Он был авторитетом по широкому кругу вопросов — от европейского общего рынка до всеафриканских дел. Он курировал переход к десятичным денежным единицам, был главным консультантом по вопросу об иммиграции, и именно поэтому его кабинет сейчас располагался в Министерстве внутренних дел. Доулишу давал задания он, а не министр внутренних дел.

Марлин сумрачно усмехнулся. Каждое движение, каждый жест этого человека были продуманы, рассчитаны на определенный эффект.

— Доброе утро, Доулиш.

— Доброе утро, — ответил Доулиш.

— Я так понял, что у вас события развиваются, — сказал Марлин.

— Очень печально развиваются, — подтвердил Доулиш.

— Но, я надеюсь, без утечки информации?..

— Насколько знаю, утечки нет.

— Означает ли это, что вы не все контролируете? — требовательно спросил Марлин.

— Да, означает, — ответил Доулиш.

После длинной паузы Марлин произнес:

— Доулиш, вам хорошо известно, что расследованием этого дела поручено заниматься мне. Именно это расследование необычайно серьезно по своей ответственности. Я не могу быть удовлетворен, когда высшее официальное лицо прямо докладывает мне, что потеряло контроль хоть над частью этого дела.

— Я не потерял контроля, сэр, — сказал Доулиш.

— Это какая-то игра словами.

— Я никогда этого контроля не имел, — продолжал Доулиш. — Вы меня никогда не вводили полностью в курс дела, полного доверия ко мне не было.

— Вам было дано по возможности ясное объяснение необходимой секретности и четко разъяснена вся серьезность этого расследования. И вам поручено найти человека по имени Коллис, известного полиции многих стран как чрезвычайно опасный преступник. Вы также знаете, что в этом вопросе я действую от имени министра внутренних дел…

— Да, да, — прервал его Доулиш. — Я хотел бы повидать министра внутренних дел.

— Могу ли я поинтересоваться зачем?

— Я хочу подать заявление об отставке, — просто сказал Доулиш. Он стоял, массивный, неподвижный, свет из окна падал на его светлые волосы и мужественное лицо. — Я больше не веду это расследование, сэр. Если вы хотите, чтобы я рекомендовал кого-то…

— Я хочу, чтобы вы прекратили эту чушь!

Доулиш холодно проговорил:

— Я не привык, чтобы со мной обращались как со школьником.

— Тогда не ведите себя как школьник!

Тень улыбки мелькнула в глазах Доулиша и тут же исчезла. Он не сдвинулся с места, и прошло некоторое время, прежде чем он со спокойной решимостью произнес:

— Вы действительно не умеете обращаться с людьми, правда?

— Доулиш… — Марлин задохнулся от возмущения.

— Вы действительно не понимаете, что для того, чтобы человек мог сделать свою работу как следует, вы должны ему доверять… и он должен доверять своим начальникам. Я не доверяю вам, сэр.

Марлин оперся обеими руками о стол, яростно посмотрел на Доулиша и прорычал:

— Что, черт возьми, вы хотите сказать? Вы не доверяете мне?

— То, что сказал, сэр.

Марлин открыл рот, но ничего не мог произнести. Доулиш смотрел на него сверху вниз, слушал его хриплое дыхание и думал, как далеко он может зайти и как далеко стоит заходить. Он знал, что пытается взломать скорлупу, которую до него никто не пробивал, и еще он сознавал, что рискует не только вызвать недовольство этого человека, но и потерять работу, которая значила для него больше, чем что-либо еще в жизни. Он не вполне понимал, что именно заставило его взбунтоваться, он этого не планировал. Какое-то горькое возмущение пробудилось в нем, когда он вошел в эту комнату, что-то в манере держаться, надменная грубость Марлина вызвали этот кризис, как мчащуюся вниз лавину. И еще, пожалуй, страх слепо пойти навстречу опасности, зная меньше, чем нужно, гораздо меньше, чем стоявший перед ним человек.

Марлин сильно надавил руками на стол и встал. Он подошел к окну, где становилось темнее от надвигавшихся туч, посмотрел на Биг Бен, который был прямо против окна. Прошло довольно много времени, прежде чем он спросил:

— Почему вы мне не доверяете, Доулиш?

— Потому, что вы слишком многое держите при себе, — ответил Доулиш.

— Вам не приходит в голову, что это может оказаться слишком тяжким грузом?

— Либо вы держите все при себе, потому что не доверяете мне или тем людям, которые со мной работают, либо вы не хотите, чтобы мы знали правду. — Доулиш дал время Марлину проникнуться этой мыслью и продолжал быстрее: — Не кажется ли вам, что мы достаточно поговорили на эту тему?..

