По толпе каторжан прокатился ропот. Как-никак обеденный перерыв почитался у них особым, священным временем. Временем перемирия и принципа «живи и дай жить другим». То есть утолить голод.

— Под ноги смотреть надо, — хмыкнул Клач и обвел окружающих свирепым взглядом. Заранее пресекая попытки вмешательства.

Впрочем, вмешиваться никто и не спешил.

— Ты должен ответить ему, — обратился к Олегу Дазз после обеда, на обратном пути к руднику, — врежь наконец этой гниде! А лучше убей. А то что ж ты за наследник престола, если даже постоять за себя не можешь?

— Если не заметил, престол мне так и не достался, — хмуро отвечал Замшелов.

— И поделом, выходит. Ашсар-то не позволял вытирать об себя ноги! — в голосе гонца звучало презрение, — дождешься ведь, что этот Клач тебя вместо бабы употребит. Эх, а мне ведь, чтоб сообщить о твоем наследстве, пришлось убить двух человек! Жалко даже… выходит, зря.

И он было ускорил шаг, дабы отдалиться от Олега. Но тот окликнул Дазза, осененный внезапной мыслью:

— Стой! Подожди! Слушай… а может, научишь меня драться? Ну хотя бы пару приемов покажи.

Даже в школьные годы Замшелов не отличался задиристостью. Будучи отличником, он неплохо ладил с одноклассниками, давая тем списывать домашнее задание или подсказывая на контрольных работах. А осторожность и нелюбовь к поздним прогулкам да злачным местам вроде гаражей и подворотен, позволяли избежать столкновений со сверстниками другого рода. Теми, что школу почти не посещали.

Теперь же ни поладить с обидчиком, ни избегать с ним встречи не представлялось возможным. Так что Олегу волей-неволей пришлось признать правоту гонца.

— Научить? Почему нет, — на убедительную просьбу Замшелова тот обернулся, одновременно останавливаясь и отходя в сторону. Пропуская вперед остальных каторжан.

— Я говорю, мне только пару приемов, — смущенно лепетал Олег, — думаю, должно хватить. Чтоб вмазать ему, и он…

А докончить фразу не успел. Подошедший вплотную Дазз, не говоря ни слова, врезал ему кулаком в живот. Замшелов с коротким вскриком согнулся… а следующий удар пришелся уже ногой по колену. Хрипя и поскуливая что-то нечленораздельное, Олег повалился на пол.

— Вот тебе мой первый урок, — проговорил, склоняясь над ним, гонец, — и единственный. Никогда не делай то, чего от тебя ждут. А что не ждут — всегда пожалуйста. И… вот еще что.

Дазз схватил Олега за грудки, приподнимая его с пола.

— Забыл сказать… считай это вторым моим уроком. Ты говорил, пару приемов — и хватит. Так вот…

Он швырнул своего незадачливого ученика в сторону. Так, чтобы тот снова рухнул на пол. Получилось уже не столь болезненно — Олег успел худо-бедно сгруппироваться.

— …пары приемов никогда не бывает достаточно. Тебе ясно? На этом все. Обучение закончено.

— С-сука! — простонал Замшелов, с трудом поднимаясь на ноги. Но и чувствуя в то же время: несмотря на телесную боль, на душе худо-бедно, но полегчало. Проступила какая-то ясность.

Остаток смены прошел в бесцельных шатаниях по руднику. На глаза надсмотрщикам Олег, понятное дело, старался не попадаться. Но и не тратил сил даже на попытки изобразить трудовую активность. Страх перед лизоблюдами с хлыстами куда-то улетучился. Максимум, чем те могли навредить Замшелову — это ударить разок-другой да прикрикнуть. Не так уж болезненно по сравнению хотя бы с кратким курсом молодого бойца, что преподал ему Дазз.

Кратким — зато более чем доходчивым. Из него Олег вынес главное: не нужно бояться боли. А уж ему в довесок два принципа, донесенных вербально. Не делай то, чего от тебя ждут. И никогда не бывает достаточно той силы, которую ты готов потратить на укрощение врага. То есть легко отделаться не выйдет. Защищая свою жизнь, надо быть готовым жизнью и пожертвовать. Как ни парадоксально.

Такие мысли вкупе с голодом придали свирепости. К концу смены Замшелов уже несколько раз попробовал врезать кулаком или ногой хотя бы по ближайшей стене. Причем с выражением лица столь угрюмым и озлобленным, что сторониться его стали, кажется, даже надсмотрщики.

И еле дождался отбоя.

