На стене куба возник светлый круг, в нем череп, а потом голова Лакит. Она улыбалась и обращала по очереди к каждому из нас, даже к Вождю, долгий оценивающий взгляд.

— Ничтожества из плоти и крови, пленники последних врат, связанные и удерживаемые в пределах одной жизни…

Она насмехалась. Мы слушали.

Сверху послышался громовой треск, ударила молния, но не в нас. Что-то отразило ее, и она попала в соседние утесы. Я увидела побелевшее лицо Кемока и поняла, что это его Сила отразила удар.

— Мертвые лежат с мертвыми в мире.

Ко мне пришли эти слова, и я произнесла их. Теперь я поверила, что стала Голосом, и эта вера все усиливалась.

— Да будет мир и с тобой, Лакит. Тот, ради которого ты хранишь врата, давно исчез и никогда не вернется. Иди и ты с миром.

И в этот момент я поняла, что опасность сдерживается волей. Волей той, что давно исчезла, той, что должна быть мертва.

Лакит зашипела, как кошка. Куб, казалось, раздулся… Над нами пронесся мощный поток энергии. Если бы он ударил в нас, мы превратились бы в ничто. Но Лакит может действовать только в установленных для нее пределах.

На востоке загремело. Земля под нами дрогнула. Часть утеса обвалилась.

— Пора! — услышала я голос леди Джелит. Моя мысль устремилась вперед. Я поискала внутри куба, соприкасаясь с ним, но вдруг вокруг нас сомкнулась стена.

Мы ударили по ней. Я вложила в этот удар всю силу Ганноры: рост, урожай, любовь и существование, жизнь и смерть, которая всего лишь иные врата, мир и все прекрасное в мире. С пальцев леди Джелит сорвались потоки света и ударили в стену. Кемок закричал, и гром с неба ответил на его крик, с туч срывались молнии и вонзались в землю вокруг нас. Топор взлетел над головой воина. Возможно, разыгралось мое воображение, но мне показалось, что от туч отделились гигантские фигуры, похожие на нарисованные человеком с топором, и их руки с квадратными пальцами ухватились за куб.

Орсия высоко над головой вертела нить с раковинами. Я снова почувствовала дрожь под ногами. Но на этот раз будто потоки воды устремились под куб.

Так мы сражались. И не только мы. Я знала, что та, заключенная в кубе, тоже ведет свой бой. Она привлекла к себе еще троих, и они сражаются вместе. Когда у них потребовали энергию, они ее не отдали. Все сильнее становились удары, но они держались, хотя после каждого удара становились слабее.

Я видела, как исказилось лицо Лакит — вначале в гневе, потом в страхе, наконец в смертельной муке. Это смерть, какая только возможна для нее. Уход бытия на другой путь. Молния ударила в куб. Гиганты из песочных рисунков нанесли новый удар.

Послышался треск. Я прорвалась внутрь куба, протягивая дар Ганноры. Та, что сражалась, не приняла его, но взяли другие, и каждый обрел мир, все, у кого еще оставались силы. Моя незнакомка осталась последней, посмотрела на меня и улыбнулась. Сделала какой-то жест, и что-то ослепительное оказалось у меня в руках. Я увидела цветы, которые преподносят невестам в Дейле, когда они в последний раз выходят из родного дома. Руки ее сомкнулись над этими цветами, и она исчезла. Закончилась эта короткая жизнь.

Но Лакит еще существовала. Она каким-то образом соорудила себе тело, очень худое, подобное скелету, а голову склонила набок. Вышла из куба и направилась ко мне.

— Я всегда вас ненавидела, — голос ее в моем сознании прозвучал криком. — Я поклялась, что уничтожу вас. Не было никакой другой причины для… — Она указала на куб, стены которого теперь покрылись трещинами. — Он пообещал мне, что для вас всех наступит конец. А Яннон всегда выполнял свои обещания. Поэтому…

Она прыгнула ко мне, протянув костлявые руки к горлу. Словно ниоткуда появилось что-то черное и пушистое. Ударило ее в плечо, и Лакит не дотянувшись до меня, упала на землю.

— Иди с миром!

