– Кто ты? – спросила Катя сразу, как только поднялась с земли. Ее голос прозвучал испуганно. Монах не ответил. Он резким движением развернулся и быстро пошел в сторону дома. Катя, перепугавшись, что монах бросит ее в лесу совсем одну, поспешила за ним. Пришлось бежать, чтобы не потерять из виду сливавшуюся с сумраком фигуру монаха. Дом, который был очень близко, когда Катя впервые его заметила, лежа на траве, теперь, казалось, находился в нескольких километрах от того места, где Катя открыла глаза. Наконец, монах оказался возле двери. Катя отстала от него лишь на несколько шагов.

Она бегло оглядела внешнюю стену дома. Дом был сделан из цельных бревен, щели между которыми были плотно законопачены – значит, дом пригоден для жизни в любое время года. Под треугольной крышей виднелось маленькое квадратное окошечко: видимо, это чердак или второй этаж. Когда Катя открыла дверь, первое, что привлекло ее внимание, был запах. Здесь пахло чем-то травяным, похожим на чай или сушеную траву. Воздух был сухой и теплый. Катя огляделась. Монаха нигде не было видно. Тишина, царящая в комнате, поначалу напугала Катю, но любопытство взяло верх, и она с интересом стала рассматривать жилище затворника. Комната была довольно большой, и низкий массивный потолок не уменьшал ее визуально. Посреди комнаты было сооружено нечто наподобие печи, но не из глины, а из больших необработанных серых камней: они крепились друг к другу чем-то, напоминающим землю. Дымоходом служил цилиндр из металлического листа, пожалуй, единственного после оконных стекол плода цивилизации. В печи горели угольки, скупо освещая середину комнаты. Слева от печи стоял массивный стол. На столе стояла большая деревянная миска, а из миски шел пар. Подойдя ближе, Катя догадалась, что именно из миски доносился этот приятный запах травяного чая. Около стола стояла скамья, просто, но старательно сделанная из распиленного вдоль небольшого бревна и двух пеньков, служащих ножками. Ножки были отшлифованы, и на каждой из них удивленная Катя увидела искусно вырезанные узоры. В доме, несмотря на свет от углей, было темно, и разглядеть, что изображено на ножках, было невозможно. У противоположной стены стоял шкаф, сделанный так же, как и вся остальная мебель, из дерева. Дверцы были маленькие, внизу, остальная часть шкафа и его содержимое не были ничем прикрыты, и Катя заметила на полках множество пыльных склянок и коробочек, сплетенных из тонких полос древесной коры: так когда-то плели лапти. Она подошла к шкафу и невольно втянула носом воздух. Пахло сеном, высушенными цветами и, как ей показалось, мылом. Книг не было, но на одной из открытых полок лежала стопка потрепанных листов, исписанных от руки неразборчивым почерком.

Хозяин все не показывался, хотя с тех пор, как Катя оказалась в этом доме, прошло, по ее представлениям, минут десять. Она обошла комнату целиком и только теперь в той части стены, которую раньше от нее загораживала печь, увидела небольшую дверь. Дверь была приоткрыта, и в образовавшуюся щель проникал дрожащий свет: так дрожит огонек свечи. Катя подкралась к дверце и осторожно заглянула в другую комнату. Монах был там. Он стоял лицом к двери, словно ожидая Катиного появления. Катя вошла. Капюшон больше не скрывал его лица, и Катя стала с любопытством его рассматривать. Он был молод, лет тридцати, не больше. Темные волосы непослушными острыми клиньями свисали на его бледный выпуклый лоб; глаза были темные и смотрели спокойно, но проницательно. Однако от этого взгляда не становилось противно или неловко, как бывает, когда на тебя пристально смотрит незнакомый человек. Наоборот, его взгляд казался совсем естественным. У монаха не было бороды, а небольшая щетина делала его худое в чем-то детское лицо мужественным. В руках монах держал свечу, которая и давала этот неспокойный неровный свет.

Катя не сразу смогла отвести глаза от лица монаха: на него было приятно смотреть, становилось как-то спокойно и весело на сердце, словно смотришь на человека, который тебе бесконечно близок и с которым ты чувствуешь себя в безопасности. Когда Катя опомнилась и опустила глаза, монах шевельнулся и сделал несколько шагов в сторону стоящего в этой комнате шкафа. В этом шкафу тоже были плетеные коробочки, но только большего размера. Монах достал из одной из коробочек грушу, из другой большое желтое яблоко и протянул их Кате.

