Литмир - Электронная Библиотека

Охранники даже не посмотрели на них. «Синяя буря» легким бризом прошелестела мимо шлагбаума, нырнула в очередную арку между домами и вышла на отрезок Новоостаповской улицы, параллельный Волгоградскому проспекту.

«Я буду бороться за Рейдена. Я докажу, что достойна его. Я приму этот спор и выиграю», – решила Ворона за секунду до того момента, когда адреналиновая атака путешествия по АЗЛК, наконец, захлестнула ее, и она запрыгнула на спину Игоря с криками:

– Ура!!! Это было так круто!!!

Крыши Новоостаповской, все в своих обычных московских делах, ответили невнятным эхом.

Глава 2. Рейден. Кабло на «Октябрьском поле»

Есть только два цвета – черный и белый. Белый – для снега, а черный во всех его оттенках – для всего остального, чтобы определить границы. В лесу очень тихо, настолько тихо, что применима банальная фраза: «слышно, как падает снег». Идеально чистое и белое полотно искрящегося в солнечных лучах нарушается петляющей чередой глубоких следов примерно 40 размера или чуть меньше. Он старается идти прямо по ним. Не потому, что так проще, а чтобы не нарушать какой-то установленный до него порядок. Ему неудобно, хочется шагать шире, чем позволяет расстояние между этими овальными провалами в снегу, но он смирился.

Он не помнит, когда начал идти по следу и куда он идет. Ему просто кажется, что он должен выполнять это действие – ступать ровно, не промахиваться, держаться определенного темпа, не обращать внимания на усталость, просто выполнять свою «работу».

Иногда ему приходит в голову, что забыл о чем-то важном, что уже думал об этом совсем недавно, но что-то отвлекло его, и теперь он вот-вот опять нащупает прежнюю мысль. «Что же это было?» – Он морщит лоб, силясь вспомнить. – «Что-то про следы на снегу… Зачем я иду и куда? Принесет ли моя деятельность какую-то пользу мне или окружающим? А главное…» Но тут где-то высоко каркает птица, он вздрагивает, запрокидывает голову вверх. Потом широко расставляет руки в стороны, чтобы не потерять равновесие, не упасть, смотрит под ноги. И вот он уже снова забыл, о чем думал только что. «Закурю сигарету, когда пройду еще ровно сто шагов. Один, два, три…» – начинает считать он, чтобы было веселее идти.

Освещение не меняется, поэтому совершенно невозможно понять, сколько прошло с тех пор, как он начал свой путь. Ему кажется, что ступает по снегу уже целую вечность – как минимум сутки. Хотя если бы кто-нибудь сейчас с уверенностью заявил ему, что прошло всего полтора часа, он поверил бы и совсем не удивился. Чувство времени совершенно притупилось. Так бывает в подземных пещерах, где искривленные грани пространства сжимают время. Это знает каждый продвинутый диггер-спелеолог.

Он снова начинает задумываться: «Вдруг и правда прошло уже несколько недель, а может, и лет? А я все иду, иду, иду, сам не зная, куда и зачем. Я могу состариться в этом тихом, спокойном и красивом заснеженном лесу. Могу пропустить что-то очень интересное за его пределами, а еще все, кто меня знал, легко могут забыть о моем существовании… Как бы мне стать таким же свободным, как ворона, без дела качающаяся на ветке?»

И тогда он увидел качели. Они висели между двух огромных сосен на толстых и очень длинных цепях. Под качелями следы обрывались. Он, ни секунды не раздумывая, сел на качели и оттолкнулся обеими ногами от земли. Чуть позже еще раз оттолкнулся, и еще раз – и вот он уже парит над землей. Вперед и назад, туда и сюда – словно маятник.

Он раскачивался с удовольствием, больше не спрашивая себя, зачем он это делает. Когда ты счастлив, подобные вопросы не лезут в голову, а он был счастлив. Ему нравилось ощущение полета, невесомости, свободы.

