— Ну, прощай! Выручил ты нас. — Николай Сидорович подал шоферу свою, последнюю рублевку.

Тот отступил на шаг.

— Э, нет, хозяин! Так не пойдет!

Сейчас начнет: «Где у тебя совесть?»… Я торопливо зашарил по карманам.

— У меня еще есть…

— Оставь себе на конфеты.

Шофер лихо прыгнул в кабину, завел мотор и тронул.

— Спасибо! — крикнул с опозданием Николай Сидорович. — Спасибо, товарищ!

Шофер, может, и не слышал. Но только высунулся из кабины, подмигнул озорно, улыбнулся, показав нам свои щербатые зубы, и помахал рукой. А еще полминуты спустя притормозил у столовой, посадил в кузов двух ребятишек.

Нам всем было неловко. Особенно мне. «Как же так? — думал я, плетясь позади со своим чемоданом. — И челочка, и щербинка… Как же так?»

Сашка навернулся ко мне.

— Мощный калымщик. — Он прыснул. — Такой мощный! Сто лошадиных сил.

Я молча отвел взгляд. За канавой, недалеко от дороги, сидела кривоногая тяжелая ворона и презрительно косила на меня черный глаз.

Николай Сидорович, спросил:

— Куда тебе дальше?

— Папа сказал, они на центральной усадьбе совхоза копают.

— Сегодня уже вряд ли копают. Рабочий день давно кончился… Эй, Максимка, — окликнул он паренька, проезжавшего мимо на велосипеде. — Археологи где живут?

— Это которые старые могилы роют?.. У тополей, в палатках.

— О, от нас совсем близко.

Мы побрели дальше по пыльной дороге. Металлическая ручка чемодана резала пальцы, впечатывая в них глубокие красные полосы.

— Скоро?

— Вон мостик, за ним дома. А там горка — и тополи[1].

Ох, как еще далеко!.. Сашка взял у меня чемодан, понес немного. Потом мы нашли палку, продели в ручку чемодана и понесли вдвоем, пока ручка не крякнула и не оторвалась с одного конца. Нести стало еще труднее. Николай Сидорович не мог нам помочь — он тащил на плече тяжелый ящик с какими-то инструментами.

Почему археологи забрались так далеко? Вон сколько нам до места раскопок отсюда топать.

— Там у них до речки рукой подать, — пояснил Сашка и сразу перешел к делу: — Поплаваем, а?

— Мне нельзя, недавно ангиной болел. — Я помолчал немного и спросил, не выдержал все-таки: — Вот если в озере или в пруду. Там вода потеплее.

— Какое озеро? Никакого здесь озера. Одна только речка.

Я вздохнул. Чемодан показался еще тяжелее.

Наконец Николай Сидорович сбросил с плеч ящик.

— Фу… Теперь нам вправо, а тебе по этой хитрой тропинке. Уже совсем близко. Проводишь его, Сашок?..

Впереди появилась реденькая тополиная рощица, а в ней два ряда палаток.

— Вот. — Сашка остановился. — Теперь сам дотопаешь. Ну, пока!

— Завтра придешь?

— Нет, наверное, махну с дядей в Большие Катки на районную сельхозвыставку… Вот послезавтра — другое дело!

Мы попрощались. Я подхватил чемодан за оторванную с одной стороны ручку и, бодро напевая «На пыльных тропинках далеких планет», размашисто зашагал к палаткам.

Напрасно я старался. В лагере никого не было. Археологи еще не вернулись с раскопок или, может быть, ушли купаться.

Я поставил чемодан на землю, присел на него. И тут появился первый обитатель лагеря, маленькая рыжая собачонка. Она выскочила откуда-то из-за палаток, увидела меня и быстро-быстро завиляла коротким, похожим на сосиску хвостом. Почувствовала, наверное, что я человек собаколюбивый.

Собачонка легла на брюхо и, тихо поскуливая, поползла ко мне, оставляя на песке широкую дорожку. Но только я протянул руку, чтобы ее погладить, она как взовьется, как лязгнет зубами — чуть за палец не ухватила. Отскочила в сторону и залилась на самой высокой ноте. Не лает даже, как порядочная собака, а визжит, словно поросенок.

Я нагнулся за камнем, чтобы поучить ее хорошим манерам. Но услышал голос:

— Так его, Бип! За штаны, за штаны хватай!

Я обернулся. Позади меня стоял голый человек. На нем были одни плавки и еще очки.