По возвращении в пещеру-барак Олег застал Клача за игрой в «наперсток». Известной и популярной в обоих мирах благодаря простоте и непритязательности. Для нее не требовалось ни дорогих приспособлений, ни специальных знаний… ни особого ума. Но прежде всего ловкость рук с одной стороны и цепкость глаз — с другой.

К чести каторжанина, игру затеявшего, к оной он подошел творчески. Вместо классических трех стаканов используя пять… и тем самым пропорционально снизив шансы на выигрыш своего визави. Каковым, кстати, на тот момент и являлся Клач. И, судя по хмурому лицу да по участившимся бранным словам, игра складывалась для него не лучшим образом.

Это радовало. Да только Олег не злорадствовать сюда пришел.

— Слышь, Клач, — окликнул он заключенного, легонько толкая того в плечо, — отвлекись. Разговор есть.

— Пшел вон, — бросил, как сплюнул тот сквозь зубы, едва обернувшись, — не до тебя сейчас.

— Отдай — и пойду, — невозмутимо отвечал Замшелов, — вещь, которую ты у меня отобрал. Мой телефон… вернее, блестящую штуку. Помнишь?

— Блестящую штуку, — переспросил Клач, то ли недоумевая, а может силясь вспомнить, — а… да. Ты ж мне ее сам подарил! Помнишь? Ну все, вали.

— Слышь, не гони, — неожиданно нашелся и сам тому порадовался Олег, — ты мне, кто — любимая девушка, чтоб я тебе подарки дарил?

Среди зевак и прочих каторжан послышались смешки, правда, жиденькие. Все-таки ссориться с отнюдь не безобидным соседом по бараку всерьез никому не хотелось. А вот поиметь с него какую-никакую выгоду — другое дело.

— Эй, вы… ты, — подал голос уже наперсточник, — Клач, ну ты отыгрываться думаешь? Или другим место уступишь.

— А то, — отвечал каторжанин, — и так тебе уже три пайка вперед проиграл. Щас… только улажу… одно.

Повернувшись к Олегу, он на мгновение застыл, смерив того невыразительным рыбьим взглядом. Затем принялся шарить по карманам, похлопывая по штанам и рубахе. Словно искал что-то.

Клач рассчитывал, что Замшелов поверит: его обидчик действительно ищет «блестящую штуку», дабы ее вернуть. Рассчитывал, ожидал. Да только Олег не собирался оправдывать его ожиданий. Будучи готовым к неизбежному финалу этого дешевого представления.

Первый, с претензией на внезапность, удар Клача Замшелов даже сумел парировать. Поставив блок на пути рванувшегося к нему кулака. Но, увы, не устоял перед последовавшим затем пинком.

Решив, что дерзкому задохлику того более чем достаточно, Клач хмыкнул и повернулся к Олегу спиной. Хотел было вновь вернуться к игре… и оттого особенно неожиданным для него оказалось поведение противника. Точнее, жертвы — бывшей до сих пор безответной.

Подскочив на ноги, Замшелов рванулся к Клачу, вцепившись тому в горло обеими руками. И одновременно ударяя того ногами под колени. Даже будучи тяжелее Олега и заметно кряжистей, Клач не устоял. И оба дерущихся повалились на пол — прямо под ноги опасливо расступавшихся каторжан.

— Что? Не отдашь? — на одном дыхании выпалил Замшелов.

Отбросив его одним движением словно пушинку, Клач поднялся на ноги. Вернее, почти, едва не поднялся — потому как Олег, изловчившись, сумел зарядить ему двумя ногами в живот.

Согнувшись и попятившись, Клач и не заметил, как налетел прямиком на койку наперсточника. Естественно, опрокинув все пять стаканов, да и хозяина их задев локтем.

— Ты! Идиот жопоногий! — вскричал тот, крайне огорчившись.

…и именно сегодня надзирателю в его похожую на помидор башку взбрело, что не грех бы оправдать свое присутствие при бараке. Вспомнить простое слово «порядок» и в кои-то веки разнять назревающую драку. Ибо шумом своим заключенные уже начали раздражать этого штатного рудничного цербера.

Когда надзиратель с парой помощников пожаловали в барак-пещеру, драка действительно назревала нешуточная. Помимо Олега Замшелова на Клача ополчился наперсточник — от души расквасив злополучному игроку нос. Клач в долгу не остался… как, впрочем, и в одиночестве. Один из каторжан, громогласно заявив, что наперсточник-де жульничает, тоже кинулся в бой. И схожего мнения, кажется, придерживались еще два или три человека.