Через пару секунд, а может, и через пару часов – ему было так хорошо, что он потерялся во времени, – к уже имевшемуся букету чувств добавилось новое. Еще пока не очень уловимое и определенное. Такое, что вот-вот, кажется, поймаешь и начнешь испытывать это не пунктиром, а постоянно, без перебоев. Пока что-нибудь не спугнет или не собьет. Чтобы добиться желаемого результата, он невольно пытался отключить мозги, чтобы не думать, а только ощущать.

Вперед и назад – как маятник – быстрее, быстрее, больше усилий! Туда и сюда, еще и еще! Чем скорее, тем жарче. Чем жарче, тем круче. Но тем меньше остается времени до того, когда настанет точка кипения, и все прекратится. Что-то внутри него уже начинало булькать. Его разум подсказывал, что это значит: пора поймать момент, найти золотую середину, удержать ощущение, продлить его, не доводить до конца. Но он уже почувствовал этот вкус приближающейся кульминации, чувства брали верх над разумом, и он, как обычно, уже практически смирился с тем, что продлить удовольствие вряд ли получится. Еще чуть-чуть, вот-вот…

Цепочные качели взлетали очень высоко, и сквозь пелену на глазах он мог видеть пейзажи за пределами заснеженного леса – как приятный фон. Там были река, и мост через реку, и еще деревня с маленькой церквушкой и кладбищем {3}.

Все испортило какое-то мерзкое карканье. Оно испугало его, отвлекло, сбило с ритма. Качели хаотично заходили в стороны, началась какая-то дисгармония. Невозможно выразить то, насколько он был раздражен.

Только у него получилось более или менее прийти в себя и успокоить качели, как карканье раздалось вновь. Цепь, за которую он держался правой рукой, сильно затряслась, в то время как цепь под левой почему-то осталась неподвижной. Тревожность его практически достигла апогея в тот момент, когда карканье раздалось снова, и реальность сна о заснеженном лесе свернулась и развернулась вновь в реальность в виде спальни и вибрирующего мобильного телефона в правой руке.

– Да? – еще не проснувшись окончательно, сказал Рейден с вопросительной интонацией. Ему показалось, что он одновременно дал знать, что подошел к телефону, и заодно спросил, кто это говорит.

– Что делаешь? – немного кокетливо произнес женский голос в ответ.

– Что я делаю в четыре часа ночи?! Кто это, я спрашиваю? – Рейден продрал глаза и в гневе уставился на электронные часы, которые светились зелеными цифрами в темноте, показывая 03:38.

– Это я, Ворона. Прости, что разбудила, я как-то не подумала… – робко сказала девушка, и Рейден несколько успокоился.

– Ничего страшного. Просто мне-то завтра вставать на работу, в отличие от некоторых. Что ты хотела?

– Я согласна.

– Ты о чем?

– Выйти за тебя замуж, Рейден!

– …

– Да не бойся ты, я шучу. Я хочу принять твой спор. Ты сказал позвонить, если надумаю – вот я звоню.

– Какой спор?

– Рейден, у тебя что, память отшибло?! Сегодня на АЗЛК. Кто из нас более крутой сталкер – то есть я, и кто откажется от своего образа жизни – то есть ты.

– То есть ты! Ворона, прости, не сообразил спросонья. Ты молодец – смелая девчонка. Давай искать арбитра.

– Во-первых, пацан, я тебе не девчонка, а лидер отряда «Синяя буря», усек? И «синяя» – от слова алкогольная, да-да! Во-вторых, арбитра я уже нашла. Будь уверен – он тебе понравится. Встречаемся завтра, то есть уже сегодня, в девять часов вечера в кабельном коллекторе на «Октябрьском поле».

– Договорились, девочка. А теперь я продолжу спать. До завтра!

– Спокойной ночи желать тебе не буду. Пока!

Нажав на кнопку завершения вызова, Ворона съежилась, прошептала: «Блин, как тупо получилось», шмыгнула из туалета в теплую постель к Игорю и промаялась без сна еще несколько часов.

