Даже Барбара не могла не признать, что девочка реагирует на услышанное слишком эмоционально, а Пол приписал ее поведение избалованности и упрямству, присовокупив к этим характеристикам новомодный психологический термин «истерический синдром». И сказал, что не намерен ставить свои решения в зависимость от детских капризов.

Разговор возобновился поздним февральским вечером, когда окно спальни облепило снегом.

— Помнишь Стива и Джона? — словно бы ни с того ни с сего промолвил Пол. — Наших сотрудников. Они устроились в фирму позже меня, а оба уже купили дома.

— Пол, но мне прекрасно пишется и здесь, да и Дженни не хочет никуда уезжать. Для нас такая покупка просто не имеет смысла. Дом нам не нужен.

— Для меня он не просто нужен, а очень важен, возразил Пол. — На работе меня то и дело спрашивают, почему мы еще не переехали. Мне становится неловко.

— Неловко? Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Коллинз давно намекает, что нам пора сменить место жительства. Даже мистер Джеймс, и тот… Они… как бы тебе сказать… ждут от меня такого шага. Разве что не настаивают. У них это называется поддержанием корпоративного имиджа, — он умолк, вперил в жену пристальный взгляд и добавил: — Это необходимо для моей карьеры, Барбара. Если я хочу рассчитывать на продвижение в фирме «Джеймс, Бентон и Коллинз», то без этого не обойтись.

— Пол, но на покупку такого дома, о каком ты говоришь, у нас попросту нет денег.

— Все покупают недвижимость, взяв ипотечный кредит. И, честно говоря… По-моему, партнерам нравится, когда на младших сотрудниках висят солидные обязательства по закладным. Это намертво привязывает персонал к компании. — Последние слова, видимо, следовало считать шуткой, однако такой, которая лишь подчеркивала серьезность всего высказывания. — Это чистая правда, Барбара, — пылко завершил Пол свою тираду. — Я должен купить дом, если хочу хоть когда-нибудь сделаться партнером.

Барбара не разбиралась в политике, проводимой руководством фирмы, где работал муж, настолько хорошо, чтобы с уверенностью судить, верно ли он оценивает ситуацию, однако слова его прозвучали убедительно. По всей видимости, компания, с ее старомодными правилами и устоями, требовала, чтобы внешние признаки успеха предшествовали самому успеху. Престижное жилье являлось одним из условий продвижения.

Пол пошел на уступки ради ее литературной карьеры, и теперь она чувствовала себя обязанной ответить ему тем же. Если нужно обзавестись собственным домом, чтобы стать партнером, значит, так тому и быть. Тогда Барбара еще не считала переезд жертвой и видела в нем лишь досадное неудобство.

Прошла добрая часть года, прежде чем им удалось подыскать место, отвечавшее всем их требованиям, — свободный дом на Уайт Плэйнз, расположенный в обжитом, элитном районе, представлявшем собой застроенный участок бывшего поместья и находившийся всего в сорока пяти минутах езды от офиса Пола. Барбаре приглянулись и расположение дома и его планировка. Окна трех спален, одну из которых сразу решили превратить в ее рабочий кабинет, смотрели в сад, на террасах которого красовались вековые дубы. Некоторые из этих деревьев раскидывали свои кроны прямо над задним двором дома, безусловно представлявшим собой превосходную игровую площадку для Дженни и ее новых друзей. Барбара отметила современный колониальный стиль соседних особняков и живописный характер окрестностей, но на этом, к ее сожалению, примечательные особенности нового места жительства исчерпывались.

Зато в первое время вся ее созидательная энергия была направлена на обустройство дома. Перед покупкой она никак не ожидала, что окажется полностью поглощенной превращением пустого каркаса в обжитое и уютное семейное гнездо. Юридическая практика фактически не оставляла Полу свободного времени, так что все хлопоты по приведению жилища в порядок легли на Барбару. Она нанимала электриков, штукатуров, маляров, плотников… — всех тех строительных рабочих, которые под ее присмотром должны были завершить отделку помещений и, как было обещано Дженни, реконструировать подвал, превратив его с помощью прессованных облицовочных панелей и люминесцентных ламп в комнату для игр. За всем требовался глаз, по ходу работ приходилось принимать множество мелких решений. Процесс казался бесконечным, и писать было попросту некогда. За целый год, пока она доводила дом до ума, Барбара ни на йоту не продвинулась с продолжением романа.