Я наклонилась к ней, и свет амулета попал на нее. И в этом свете она утратила худобу, превратилась из ужасного существа в обычную женщину.

Повернувшись на спину, она взглянула на меня.

— Я… всегда… ненавидела… вас… — произнесла она. — Оставь мне это… оставь только это.

И она исчезла, и только пыль смешалась с разноцветным песком.

Гром прекратился. Гиганты, явившиеся по призыву человека с топором, исчезли. Куб распался. Из него поднялся фонтан, и запахло весенними цветами, а не зловонием разложения.

Так закрылись врата, а те, кто стал их жертвой, освободились. Многое изменилось. Корабли салкаров направились на юг и отыскали в трюмах мертвых судов необычные грузы. Варн получил возможность собирать урожай. Разрушенный город был восстановлен.

Леди Джелит и Кемок оставили стражу на месте куба. Они считали, что врата можно было открыть, только со временем схема их действия вышла из строя. Им требовалась постоянная энергия жизни. И этот Яннон, о котором говорила Лакит, должен был пойти по тропе зла, чтобы сотворить такое.

Вождь что-то принес мне из развалин, где охотился, принюхиваясь. Он первым из нас решился войти в развалины куба, и я была уверена, что он искал там кого-то. Вождь остановился передо мной и положил то, что принес в пасти, — кольцо из драгоценностей той женщины. Как память о храброй женщине, я надела его на палец, и оно оказалось мне в самый раз.

Человек с топором остался вместе с группой спасшихся из тумана. Мы однажды навестили их, но я не увидела тех, кто был тогда в тумане со мной. Впрочем, один из них рассказал, что его мать со своим братом и его отец когда-то спаслись вместе. Так что время не дало мне возможности осуществить свое желание.

— Да будет так, Голос, — сказала тогда мне леди Джелит, — потому что у каждого из нас есть свое место в жизни, и счастлив тот, кто его находит.

Я видела, как она взглянула на своего лорда, и поняла, где ее место.

Все это я записала по просьбе Кемока, чтобы отнести записи в Лормт и поместить их в летопись, в которой содержится вся наша история. Завтра мы с Вождем уходим на восток. Я ясно вижу перед собой путь, который приведет меня к моему истинному наследию.

Существование такой опасности, как этот пожиратель жизненной энергии захваченных моряков, напоминает о том, какие угрозы могут встретиться в нашем мире. Угрозы, о которых мы и не подозреваем. Уничтожение этой опасности нанесло серьезный удар по древней Тьме, и я записал рассказ той, что теперь называет себя Голосом Ганноры, в такое место, чтобы он был доступен всем, кто отправлялся в путь. Потому что разделял опасения Кемока и Квена, что может существовать еще много таких ловушек. В конце концов мы и сейчас очень мало знаем мир, в котором живем.

После отъезда Кемока и его леди в Эскор у меня не было времени для подобных рассуждений. Через десять дней снова потребовалась моя помощь. Ко мне обратился фальконер, а такие, как он, раньше не приезжали к нам (если не считать Пиру, но она не суровый боец). Я встречался с его товарищами у пограничников и всегда хорошо относился к фальконерам. Впрочем, как и все люди, они очень разные. С одними сойтись очень легко, другие не подпускают к себе никого.

Фальконер интересовался историей своего народа. Это относилось к хозяйству Пиры, но я решил не обращаться к ней по этому вопросу. Вообще на другой день после его появления Пира отправилась собирать травы. Странные отношения между фальконерами и их женщинами давно были предметом пересудов в нашей земле. Часто высказывались самые мрачные предположения, но никогда поблизости от представителей этого народа.

Сокола этого фальконера тоже звали Летящий в Бурю, и это заинтересовало меня. Однажды вечером после долгих и в основном бесплодных поисков он пришел ко мне и тем немало меня удивил. Фальконеры, даже те, кто неплохо относится к чужакам, никогда не стремятся с ними сблизиться. Но иногда возникает необходимость выговориться. И я понял, что этот фальконер испытывал именно такую потребность. Я выслушал его. Впрочем, тогда я узнал не всю историю, а только то, чему он сам был свидетелем. Остальное узнал позже, и этот рассказ убедительно показывает, как изменился с тех пор наш мир.