Положив трубку, Рейден в ту же секунду уснул.

Утром следующего дня по пути на работу Рейден, как всегда, стоял в пробке на третьем кольце. Он обдумывал ночной звонок Вороны и не мог понять, почему она потревожила его так поздно. «Конечно, хорошо и правильно, что я в это ввязался. Пусть займет много времени, зато, может, получится вправить ей мозги – она ведь, в сущности, порядочная, искренняя девушка, только больная на всю ее прелестную головку. Если бы она не убивала саму себя и не относилась так безответственно ко всему на свете, возможно, могла бы стать кому-нибудь хорошей подругой, женой, а то и мамой… Только теперь, получается, она мой враг, что ли? На время этой игры. А что будет потом? Интересно, что за арбитра она нашла?»

вернуться

3

Тэг уставился на мигающий курсор и задумался над словом «кладбище»: «Не слишком ли это? Не собьет ли с толку читателя? Не покажется ли еще одним важным символом, когда на самом деле им не является?» // Тэг с самого детства знал, что у него, в отличие от «всех этих глупых клерков», есть предназначение. Он должен написать Книгу, после прочтения которой все будут в шоке и признают его гениальным писателем – как Достоевского, Фаулза или Фриша. Или снимет Фильм не хуже, чем у Вуди Аллена, Бернардо Бертолуччи или Педро Альмадовара. // Но дни, месяцы, годы шли, а Тэг до сих пор так ничего и не сделал. Все в точности по старой песне Гребенщикова о гениальном музыканте, не сыгравшем и двух нот: // «Но сегодня на редкость задумчивый день, // А вчера был дождь, играть было лень. // Наверное, завтра – да, завтра наверняка, // Во славу музыки сегодня начнем с коньяка! // И коньяк, конечно, присутствовал, и портвейн, и долгие вечера самоедства, когда алкоголь кончается быстрее, чем первая строчка ложится на стандартный «ворд». Все его попытки ограничивались лишь тем, что он иногда записывал сны – как сейчас, или бродил по городу, мечтая о своем ненаписанном романе или неснятом фильме. // «Если бы я писал что-то, например сценарий, то обязательно придавал бы огромное значение сновидениям, – размышлял он, кажется, даже вслух, качаясь на стуле перед компьютером. – В них есть что-то магически притягательное, что-то немного языческое, колдовское. Это всегда привлекает читательский интерес. Ко всему прочему, сны – прекрасный инструмент для любого писателя. Похоже, только в жизни сны не имеют никакого смысла, ну или почти никакого. Во всяком случае, для искусства они – нечто гораздо большее, чем для живого человека. // Литература и кинематограф, пожалуй, даже сильно преувеличили роль сновидений. Но это оправданно, хотя и банально: с помощью снов можно выразить какую-то серьезную мысль, которую просто так ввернуть в текст было бы слишком топорно. // Например, если бы я писал роман о сталкерах, то у меня непременно были бы заготовлены какие-то наброски. Никто не знает, откуда они берутся, ни один писатель этого не расскажет. Они просто есть, и все, есть изначально. В этих черновиках обычно объясняется главная идея романа, неразборчивыми торопливыми закорючками схематично записан сюжет и парой строк отмечены какие-то основные черты характера главных героев – только самые важные. Он с помощью сталкинга пытается вырваться из рутины, для нее сталк – символ свободы и поиска себя; каждый из них иногда задумывается, а не прав ли случайно другой. Ну вот, у меня тоже есть эти наброски, и я понятия не имею, откуда они взялись. // Но совесть ни за что не позволила бы мне написать это в чистовике вот так напрямую – получилось бы слишком нарочито, грубо – как люберецкий ковер на стене или сервиз за стеклом. В таких ситуациях и пригождаются сны-метафоры, а еще притчи, сказки и видео, которые рассказывает, читает или смотрит герой».

7
{"b":"208952","o":1}