Но не меньше чем обустройство ее волновало то, как перенесет переезд Дженни. Они перебрались на Уайт Плэйнз в конце августа, полагая, что, если девочка приступит к занятиям с начала учебного года, ей будет легче обзавестись новыми друзьями. Но этот расчет не оправдался: почти все ученики нового класса Дженни были соседями, росли бок о бок и вовсе не рвались принимать новенькую в свой устоявшийся круг. Отношения в школе не заладились: Барбара чувствовала это хотя бы по тому, что дочка уходила на занятия с неохотой, а возвращалась и вовсе в подавленном настроении.

— А почему бы ей не начать брать уроки верховой езды? — предложил Ленни в конце октября, когда, встретившись с Барбарой за ланчем, отметил ее обеспокоенный вид и услышал рассказ об испытываемых Дженни трудностях с общением. — Ведь ваш дом совсем рядом с конноспортивным центром Коксуэлл. Я сам, пока не переехал на Манхэттен, занимался там каждую субботу. У них занимаются и дети, примерно того же возраста, что Дженни. В основном девочки. Может быть, твоей дочке тоже не помешало бы записаться в такую группу?

— А что, Ленни, это мысль. Спасибо. Надо же, оказывается, ты занимался верховой ездой. И ведь никогда не рассказывал.

— Так ведь ты же не спрашивала, — усмехнулся Ленни. — Должен сказать, мне всегда нравилось ездить верхом, а конюшня Коксуэлла — одна из лучших в Вестчестере. К тому же там чудесные тропки. Я и теперь стараюсь не упустить случая побывать там в хорошую погоду. Если уж переселяться, то как раз в такое славное местечко — с выбором ты не ошиблась.

После этого они заговорили о литературе.

Спустя некоторое время Барбара отвезла Дженни в конноспортивный центр. Там было два больших круглых манежа: один, поросший травой, с яркими цветными разметками предназначался для состязаний, а другой, утоптанный, — для упражнений. Сухая арена под навесом позволяла заниматься и в ненастную погоду. Позади открытых площадок тянулись занимавшие пространство в множество акров конюшни. Барбара приметила строившуюся группу всадников.

Одного взгляда на Коксуэлл Дженни хватило для того, чтобы загореться желанием брать уроки. Барбара объяснила ситуацию Тому Брайдену, менеджеру центра, и он организовал для девочки пять индивидуальных занятий, с тем чтобы, прежде чем присоединиться к сверстницам, она научилась более-менее сносно управляться с лошадью. Затем Дженни записали в дневную субботнюю группу, которую уже не первый год посещали три девочки из ее нового класса.

Скоро к субботним тренировкам добавились и воскресные верховые прогулки. Как и остальные, Дженни спозаранку заявлялась в конюшню, помогала конюху задать лошади корму и болтала с одноклассницами на темы, связанные с лошадьми и верховой ездой. Теперь, когда у них появились общие интересы, девочки стали относиться к Дженни терпимо, однако сближения между ними так и не произошло. Девочка огорчалась, а Барбара пришла к выводу, что идея Ленни, подходящая для более мобильного сообщества, имела мало шансов на успех в этой замкнутой, консервативной среде.

Но, несмотря на это, Дженни увлеклась верховой ездой, ставшей для нее, как подозревала Барбара, чем-то вроде прибежища. Если поначалу девочку усадили в седло, чтобы она обзавелась друзьями, то теперь занятия стали привлекать ее сами по себе. Даже зимой, когда приходилось надевать под бриджи длинные теплые панталоны, а под ездовой шлем вязаную шапочку, она не пропустила ни одной тренировки. Занятия проходили на крытой арене, и укрывавшиеся от непогоды на стропилах голуби нередко планировали прямо на всадниц, пугая лошадей. К тому времени Дженни научилась неплохо управляться со Снежинкой, кобылой, на которой она постоянно ездила и которая получила свое прозвание как за белую гриву, так и за способность уверенно ступать даже по глубокому снегу.