– Ты, наверное, есть хочешь. – Он улыбнулся. Его голос звучал негромко и спокойно. Катя поймала себя на мысли, что больше не боится странного незнакомца. Его голос, эти простые несколько слов, загипнотизировали ее, словно они были своеобразным паролем, позволяющим отличить своего среди множества чужих.

– Спасибо, – Катя взяла фрукты и укусила грушу. Она оказалась мягкой и сладкой. Каждый раз, когда Катя откусывала кусочек от мягкого сочного плода, в ее голове пробуждались какие-то далекие впечатления счастья и беззаботности.

Монах тем временем что-то еще достал из шкафа и протянул Кате. Это была небольшая коробочка с ягодами темного фиолетового цвета. Ягоды были похожи на ежевику, но какую-то другую ежевику. Пока Катя ела, доверчиво кладя в рот незнакомые ягоды, она осматривала комнату. Помимо шкафа, из которого монах доставал угощение, здесь был еще большой стол, заваленный какими-то бумажками и перьями, видимо, для письма. Под кипой бумаг был виден корешок какой-то книги. Часть комнаты была отгорожена куском материи, пристроенным наподобие занавески. За этой занавеской был, возможно, склад, потому что там, где занавеска не доставала до пола, Катя увидела опять плетеные корзинки и коробки, только теперь уже размером с чемодан каждая. У той стены, где была дверь, Катя заметила подвешенный умывальник. Он был весь деревянный. Подобные умывальники можно еще встретить кое-где в деревнях, там, куда еще не добралась цивилизация во всем своем объеме. Это нехитрое приспособление представляет собой емкость с отверстием внизу и вставленной в это отверстие деревянной или железной прямой палкой, которая при нажатии выпускает воду из емкости.

– Ты живешь здесь один?

– Да.

– И не скучно? – Катя улыбнулась, монах тоже улыбнулся, но не ответил. Кате определенно нравилось, как он улыбается.

Монах медленно прошел мимо Кати к двери, она по инерции последовала за ним.

– Мы ведь так и не познакомились, – начала Катя, но вдруг резко замолчала и остановилась. Она как-то сразу сообразила, что не помнит своего имени. Пытаясь вспомнить, как ее зовут, Катя начала нервно ходить туда-сюда по небольшой комнате. Монах смотрел на нее с тревогой и сочувствием. Затем Катя резко остановилась и жестко посмотрела на монаха.

– Где я, черт возьми?! Что произошло?! Кто ты такой?!

Монах подошел и взял Катю за плечи.

– Успокойся, это вполне нормально, что, оказавшись здесь, ты не можешь вспомнить своего последнего имени.

– Что значит «последнего»?!

– Ты сама все скоро поймешь. Тебе нечего бояться. Ты знаешь это место лучше других.

– Что за ерунда! Я хочу понять, как я здесь оказалась! И где находится это «здесь»?! И я хочу немедленно вспомнить свое имя!

– Всему свое время, ты сама все скоро поймешь, – настойчиво повторил монах. Катя почувствовала раздражение.

– А ты почему не можешь сказать? – монах, все это время державший Катю за плечи, отпустил и, глядя на нее очень серьезно, сказал:

– Я здесь не для того, чтобы диктовать тебе ответы. Моя задача помочь тебе самой все понять. – Загадочные слова монаха всерьез напугали Катю, но потом она подумала, что каким-то чудесным образом оказалась в каком-то чудесном месте, оказалась в тот момент, когда в ее жизни наступил очень нелегкий период. Кате не к кому было обратиться за сочувствием и поддержкой, негде было спрятаться от огорчений и одиночества, а здесь, в этом странном месте, так хорошо и спокойно. У Кати даже стало появляться ощущение, что она действительно хорошо знает этот лес, что не раз бывала здесь. Может быть, в этом монах и прав. Эти мысли успокоили и развеселили Катю, и она подумала, что здесь, рядом с монахом, она и правда может чувствовать себя в безопасности. К тому же, монах собирается научить ее чему-то, показать, открыть что-то интересное, может быть, даже что-то такое, что можно считать чудесным… Вдруг страшная мысль отвлекла Катю от ее радостных ожиданий. «А что, если я умерла?» – подумала Катя. «Тогда я не хочу радоваться всем этим загадкам и тайнам».