Ничтожная собачонка почувствовала поддержку и закружила вокруг меняя, отыскивая незащищенное место.

— Вы ее не науськивайте! — крикнул я, выставляя ей навстречу ботинок.

— А ты здесь не шляйся. Посторонним вход строго воспрещен. Особая, зона — знаешь, что такое?

— Я не посторонний… Но-но!

Собачонка все-таки попробовала прыгнуть и получила ботинком. Весь ее воинственный пыл мигом испарился. Не прекращая визга, она умчалась за палатки со скоростью звука.

— А кто ты? — Голый звонко шлепнул себя ладонью по лбу

— Приехал вот. — Я показал на чемодан.

— Турист-индивидуалист? — Он опять шлепнул себя, на этот раз по волосатой груди, и поморщился. — Разве это комары? Это же настоящие леопарды!

— У меня «Тайга» — хотите?

— Намажь ее на хлеб вместо масла. Вот если бы репудин.

— Репудин мама не достала. Его ни в одной аптеке города нет, — пояснил я.

— А-а, теперь я знаю, кто ты! — воскликнул голый. — Ты у нас сегодня весь план раскопок сорвал.

— Ничего вы не знаете! Я только что приехал.

— Ну, правильно. Владимир Антонович ездил за тобой на станцию, а ребята без него не решились вскрыть пятно.

— Какое пятно?

— Не знаешь? — он накачал головой. — А Владимир Антонович говорил: едет крупный специалист по пятнам.

— Где он сам? — спросил я.

— На почту вызвали, к телефону.

— А вы кто у него?

— Я? — голый снисходительно улыбнулся, и я понял, что дал маху. — Он у меня кто — вот правильная постановка вопроса.

— Ну, он у вас кто?

— Мой зам — и без всяких «ну». Просто зам. Понятно? Шутит или серьезно? Папа говорил — дядя Володя возглавляет археологическую экспедицию.

Неожиданно раздался веселый смех. Полог одной из палаток откинулся, и наружу вылезла девушка, вся в веснушках. Две смешные косички торчали по сторонам ее головы, как рожки.

— Слушай больше! — сказала она мне, все еще смеясь. — Он же самый известный трепач на всем четвертом курсе.

— Студент? — обрадовался я. — Простой студент?

Голый поморщился:

— Простых студентов не бывает. Студенты все люди сложные…

— Особенно троечники, — ехидно вставила девушка.

Голый человек поднял на лоб очки, посмотрел на меня прищурившись.

— А мы, кажется, коллеги. Он тоже знает, что такое тройки, — я вижу по его носу. Ведь знаешь, верно?

Девушка взяла меня за плечи.

— Ладно, хватит трепаться… Есть хочешь?

И только тут я почувствовал, как страшно проголодался. Ведь я сегодня даже не обедал.

Девушка повела меня в «Общественную столовую «Рот пошире!» — такая табличка висела на дереве, под которым стоял шаткий, сколоченный из ящиков, длинный стол.

Скамьями служили прибитые к кольям длинные жердины — на них было очень неудобно сидеть.

Зато гороховая каша, которой я получил целую миску, показалась мне необыкновенно вкусной. Она пахла дымом и почему-то хвоей.

Они оба сидели напротив и смотрели мне прямо в рот; девушка с явной радостью, голый — с удивлением.

— Ну, Козлик, — сказал он, — один — ноль в твою пользу. Но остальные все равно есть не будут — вот увидишь!

— Съедят, как миленькие… Тебе еще?

Я кивнул. Мне хотелось сделать ей приятное.

— Только немного.

Голый хлопнул себя по плечу. Нарочно. Никакого там комара не было — я видел.

Добавка, пошла куда труднее. Теперь мне казалось, что каша здорово пригорела. Но я все-таки справился с ней. Потом спросил:

— Откопали уже что-нибудь?

— Гробницу Гая Юлия Цезаря, — тотчас же ответил голый.

— Цезаря здесь никогда не хоронили! — Думают, я не заметил, как они переглянулись.

— А где? — голый сделал вид, что ужасно поразился.

— В древнем Риме — где еще? Он там был царем.

— Не царем, а императором, — поправила девушка.

— Какая разница? — я торжествовал. — Даже само слово «царь» сделалось из слова «Цезарь».

— О, да ты отрок образованный! Пойдем к хранилищу, покажу кое-что.