— Доулиш, — Марлин медленно повернулся от окна, — я рассказал вам столько, сколько считал разумным для вас. Я не считал, что стоило объяснять больше. Этот человек, Элберт Халл, был очень важной фигурой в секретном исследовании. Я просил вас найти его. Вы установили факт или представили как установленный факт, что его похитил человек по имени Коллис. При этом вы говорите о характерном звуке, который слышали люди, проезжавшие мимо автомобиля Халла незадолго до его похищения. Вы и ваши международные друзья говорите, что этот Коллис известен тем, что похищал и других людей, шантажом или другими средствами добывал от них нужные сведения, которые приносили большой урон многим странам, а потом убивал их. И мы глубоко обеспокоены судьбой Халла. Это все, что вам требуется знать. Вы не очень хорошо выполнили ваши обязанности. Вы нашли Халла случайно. Не так ли обстоит дело?

— Нет, — произнес Доулиш.

— Вы проследили его? Не лгите мне, Доулиш, пожалуйста.

— Он был найден благодаря рутинной полицейской работе, которая в нашей стране очень хорошо поставлена. Это не случайно. До моей отставки я был помощником комиссара полиции по расследованию преступлений, имеющих международный характер. В данном случае я не могу выполнять свои обязанности, так как от меня скрыта существенная информация. Если меня будет спрашивать пресса, я отвечу только это, и ничего больше. — Он помолчал немного. — Всего доброго, сэр.

И он ловко повернулся на каблуках.

Доулиш не знал, позволит ли ему Марлин уйти. Если позволит, то игра, не только с этим расследованием, но и с делом его жизни, проиграна. И когда он твердо шагнул к двери, она, казалось, сама двинулась к нему навстречу. Он дошел до двери и протянул руку, чтобы открыть ее. Это было очень трудно сделать. Просто невероятно, сколько он помнил о работе с «Врагами преступности», о знакомствах и дружбе с руководителями полиций всех стран мира, сколько это для него значило. Но теперь он сделал все, что мог. Ему оставалось лишь уповать на то, что он правильно оценил Марлина.

После мучительного молчания Марлин сказал:

— Хорошо, Доулиш. Вернитесь, я расскажу вам все, что вы хотите знать. — С бьющимся сердцем, но невозмутимым лицом Доулиш повернулся и увидел неожиданно человечную улыбку на лице другого человека, от которой потеплели его глаза и лицо. — Полагаю, что вы блефовали и, как всегда, выиграли! — Марлин продолжил: — Садитесь.

Доулиш сел.

— Хотите выпить?

— Если можно, позднее, — попросил Доулиш.

— Может быть, так будет лучше. Доулиш, чрезвычайно важно, чтобы ни единого слова из того, о чем я собираюсь вам рассказать, не дошло ни до чьих ушей. Надеюсь, это понятно. Я готов рассказать вам, но это не означает, что у вас появятся полномочия довепятъ г, i сведения кому-нибудь еще, независимо от того, насколько они, по-вашему, заслуживают доверия. Это абсолютно ясно?

— Ясно, и я полностью согласен, — ответил Доулиш.

— Хорошо. — Марлин с намеренной ленцой отошел от окна к столу. Сев за стол, он уперся в него ладонями, внимательно посмотрел на Доулиша и начал говорить очень четко и официально: — Вы проинформированы о том, что мы собираемся перейти от существующей у нас монетной системы к десятичной. Вы понимаете острую необходимость держать в тайне, какие исходные материалы используются для наших новых банкнотов. И это не все. В течение очень долгого времени, фактически более сотни лет, денежные знаки британского казначейства в составе своей бумаги имеют некую нить, которая и обеспечивает то, что эти банкноты очень трудно успешно подделать. Однако известно, что некоторые фальшивомонетчики и некоторые банки ряда маленьких беспринципных стран владеют секретом этой нити, знают ее природу и способы ввести ее в бумагу для денежных знаков. Поэтому у нас стали работать над созданием новой системы, новой формы защиты. Я, наверное, могу сказать, работать над «изобретением», это будет ближе к истине. Сама бумага будет сделана по специальной технологии из смеси материалов, включающих полимер. Это, во-первых, сделает денежные знаки практически вечными, и их можно будет даже мыть. А во-вторых, на необозримый период времени их подделка станет невозможна. Такие денежные знаки можно будет легко проверять на подлинность, просматривая их в маленьком и очень недорогом устройстве. Мы были уверены, что эти денежные знаки будет абсолютно невозможно никаким образом подделать.