки были в таком же состоянии, но она не могла увидеть этого из-за маски, которую нарисовала на его лице.

Инстинкты его кричали «нет» – художник из него был никудышный, но впервые в жизни он решил ослушаться инстинктов. Ему нужно было расширить границы, если он собирался остаться с ней, а он определенно хотел остаться с ней, а при возможности даже рвануть вперед сломя голову. Они были на Стил Стрит. В безопасности. Он мог подольше посторожить ее, чтобы еще поиграть в ее игру, несмотря на то, что понятия не имел, в чем состояли правила.

– Конечно, – сказал он, взяв ее за подбородок точно так же, как недавно это сделала она. Он поворачивал ее лицо из стороны в стороны, будто отдавал себе отчет в том, что делает, хотя на самом деле просто хотел прикоснуться к ней. Под его легким захватом чувствовалась мягкая кожа и тонкие косточки. – Закройте глаза.

«Так-то лучше», – подумал он, когда она выполнила просьбу. Теперь он мог смотреть на нее без препятствий.

– Не забудь про основу, – сказала она.

– Точно. – Он взял самую большую кисть и отряхнул ее об штаны, чтобы избавиться от цвета. Потом провел ею по ее щеке: сначала по одной, затем по другой, – по всей длине носа, пересек лоб, позволяя щетинкам расходиться веером на ее коже. Не торопясь, он покрывал все ее лицо осторожными мазками, и внезапно понял смысл слов Хокинса. Он тонул в женской тайне быстрее, чем снежок растаял бы в аду, – играл с девчонкой в косметический салон. И ему это нравилось. Очень.

Он первым признал бы, что вырос в шумном, хулиганском и порой сексуально грубом доме, в окружении мужских шуток и редких – окей, их было довольно много – пинап-плакатов на стенах. И он также признал бы первым, что подходил к сексу как к спортивному состязанию для двух человек, цель которого была явно определена, а смысл сводился к тому, чтобы достичь ее.

Но это.

Это было абсолютно другим.

Он не знал, что полюбит эту сладкую, дразнящую чувственность и то, как она оборачивается вокруг него, расползаясь в тысячах разных направлений.

Он сменил кисточку на меньшую, удостоверившись, что также стер с нее все цвета о брюки. Небольшими размеренными мазками он стал рисовать невидимые лени на крыльях ее носа и по верху щек, подводя их к уголкам глаз.

– Ты тоже делаешь птицу?

– Ммм-хммммм. – Он наклонился ближе к аккуратным невидимым линиям чуть ниже ее бровей. У нее были самые сексуальные брови на свете.

– Какую?

– Воробья. – Он потянулся за тюбиком ее вишневого блеска для губ.

– Разве ястребы не едят воробьев?

– Да. Едят. Открой рот.

Так она и сделала.

Уау.

Он надавил на блеск и дотронулся им до ее рта.

– Воробьи не пользуются блеском для губ, – тихо сказала она, стараясь не шевелить губами.

– Этот пользуется. – Он закрыл блеск и, отложив его в сторону, размазал остатки подушечкой большого пальца по ее губам: получились блестящие, мягкие, вишневые-превишневые губы. На ощупь как мокрый атлас.

Дыхание застряло в горле, а большой палец остановился на середине нижней губы.

– Ты закончил?

– Нет. – Его взгляд скользнул по ее лицу: от густых вееров ее ресниц, лежащих на щеках, по тонкому симметричному носу к вишневым губам. Вот тут оно и произошло. Он оказался на самом краю. Все тело пульсировало. Жара растекалась по всему телу. Лишь занявшись с ней любовью, он мог бы спастись.

– Нет, – снова признался он, наклоняясь ближе. – Только начинаю.

Он прижался к ней ртом, только ртом, и попробовал ее вишневые губы. Боже, она была сладкой и готовой к поцелую так же, как и он. Она мгновенно обмякла, прикасаясь к нему языком в ответ. Она слабо выдохнула ему в рот, и он почувствовал, как весь мир двинулся вокруг своей оси.

Крепко обняв ее одной рукой, не прерывая поцелуй, он стал опускать ее на кровать и, в конце концов, оказался между ее ног – скорее чудом, чем благодаря замыслу.

Господи Иисусе.

– О, – сказала она, когда он поднял голову.

Он понял, что она имела в виду. В том, насколько сильно он был возбужден, сомневаться не приходилось, учитывая, что бедра его прижимались к тому месту, где он так жаждал оказаться.

– Не волнуйся, я не буду, хм, ну, знаешь… – В смущении его голос сорвался. Она действовала на него сильнее, чем любая другая девушка, которую он знал.

– Принуждать меня? – закончила она. Легкая улыбка скривила уголки ее рта.

Изумленный, он кивнул. Она просто сбила его с ног.

– Не волнуйся. Я тоже не буду тебя принуждать. – Дразнящий огонек зажегся в серых глубинах ее глаз. – По крайней мере, мне так кажется. Я никогда раньше этого не делала.

Конечно, не делала. Девушки никогда этого не делали – кроме одной его знакомой, которая вела себя с ним весьма агрессивно в сексуальном плане. Он, конечно, мог остановить ее, но это стало настоящим откровением, а с тех пор он стал очень осторожен, чтобы не дай Бог не…

Подождите-ка секундочку.

– Никогда? – спросил он, вдруг услышав особую смутную интонацию в том, что она сказала. Смущение прошло. Он был сосредоточен, очарован и не хотел никаких двусмысленностей.

– Никогда, – сказала она, и взгляд ее стал совсем серьезным. – Ни разу. Ни с одним из них.

Ну – он глубоко вздохнул – двусмысленности в таком заявлении быть не могло. Он понял, что она имеет в виду тех голых развратных мужиков в своей мастерской и на стенах гостиной.

– Ты девственница, – сказал он. Несмотря на то, что голос его звучал совершенно спокойно, она снова умудрилась вывернуть его наизнанку. Дикая девчонка, рисующая голых парней, – девственница? Что это вообще значит? Она видела их в таком количестве, но ей ни разу не захотелось? Черт. Один поцелуй – и его голова уже полнится разными заманчивыми мыслями. Ну хорошо, это ложь. Мысли эти появились задолго до поцелуя. Проклятье.

– Тебя это беспокоит? – спросила она.

Окей, переведи дыхание. Черным по белому написано, что вопрос с подвохом. «Не теряй головы, – приказал он себе. – Думай».

– Нет… нет, не особо, – ответил он совершенно честно. Она хранила себя для чего-то особенного, и он должен был восхищаться этим, пусть даже это разобьет его сердце и еще сотню частичек в теле, которые он не смог бы и назвать. – Вообще-то, я думаю, что это здорово. – Здорово для какого-то парня, которым он не будет. Проклятье, он только таскал ее за собой по округе и подставлял под пули. Она едва знала его – и все же у него было такое чувство, что он ее знал.

У него было такое ощущение, что он знал ее досконально, будто она была частью его, а он даже не понимал, что ему не достает именно ее. Когда она открыла дверь, между ними мгновенно возникла столь сильная связь.

Глядя ей в глаза, он провел ладонями по бокам ее лица и зарылся пальцами в волосы. Было сложно представить себе, что она не чувствовала того, что ударило в него с такой силой.